Владимир Бабенко - Записки орангутолога
— Тише ты, — послышался низкий грудной голос, и жуткий крик смолк.
Славик приподнялся и взглянул в окно. Рядом с крыльцом, в полной темноте, при свете нарождающегося месяца он увидел гигантскую белую фигуру!
Потом в сенях послышались тяжелые шаги, а затем другие звуки. Сперва из поленницы упало полено, а потом со стены сорвалось, что то металлическое — сначала, наверное, ведро, потом вилы или коса.
Славик впервые в своей жизни перекрестился, встал и пошел встречать пришельца.
В щелях дверей на мгновение вспыхнул тусклый малиново-красный свет, а затем дверь открылась, и в проёме показалась высоченная, необъятной ширины женщина в белых одеждах. И хотя это оказалась (как и предвкушал аспирант) молодая особа, ее размеры были пугающими.
Женщина (габариты которой никак не позволяли назвать ее девушкой) величественно, по-хозяйски вплыла в комнату, и так же по-хозяйски принялась рассматривать Славика. Аспирант невольно вспомнил русскую народную сказку про Верлиоку.
Верлиока была в явно самодельных, свободного кроя необъятных голубовато-белых байковых штанах и такой же гигантской куртке-штормовке с огромным капюшоном и накладным карманом на груди.
Хорошо заметным, даже сквозь ниспадающие белые складки, женским атрибутом этого существа был обширнейший бюст. Казалось, что он был живой. Было заметно, как под одеждой так и ходят ее огромные груди — только почему-то то левая, то правая.
— Новенький? — необычайно густым контральто удовлетворенно спросила Верлиока.
И Славик с грустью догадался, что это и есть долгожданная аспирантка.
— Давай знакомиться, — продолжила дама и, прижав левой рукой левую же трепещущую грудь, протянула правую руку Славе.
— Оля.
— А я, вот, Славик.
— Вот и хорошо, Славик. Тоже в аспирантуре? Чем занимаешься?
— Почвенной фауной.
— А у меня другие объекты, — и Оля высыпала из полотняного мешка на стол, прямо между чашками и остатками аэрофлотовской кормежки пяток гадюк и щитомордников, а также десяток лягушек и жаб. — Правда, сегодня улов небольшой, — добавила она с горечью.
Славик, увидев змей, инстинктивно отпрянул от стола. Но на столе никто не шевелился.
— Все обездвижены, — объявила Оля, ладонью успокаивая на этот раз свою правую грудь. — Посредством разрушения спинного мозга. Сейчас всех промерю. А вскрывать и фиксировать буду завтра. До утра пусть в погребе полежат. Но сначала — чаю, — по-ленински добавила она, наконец-то заметив накрытый стол и убирая с него свой улов.
Они сели пить чай.
— А кто это кричал? — не выдержав гнетущей тишины спросил Славик.
— Да так, знакомый один, — нехотя ответила аспирантка. — А лучше сказать конкурент. Ползал тут вокруг дома. Мешал мне работать. Даже не мешал, а вредил.
— Понятно, — протянул ничего не понявший Славик. — Ты его прогнала что ли? — так и не уразумев, о ком идет речь, спросил Славик (а сам решил — «или убила»).
— Да нет, он просто меня увидел и испугался.
— Не мудрено, — подумал Славик, но ничего не сказал.
Оля молча допила чай и поднялась. — Пойду я, — сказала она. — Мне еще животных промерить надо, — и медленно побрела в свою комнату.
Перед тем как устроиться на ночлег Славик на этот раз тщательно перетряхнул свой спальный мешок, крыс в нем больше не обнаружил, и, решив, что ему повезло хотя бы на этот раз, заснул.
Он просыпался несколько раз. Сначала как сумасшедшая закудахтала в сарае курица, потом под окно снова пришел вурдалак и стал грызть кость. Мосол, вероятно, был настолько большой, а клыки у вурдалака, очевидно, такими огромными, что его зубовный скрежет не прекращался всю ночь. Славик даже мирно задремал под него.
В следующий раз Славик проснулся когда за окном уже серело. С рассветом насытившийся упырь куда-то исчез. По крайней мере, он зубами больше не гремел.
Зато весь дом прямо сотрясался от других звуков.
Низким утробным голосом, с придыханием стонала женщина.
— А аспирантка-то не одна живет, — догадался умный Славик, вспоминая ее необычный волнующийся бюст, вслушиваясь в стоны и подсознательно ожидая услышать такое же ритмичное поскрипывание. Но его так и не услышал.
А бухающие стоны, не ослабевая, но и не усиливаясь, все продолжались в неспешном ритме.
Славик, как настоящий научный работник, посмотрел на часы и засек время. Через пятнадцать минут у него начался развиваться комплекс неполноценности. Через полчаса этот комплекс уже полностью сформировался. Еще через полчаса Славик начал жалеть аспирантку. А еще через полчаса — ее друга.
Потом Славик прекратил хронометраж и попытался заснуть, накрыв голову свитером, но низкочастотные стоны легко преодолевали это препятствие.
Славик вынырнул из-под свитера, и понял, что придется вставать.
Но аспирант задержался, так как увидел, что в комнате он тоже не один. Под самым потолком на полке сидела крыса, вероятно, та самая, которая пыталась скоротать ночь со Славиком в одном спальнике. Крыса сидела на самом краю полки вытянув морду вперед, покачиваясь и часто переступая лапками.
Наконец Славик понял, что она собирается прыгать на другую полку, которая как раз находилась над головой аспиранта.
Славик посмотрел на крысу, прикинул расстояние между полками и решил, что она не допрыгнет. Крыса, вероятно думала по-другому. Зверек продолжал переставлять ступни, как прыгун в воду, подыскивая наилучшую опору для толчка, очевидно, не сомневаясь, что прыжок удастся.
Лежащий Славик, уверенный в обратном, лениво прикинул, куда же приземлится животное, если не долетит до желанной полки. И в тот миг, когда аспирант понял, что это будет его физиономия, крыса оттолкнулась.
Славик резко поднялся, и в тот же миг крыса тяжело плюхнулась на его подушку, то есть сложенный в несколько раз свитер.
Спать Славе уже совсем не хотелось. Он проводил взглядом крысу, неторопливо бредущую в свою нору, и начал одеваться. Потом аспирант вспомнил про ночной хронометраж и прислушался. Стоны прекратились. Очевидно, и у Оли также начинался трудовой день.
Славик встал и выглянул в коридор — ему очень хотелось увидеть, с кем же это мучилась аспирантка. Но он так ничего и не увидел. Таинственный любовник так же неслышно исчез, как и появился вечером. Может быть, он в носках тихонько прокрался к выходу. А может быть, банально воспользовался окном.
Славик оделся, попил чаю, доел то, что осталось от трапезы с аспиранткой и отправился на разведку — подыскивать места, где можно будет взять почвенные пробы.
На дворе было также безлюдно, как и накануне вечером.
Рядом с огромной многоквартирной избой стояла круглая синяя палатка — жилище лаборанток, метрах в двадцати — залатанный сарай с железной трубой (судя по всему, это и был флигель, в котором обитали орнитологи), а дальше, у реки, виднелась небольшая изба сторожа. Вся земля вокруг строений кордона густо заросла высоченными лопухами и крапивой, лишь за забором охранника ранней плешью обозначился лишенный сорняков огород.
От покосившегося курятника, стоящего у дома сторожей, в лес, не торопясь шел огромный еж, а из леса в курятник, наоборот — курица. Увидев ежа, курица громко закудахтала и по большой дуге обежала его стороной.
Через полчаса Славик дошел до перекрестка лесных дорог. Там вместо известного камня с надписями стояло, ничего не указывающее, не новое, но в хорошем состоянии кресло из медицинского кабинета, в который мужчинам (кроме врачей-специалистов) вход заказан.
— Еще одно необъяснимое явление этого места. И кто его сюда привез, в вековой заповедный ельник, на перекресток глухих лесных дорог. И зачем? — подумал Славик.
Знаток почвенной фауны еще не знал, что это будет единственная загадка, которая так и останется неразгаданной.
Аспирант побродил по ельнику. Лес ему понравился и Славик начал делать почвенный разрез, а попросту — рыть канаву.
Ему хорошо был видно лесную дорогу — единственную транспортную артерию, которая отходила от кордона.
Славик подумал, что оставаясь в своей канаве незаметным, он увидит всех, кто уходит из кордона или приходит туда.
Вскоре на дороге показался первый человек. По описанию Степана, Славик узнал юнната. Это был щуплый, очень коротко стриженый нескладный молодой человек, одетый по тинэйджеровской лесной моде — в кирзовых сапогах с отвернутыми голенищами, немыслимых штанах и телогрейке на голое тело.
Поведение юнната (как впрочем и всех остальных жителей, которые имели отношению к этому дому с привидениями) было странным.
Юннат быстро шагал по дороге, поминутно оглядываясь.
В руке он нес зайца, держа зверька за уши. Заяц, по-видимому, был дохлый, так как не шевелился. У юнната был такой вид, как будто он этого зайца украл. За юннатом вдоль дороги с хриплым клекотом летела большая серая птица. Именно на нее юннат и оглядывался. Птица передохнула на спинке металлического кресла, а затем вновь с криком полетела за похитителем.
