Джозеф Хеллер - Поправка-22
— Он хочет со мной поговорить? — спросил капеллан.
— Нет, — сказал капрал Уиткум и ушел.
В палатке сгущалась душная жара, и капеллан почувствовал, что покрывается испариной. Он обессиленно сидел за шатким складным столиком, который служил ему письменным столом, и, не желая подслушивать, все же слышал конспиративно приглушенные голоса. Губы у него были плотно сжаты, взгляд ничего не выражал, а желтовато-коричневое, с неглубокими крапинками давних прыщей лицо напоминало по фактуре и цвету скорлупу недозревшего миндаля. Он мучительно пытался отыскать глубинные корни того угрюмого ожесточения, с которым относился к нему капрал Уиткум, но, так и не отыскав, снова решил, что когда-то непростительно его уязвил. Нельзя же было поверить, что тот навеки ожесточился из-за отвергнутых капелланом писем, которые он предлагал посылать родственникам убитых, или отказа капеллана развлекать по воскресеньям молящихся игрой в лото. Капеллан горько проклинал свое неумение ладить с людьми. Он давно уже собирался по-дружески расспросить капрала Уиткума, чем не угодил ему, но заранее стыдился того, что мог узнать.
Между тем разговор на поляне оборвался, и капрал Уиткум хихикнул. Пришелец прыснул приглушенным смешком. Несколько тревожных секунд капеллан с дрожью ощущал необъяснимую, ничем не обоснованную уверенность, что однажды он уже это пережил — в нынешней или прошлой жизни. Он попытался удержать, не упустить мимолетное ощущение, чтобы предугадать или даже предопределить дальнейшие события, но оно, как он и предчувствовал, бесследно истаяло. Déjà vu.[23] Почти неуловимое, чреватое повторами смешение иллюзорного с реальным издавна преследовало капеллана, и он уже кое-что об этом знал. Знал, к примеру, что так проявляется парамнезия, и его очень занимали оптические следствия этого явления: jamais vu — никогда не виденное, и presque vu — почти увиденное. Иногда он вдруг пугливо замечал, что усвоенные им с детства представления, окружающие предметы или даже люди, которых он прекрасно знал, неузнаваемо изменяются, приобретая на мгновение чуждый, совершенно незнакомый для него облик — jamais vu. А порой ему почти открывалась в мгновенных прозрениях почти абсолютная истина, которую он почти видел — presque vu. Однако эпизод при захоронении Снегги, когда капеллан увидел на дереве голого человека, полностью сбивал его с толку. Déjà vu тут не подходило, поскольку у капеллана не было ощущения, что он уже видел голого человека на дереве при захоронении Снегги. Не подходило и jamais vu, поскольку нельзя было сказать, что капеллану привиделось нечто знакомое в незнакомом обличье. А поскольку он явственно видел голого человека, то presque vu не подходило тоже.
Где-то поблизости заурчал и с рокотом укатил джип. Так что же — галлюцинацией был голый человек на похоронах Снегги? Или он сподобился истинного откровения? От такой мысли его бросило в дрожь. Ему отчаянно хотелось открыться Йоссариану, но, начиная думать об этом происшествии, он всякий раз решал больше никогда о нем не думать, хотя сейчас, когда он все же подумал о нем, он не мог с уверенностью сказать, что когда-нибудь действительно о нем думал.
В палатку, как-то по-новому мстительно сияя, вошел капрал Уиткум и картинно оперся локтем на центральный столб.
— Знаете, кто этот парень в красном халате и с перебитым носом? — самодовольно спросил он. — Агент ОБП, вот он кто. Его прислали сюда с официальным заданием. Он приехал из госпиталя, чтобы провести расследование.
— Надеюсь, вам ничто не угрожает? — услужливо забеспокоился капеллан. — Или, может, нужна моя помощь?
— Мне-то не угрожает, — с ухмылкой сказал капрал Уиткум. — А вот вам угрожает. Они собираются взгреть вас за подпись «Вашингтон Ирвинг» на всех тех письмах, где вы подписывались как Вашингтон Ирвинг. Что вы на это скажете?
— Я никогда не подписывался как Вашингтон Ирвинг, — сказал капеллан.
— Со мной вы можете не темнить, — разрешил ему капрал Уиткум. — Вам не меня надо убеждать.
— Мне незачем темнить.
— Мое-то дело сторона. А они собираются уконтрапупить вас еще и за перехват корреспонденции майора Майора. Она же почти вся секретная.
— Да я-то тут при чем? — с горестным озлоблением удивился капеллан. — Ну как, скажите на милость, попадет ко мне его корреспонденция?
— Со мной вы можете не темнить, — повторил капрал Уиткум. — Вам не меня надо убеждать.
— Мне незачем темнить! — запротестовал капеллан.
— Ну а кричать-то на меня зачем? — оскорбленно окрысился капрал Уиткум. Он подошел к капеллану и с укоризной погрозил ему пальцем. — Я вас, можно сказать, спас, никто за всю вашу жизнь не оказал вам такой великой услуги, а вы не желаете это понять. Каждый раз, когда он пытался письменно доложить о вас своему начальству, какой-то цензор в госпитале вымарывал из его доклада все подробности. Он чуть не свихнулся, строча свои доклады. А я даже читать его письмо не стал — просто поставил на нем подпись цензора, и дело с концом. Вы только выиграете от этого во мнении его начальства из ОБП. Они сразу поймут, что нам незачем скрывать про вас правду.
— Но вы же вроде не имеете права досматривать письма, — в замешательстве пробормотал капеллан.
— Правильно, — подтвердил капрал Уиткум. — Досматривать письма имеют право только офицеры. Поэтому я расписался от вашего лица.
— Да ведь и у меня, по-моему, нет такого права.
— Все предусмотрено, — успокоил капеллана капрал Уиткум. — Я расписался от вашего лица, но не вашей фамилией.
— А разве это не подлог?
— И тут все предусмотрено, не волнуйтесь. Единственный, кто может обжаловать подделку подписи, — это тот, чью подпись подделали, так что я ради вашей безопасности выбрал имя умершего — подписался как Вашингтон Ирвинг. — Капрал Уиткум внимательно посмотрел на капеллана, будто в ожидании буйного протеста, а потом доверительно, со скрытой насмешкой сказал: — Мне пришлось быстро соображать, вы согласны?
— Ох, не знаю, — дрожащим полушепотом жалобно отозвался капеллан, искоса глядя в мучительном недоумении на своего ординарца. — Мне что-то непонятен ход ваших мыслей. Ну как я могу выиграть в чьем-нибудь мнении, если вы подписались за меня именем Вашингтона Ирвинга?
— Так они же уверены, что вы и есть Вашингтон Ирвинг. Неужели вам не ясно? А теперь они окончательно убедятся, что это вы.
— Да ведь именно в этом их и надо вроде бы разубедить, — неуверенно пролепетал капеллан. — А вы дали им в руки доказательство моей мнимой вины. Разве нет?
— Если б я знал, что вы такой злостный формалист, то даже не подумал бы вам помогать, — с негодованием заявил капрал Уиткум и вышел из палатки. Через несколько секунд он вошел снова. — Я вас, можно сказать, спас, никто за всю вашу жизнь не оказал вам такой великой услуги, а вы не желаете это усвоить. Вы не желаете усвоить, как надо выражать признательность. Вот в чем ваша беда.
— Простите, капрал, — сокрушенно извинился капеллан. — Простите, ради Христа. Мне, признаться, и самому непонятно, что я плету, — так меня ошеломил ваш рассказ. Я вам очень благодарен.
— А как насчет писем родственникам убитых? — немедленно осведомился капрал Уиткум. — Я бы прямо сразу сделал первые наброски.
У капеллана отвисла челюсть.
— Ох, нет, — простонал он. — Только не сейчас.
Капрал Уиткум рассвирепел.
— Я ваш лучший друг, а вы не желаете это осознать, — возмущенно прорычал он и вышел из палатки. — Я хочу вам помочь, — входя в палатку, объявил он, — а вы не желаете это замечать. Вам же угрожает страшная опасность. Агент ОБП помчался в госпиталь, чтоб написать про вас новый доклад в связи с помидором.
— О чем вы говорите? — испуганно сморгнув, спросил капеллан.
— О том помидоре, который вы прятали в кулаке, когда появились на поляне. Да вот же он! Вы и сейчас его прячете.
Капеллан разжал пальцы и удивленно воззрился на обретенный в кабинете полковника Кошкарта помидор. Он торопливо положил его на стол.
— Мне дал этот помидор полковник Кошкарт, — объяснил он, с ужасом понимая, как смехотворно звучит его объяснение. — Он долго настаивал, чтоб я его взял.
— Со мной вы можете не темнить, — сказал капрал Уиткум. — Мне-то безразлично, украли вы его или нет.
— Украл? — изумленно воскликнул капеллан. — Да зачем стал бы я красть помидор?
— Вот и нас это сначала поставило в тупик, — признался капрал Уиткум. — А потом агент ОБП решил, что вы, возможно, спрятали в помидоре какие-то важные секретные документы.
Капеллан так и осел под тяжестью этого невыносимого обвинения.
— Не прятал я в помидор секретных документов! — с простотой отчаяния выкликнул он. — Да если уж на то пошло, я и брать-то его не хотел. Вот он, перед вами, возьмите его, если хотите. Возьмите и проверьте.
