Артур Гафуров - Глубинка
Не одну ночь провели мы на кухне, обсуждая сложившуюся ситуацию, настолько нелепую, насколько и чудовищную. Не один час потратили мы, уговаривая упрямцев, взывая к разуму, к морали. Все было тщетно. Наконец, затягивать дальше стало просто опасным, и мы нашли выход, устраивавший, если не всех, то многих. Гена сменил фамилию на материнскую: Добренко, после чего их с Лидой быстро расписали и переселили в Москву, в квартиру, которая досталась мне в наследство от умершей бабушки. Скоро родилась Эльвира.
Все произошедшее не могло не отразиться на обеих моих женах: и бывшей, и нынешней. Не прошло и года, как я потерял Таню: у нее за рулем прихватило сердце, машина вылетела с трассы… Едва я как-то пришел в себя после похорон, из Питера прилетела новость: Ира слегла с инсультом. В 44 года инсульт, понимаете? Нет, она оправилась и прожила еще десять лет… Но что это была за жизнь…
А Гене и Лиде, казалось, все было нипочем. Это было время девяностых, сами знаете, что тогда творилось. А тут столица, плюс я неплохо их обеспечивал. Началась веселая жизнь. Клубы, тусовки, друзья. Гена забросил учебу, Лида начала выпивать. Но, несмотря ни на что, они никогда не разлучались: всегда вместе, всегда с горящими глазами. Они любили друг друга, и это было единственным, что их оправдывало. Через два года после Эли Лида родила тройню — один ребенок, правда, скоро умер, — затем Тимофея. В двухкомнатной квартире стало тесно, да и Москва как место их проживания мне нравилась все меньше и меньше. Дело в том, что в то время меня как раз перевели в столицу, младшим заместителем мэра по внутренним делам. Я не хотел, чтобы у моих недоброжелателей — а их, уверяю, и в тот момент было немало — возник соблазн раздобыть такой шикарный компромат. Я поговорил с сыном и поставил ему ультиматум: либо они уезжают в глубинку, либо за рубеж. Конечно, он склонялся ко второму варианту, но Лида запротестовала: чужой климат мог навредить детям. Бред, конечно, но она так уперлась… К тому же, еще была жива ее мама…
В итоге мы решили, что они поселятся на Псковщине, в Себежском районе. Да, именно здесь. У нас тут в Непадовичах была летняя дача, где они с мамой отдыхали летом. Иногда сюда наведывался и я. Вы, Филипп, тогда еще не родились, а вот вашего старшего брата Илью я помню: шустрый был мальчуган, они с Генкой вечно что-то делили. И старшая сестренка Андрея Владимировича, и ваша, стало быть, тоже, здесь по окрестностям рассекала, совсем маленькая была. Хорошие, светлые дни… В Непадовичи мы возвращаться не стали, отстроились подальше от чужих глаз. С землей помог мой старый знакомый и хороший Генкин друг Веня Копытов — он потом сменил фамилию на Володина — в тот момент не последний предприниматель в регионе. Он же придумал схему, при которой к усадьбе еще долго не возникнет стороннего внимания: выкупить несколько домов в каждой из окрестных деревень и прописывать там фиктивных жильцов. Получалось, что деревни якобы живые, хотя многие из них уже опустели. Мы знали, что когда-нибудь старики совсем вымрут, и были спокойны: детей и внуков никто не побеспокоит. Я обеспечил их всем необходимым: начиная от продуктов и заканчивая образованием.
Но шли годы, у Гены с Лидой появлялись новые дети, и становилось все более очевидным, что это не божий дар, а проклятие. Разве могло у них появиться здоровое потомство? Конечно, нет. Я беседовал с ними, просил не брать греха на душу. Но они не слушали. Особенно много проблем было с близнецами: эти двое росли маленькими уголовниками, остальные дети откровенно боялись их, да и многие взрослые тоже. Скоро до меня дошли слухи, что Андрей и Петр стали сбегать из усадьбы и поджигать дома в деревнях. Сначала я надеялся, что обойдутся без моего вмешательства, но потом появились первые жертвы. Я приехал разбираться и пришел в ужас, когда добился от них признания. Не каждый криминальный авторитет может похвастаться таким списком, какой имелся у двух четырнадцатилетних мальчиков. Кроме того, их злодеяния покрывал собственный отец! Я вспылил и заявил Гене, что больше не желаю знать его, и отныне прекращаю их содержать.
К несчастью, про проделки близнецов стало известно Лиде. А затем умер младший сын… Все это подкосило ее: она слегла и больше не поднималась. Через месяц Лиды не стало. С ее смертью в усадьбе наступил полный разлад. Мой сын пошел по наклонной. Я продолжал потихоньку перечислять средства на его счет — не мог же я бросить внуков! — но теперь требовал подробного отчета о расходах. Таким образом, ему стало катастрофически не хватать денег, которые раньше он тратил не считая. Началась экономия на всем подряд, вплоть до охраны и ремонта. А затем Гена использовал свои старые связи, в том числе уже знакомого тебе Лопарева, чтобы превратить усадьбу в перевалочную базу контрабандистов, используя ее выгодное положение рядом с Белоруссией. Эдакий маленький криминальный оазис: лесная местность, людей практически нет, под боком другая страна с открытой границей. Сначала переправляли всякий китайский ширпотреб, технику. Но вскоре этого оказалось мало, тогда был налажен канал посерьезней — наркотики. Такого поворота я стерпеть уже не мог и потребовал свернуть бизнес. Черт с тобой, сказал я тогда, хочешь денег — будут тебе деньги. Но знаете, что ответил мне сын? Он послал меня к черту и заявил, что если я влезу в их дело, он расскажет про меня и про всю нашу семью средствам массовой информации. Это был самый примитивный шантаж, но я был обезоружен и прижат к стенке.
Конечно, в усадьбе у меня был верный человек, который сообщал обо всем происходящем там. И вот примерно месяц назад мне доложили, что в деревеньке Зуево поселился подозрительный субъект, который, кажется, что-то вынюхивает. Одновременно до меня дошла информация, что в соседней Белоруссии также заинтересовались моим сыном. Вот Гена и доигрался, решил было я. Однако в дальнейшем выяснилось, что это не официальное следствие, а всего лишь двое энтузиастов, проводящих частное расследование. Наведя справки, я без особого труда вычислил, кто эти двое, и удивился — оказалось, это младшие братья Генкиных друзей детства!
По всему выходило, что Гена знает про ваши поиски, но, почему-то, не препятствует и не трогает вас. Раз так, решил я, то и мне не следует вмешиваться. Лишь позже я понял, как сильно он вас недооценил: когда мне сообщили, что вопрос решается на уровне министров внутренних дел двух государств, причем, втайне от меня, — было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Используя полученные сведения, ваш брат смог достучаться до высоких чинов в Минске и предоставить им неопровержимые доказательства существования базы контрабандистов и наркокурьеров. Все, что я успел — это примчаться сюда, чтобы узнать: мой сын застрелился, а в усадьбе уже хозяйничают силовики.
Вот так, Филипп Анатольевич, и закончилась эта долгая история, которая едва ли сделала хоть кого-нибудь счастливым. И, в некоторой степени, я даже благодарен вам. Вы положили конец безумию, которое уже двадцать лет гложет мою душу.
Глава XXXI: Прощание
— Зачем вы рассказали мне все это? — спросил я. Мы уже подходили к Зуево, когда генерал закончил говорить.
— Чтобы вы знали, и чтобы у вас не осталось вопросов, — ответил Роман Германович. — Теперь, как вы можете догадаться, все кончено и для меня: моя роль в произошедшем непременно станет достоянием общественности. В тюрьму я, конечно же, не отправлюсь — возраст и заслуги выручат — но своего поста, безусловно, лишусь. Ну и бог с ним: уже послужил свое.
— А что будет с вашими внуками: с Элей и прочими?
— Я позабочусь о них, не переживайте. Они уже в безопасности. Конечно, близнецов придется отправить на лечение…
— Лечение? — удивился я. — Они же…
— Вы не понимаете, — резко перебил меня Балагутин. — Вы думаете, они убийцы. Ведь думаете? Да, согласен, они творили ужасные вещи и виновны в смертях людей. Но они не преступники. Они больны, и их нужно лечить. Я уверен, им еще можно помочь.
— А как помочь тем, кого они зарыли в лесу? — не сдержался я. — Тем, кого потом сбросили в воронку без дна, чтобы замести следы?
— В воронку? Похоже, вы заблуждаетесь, молодой человек. В воронку в Непадовичах действительно сбрасывались улики: нереализованный товар, который опасно было хранить, отработанные остатки прекурсоров. Но не людей. А обнаруженные вами ямы в лесу — это не могилы. Это лишь вскрытые тайники, в которых отпала необходимость, едва мой сын вспомнил про заброшенный карстовый колодец и нашел ему применение.
— То есть… вы знали все?
— Да, Филипп Анатольевич, — генерал остановился и заглянул мне в лицо. — Я знал, но не препятствовал, ибо у меня не было выбора. Но вы должны понимать: мой сын — не убийца. И мои внуки тоже не убийцы.
Я счел за благо промолчать. Да и какой резон спорить с человеком на тему, которая для него принципиальна, а для тебя — нет?
