Роберт Ладлэм - Дорога в Омаху
— Вы изложили суть дела куда лучше, чем этот мальчуган.
— Я просто повторила ваши слова и воспользовалась вашей же мудростью, мистер Лафферти.
— Дешевый приемчик! — проворчал Дивероу.
— Ну что же, раз так, я их отзову, — согласился Пэдди, снова набирая номер нажатием на кнопки радиотелефона. — Думаю, я так был взволнован, что на минуту потерял голову... Алло! Пост О'Брайена?. Кто там?.. Рафферти?.. А с тобой говорит Лафферти, парнишка. Джиллиган с вами?.. Что?.. Пресвятая Дева Мария!.. И насколько это скверно?.. Небольшое везение — то же благословение, Рафферти. А теперь вот что, паренек. Я хотел бы передать бойцам подразделения, отправившегося на Бойлстон-стрит к отелю «Времена года»... — Внезапно лимузин резко вильнул, чтобы не налететь на выскочивший неизвестно откуда огромный грузовик. — Ну и что они, Рафферти?.. Что ты, черт тебя возьми, бормочешь, парень?.. Иисус, Мария и Иосиф!.. — Шофер Арона Пинкуса глотнул и молча повесил трубку.
— Как там у них, Пэдди? — спросил Сэм, глядя на Лафферти и боясь услышать ответ.
— Парни только что отправились в отель, мистер Дивероу. Но не всем подразделением: в нем четыре машины, в пути же только три, — возможно, ребята с четвертой машины надрались до чертиков.
— Боже мой!
— Но есть и хорошая новость: Билли Джиллиган получил не столь уж сильную травму.
— Травму?
— Он потерпел аварию на шоссе. Его машину здорово покорежило. Один из полицейских, который при этом присутствовал, — он также входит в наш пост, — послал кого-то из ребят узнать, в какой Билли больнице.
— В больнице?
— С ним все в порядке. Он вопит, чтобы его выпустили и дали ему возможность присоединиться к остальным.
— Христа ради, выпустите его! Может, он сумеет остановить своих «братьев по оружию»!
— Видишь ли, прежде чем выписать пациента из больницы, необходимо выполнить кое-какие формальности.
— Если он в состоянии орать, то какого черта держать его там насильно! — Рванув ожесточенно телефонную трубку, Сэм спросил сердито: — В какой он больнице?
— Это не поможет, мальчуган. В протоколе о несчастном случае произошла некоторая путаница. Видишь ли, там, на шоссе, была не его машина, а желтый «ягуар» твоей матери.
— Жел-л-т-тая п-п-т-тиц-ца! — донесся с заднего сиденья трепетный и вместе с тем ритмичный возглас Элинор Дивероу.
* * *— Эй, команданте, что ти думать? — спросил Дези-Два, облачившись в роскошный смокинг и любуясь теперь своим отражением в зеркале гардеробной «Арон Пинкус ассошиэйтс», предназначенной для официальных приемов и встреч.
— Право, потрясающе, — откликнулся Арон, сидя на обитом бархатом стуле, который так и не смог сдвинуть с места из-за тяжелых кистей на блестящем черном ковре. — Где ваш товарищ? Другой капрал, Арнац?
— Мы уже сержанты, команданте!
— Примите мои глубочайшие извинения, но где же он? Нам пора в путь.
— Видить ли, дама из Пуэрто-Рико мерить его панталоны, и я думать, что они...
— У нас нет времени...
— Дези-Уно! — завопил сержант Ди-Два. — Venga! Vamanos! Ahorita![90]Гони сюда, парень!
Из уставленной вешалками примерочной вышел с глуповатым видом Дези-Один, сопровождаемый щедро одаренной природой темноволосой девушкой, которая растягивала и снова складывала свой сантиметр, ухитряясь при этом поправлять свою блузку.
— Команданте! — улыбнулся он широко беззубым ртом. — Мы должен подгонять штаны. А бедра у меня — как у тореадора! Что еще сказать?
Он тоже был в смокинге и, вне сомнения, являл собою столь же потрясающее зрелище, что и Дези-Два.
— Вы выглядите великолепно, сержант Арнац, — заметил Пинкус. — Ну а сейчас — прямиком к моему зубному врачу, который утверждает, будто у него от сорока до пятидесяти приспособлений из пластика. Одно или два из них он мог бы заделать вам в рот на часок-другой.
— Это хорошо! Так он заработать на жизнь, да?
* * *— Я устал от твоих уверток. Малыш Джозеф, — проговорил Хаук, сидя на стуле перед письменным столом в номере отеля, в то время как Джо Саван развалился на постели, закинув руки за голову. — Мне не составит особого труда сломать тебе запястье одно за другим, чтобы заставить тебя рассказать мне, кто ты и откуда, но я решил, что это варварский метод допроса, противоречащий Женевской конвенции. Но если ты и впредь будешь упорствовать, то у меня не останется выбора. Ясно я выразил свою мысль?
— Я достаточно нагляделся за свою жизнь на таких, как ты, Мики Ха-Ха, — отозвался равнодушно Крошка Джо. — И могу сразу же определить, кто способен на подобное, а кто — нет... Вы — те, кого называют настоящими солдатами, — в случае волнений в Бруклине спокойно обрушите удары на головы нарушителей спокойствия, будто то — сковороды для пиццы, но, оставшись с кем-либо один на один, постараетесь не брать греха на душу, если только у вас не будет исключительно сильных побудительных мотивов к насилию.
— Черт побери! — взревел Хаукинз, поднимаясь с угрожающим видом со стула. — При чем тут грех на душу, если у меня нет той души, о которой болтаешь ты?
— Если бы ее не было у тебя, меня бы кондрашка хватила от ужаса, а я, как видишь, испуга не ощутил... Ты как facsisti из Салерно, дававшие шороху в самом Риме. Я был тогда еще глупым щенком, но что к чему понимал... Когда я попадал к ним в руки, то крику было предостаточно, и все сводилось к одному: «Esecu zione!»[91]Потом между нами завязывалась беседа, в ходе которой они приходили к выводу: «Non me ne importa un belin niente», что означало примерно следующее: «К чему все это: война-то окончена!», — и отпускали меня. А многие из них были самыми отпетыми негодяями в итальянской армии.
— В армии?.. Солдатами?.. Из Салерно?.. Так ты был?..
— В Четвертой армии, Марк Кларк... Думаю, мы одного возраста, только ты выглядишь получше. Как я и сказал, мне в ту пору не хватало ума, а потому они и раскусили, что я могу говорить по-итальянски лучше, чем их переводчики. И в результате меня обрядили в гражданскую одежду, повысили в звании до лейтенанта, поскольку полагали, что жить мне осталось от силы день-полтора, и отправили на север на радиоточку, чтобы я передавал им соответствующую информацию. Работа не Бог весть какая. У меня было все, чего я хотел: деньги, шлюхи и вино. Ловили же меня всего три раза, но об этом я уже говорил.
— Джозеф, — воскликнул Хаук, — так мы же с тобой товарищи!
— Если ты — чертов гомо, то лучше не касайся меня, Мики!
— Нет, Джозеф, я не гомо, а генерал.
— Это я знаю, парень.
— А ты — лейтенант.
— Это не имеет больше никакого значения. Тем более что стоило только моему начальству разыскать меня в нескольких милях к северу от Рима, в Вилла д'Эстэ, где жил я совсем недурно, как я тотчас же был разжалован снова в рядовые: для вас, дерьмовщиков, я уже не представлял никакого интереса.
Зазвонил телефон. Маккензи взглянул на аппарат, затем — на рядового Маленького Джозефа, и так — несколько раз. Потом все же взял трубку.
— Временная ставка! — заревел он.
— Я настроен не столь воинственно, как вы, — заметил Арон Пинкус. — И тем не менее докладываю: ваши адъютанты в боевой готовности. Выяснили вы то, что следовало бы нам знать?
— Боюсь, что нет, командир: он добрый старый солдат.
— Я не вполне понимаю суть вашего заявления. Значит ли это, что мы должны подождать?
— Именно так, командир!
* * *Три боевые машины с мемориального поста Пэта О'Брайена промчались по Кларендон-стрит и, лихо накренившись на повороте, остановились, как и было условлено заранее, в квартале от отеля «Времена года». Бойцы собрались у головного броневика. Совещание перед решающим наступлением открыли братья Даффи — те самые, до которых не удалось дозвониться по телефону, поскольку оба они, поцапавшись слегка со своими женами — родными сестрами по воле рока — пребывали с раннего утра в баре при посте.
— Черт возьми, я уверен, что церковная заповедь запрещает делать то, что сделали мы, а, Пити? — воскликнул седовласый брат Даффи, как только все были в сборе.
— Однако мы уже сделали это — еще тридцать лет назад, Бобби!
— Они же сестры, Пити! А мы — братья...
— Но они ведь — не наши сестры, Бобби...
— И все же мы — братья и сестры... Я думаю, в этом есть что-то такое, парень!..
— Может, заткнетесь вы оба? — не выдержал Гарри Миллиган, назначенный попавшим в аварию Билли Джиллиганом командиром маленькой бригады. — Вы слишком рассопливились от пьянства, чтобы участвовать в боевых действиях. А посему я приказываю вам находиться в дозоре.
— И чем же должны мы там заниматься? — полюбопытствовал не вполне твердо державшийся на ногах Бобби Даффи и провел рукой по воображаемым волосам на лысой голове. — Откуда тут кислокапустники?
— Речь не о них. Бобби! А о тех грязных ублюдках, которые хотели бы прострелить сердце нашему великому генералу!