Александр Силаев - Так хохотал Шопенгауэр
Что значит правильно? Это значит, что по определенным правилам, по определенным алгоритмам и технологиям. В любом деле, будь то переход через Альпы или совращение малолетних, есть свои алгоритмы и технологии. В любом случае, это приемы и законы, которые можно вывести, узнать, записать в книгах, передать новому поколению. И тогда это новое поколение без единого выстрела завоюет мир. Человек, который все делает правильно, неодолим. Нация, которая все делает правильно, будет править остальными народами. И никуда не денутся остальные народы. И не при чем здесь танковые корпуса и водородная бомбочка. Правильному господину подчиняются с радостью. Люди и народы ведь хотят, чтобы спустились боги и начали ими правильно управлять…
Нужно только одно правильно поставленное поколение, только одно. Чтоб ребята и девчата знали, чего в жизни хотеть и как мечты воплощать в реальность. Начнем с этого, а затем и третий глаз откроется, и таланты объявятся, и экономика завертится, и ай-кью взлетит, и духовность заколосится. Простой школьник будет вам романы писать половчей Достоевского, а старинные мудрецы будут почитаться за недоумков, потому что любой студент будет на голову выше Шестова и Данилевского, Флоренского и Бердяева, Соловьева и Розанова, Вернадского и Чижевского, Федорова и Леонтьева, Сорокина и Чаадаева, Хомякова и Плеханова, и евразийцев, и космистов, и марксистов, и социал-адвентистов.
Вся штука в том, чтобы перестать гоняться за счастьем. Перестать хотеть счастья. Перестать вообще думать: вот сделаю то и то, и подвалит мне счастья. Одни люди всю жизнь хотят счастьюшка и его, конечно, не достигают. Другие думают о более конкретных вещах и иногда достигают, если, конечно, алгоритм у них правильный и удача есть. Можно ведь, например, сказать: хочу миллион долларов. Если алгоритм верный и судьба не совсем против, будет тебе миллион долларов через энный промежуток времен… Можно сказать — хочу стать президентом. Наверняка есть такой алгоритм, алгоритм становления президентом. Законы и правила, методология и приемы — наверняка существуют, и не столь сложны, и вполне доступны для понимания. Надо только узнать, а чтобы узнать, нужно уметь правильно хотеть и правильно думать. Хоть и сложен тут алгоритм, наверняка посложнее, чем взять миллион. Президентов меньше, чем миллионов, соперников больше, алгоритм труден, нужно больше хотеть, больше думать, нужно больше удачи.
Пора понять, наконец: нет на земле никакого счастья, в том смысле нет, какой ему люди придают. Сделал, мол, чего — вот тебе и счастье, вот и радостишка до конца дней от того, что однажды ты что-то сделал. А не так все. Короли не счастливее запыленных работяг, если мы берем по эмоциям. У работяг-то сухарь большой, а у олигархов яхты маленькие. Банальщину, наверное, несу… Но если это банальщина, почему все люди верят в то, чего и на свете-то нет, верят в пресловутое счастье? Значит, не совсем банальщина. Значит, для сотни человек банальщина, а остальным как благая весть. Счастье — это несколько часов после того, как тронулся статус индивида. Может быть, дней. Недель в крайнем случае, но не месяцев, не лет, не целая жизнь. Тронулся, конечно, вверх, куда надо тронулся, туда, куда ты хотел. Ну отдалась тебе любимая женщина, ну случилось такое — долго ждал, хотел, мучился, — но вот, совершилось. Допустим, она всегда будет с тобой. Конечно, счастлив, а потом? Или, допустим, выбрали депутатом. Или, допустим, выбрали президентом. Или стал ты наконец мировым диктатором. Ну случился дискретный разрыв, изменится твое место в мире, изменится положение некоторых вещей вокруг, изменится мир, будешь ты в другом режиме и статусе. Будут тебе парламенские слушания как институтские лекции, будет встреча с премьером Англии бытовухой, будет тебе любимая интерьером. По другому-то как?
Если из счастья исходить, лучше вообще ничего не делать. Зачем тебе маленькая яхта, когда есть большой сухарь? Но надо делать, нельзя не делать. Если человек не делает — лучше ему вообще не рождаться. Смысл в самом подъеме, в самом изменении, в самом колебании статуса. И все равно, что делать, смысл-то один, нет у жизни второго смысла и вряд ли будет. А уж хорошо людям или плохо — дело второе, если не десятое и сто сорок пятое. Человек по инстинктам никогда не стремится к радости, он только действует, чтобы мир изменить — а уж радости и горести идут как феномен добавочный и побочный.
А уж как революционеры-реформаторы этого треклятого счастья жаждут! То, что верит им народ — понятно, глуп народ, пора признать, нечего тут мучиться ложной скромностью. Но сами-то революционеры-реформаторы люди умные, то есть не все, конечно, но есть и гении. Эти-то как? Не могут они счастья хотеть. Другого на самом деле хотят — власти, конечно, крови очень хотят, действия, изменить свое место в мире. По природе ничего другого нельзя хотеть. Только умный знает, чего хочет, а дурак думает, что счастья и процветания. Банальщину говорю? До меня уже говорили? Так это повторять и повторять: пока до каждой слабой головенки не дойдет, не уляжется там и не отлежится, и не отольется в поведенчесую модель, в осмысленные, наконец-таки, действия. Я, напомню, кстати, если забыли: Иммануил Кант смотрел на французскую революцию, на стыдуху кровавую, и знаете, как смотрел? С пониманием, с сочувствием и со светлым желанием перемен. Вот, мол, появились парни, добра вроде хотят, авось чего дельного и вымутят. Каждый век появляются какие-то новые парни, опять мутят, опять добра хотят, и опять ничего не получается, и опять новый гений смотрит на них с пониманием, с сочувствием и со светлым желанием перемен. А не того хотят, власти надо хотеть и правильной жизни, а что помимо — то от лукавого.
Послушала такие речи мышка-полевка, поджала хвостик и побежала домой. Прибежала в норку и ну от безделья валерьянку глушить. Поллитра выжрала, даром что полевая. Послушал такие речи косматый дед и молвил: ну Петровна, растудыть твою налево. И пошла Петровна налево. Послушал такие речи пацан и ну из рогатки по воробьям лупить. Подстрелил с десяток, радостный сразу стал, что не зря родился. Послушал такие речи косолапый медведь, встал на лапы и ну реветь: я или не я, мать вашу, таежный-то батька? Утешали его зверушки лесные, ты, говорили, мишенька, наш рулевой, ты наш батька и вождь окрестный. Тем бурого и задобрили. Послушал такие речи Владимир Ульянов-Ленин, перевернулся в гробу и ну дальше спать вечным сном. Послушал такие речи Васюха, аж сапог выплюнул, а потом подобрал, жалко стало вкуснятинки, стал дожевывать. Послушал такие речи Борис Абрамович Березовский, пожал плечами и ничего не сказал: так, мол, все ясно. Послушала такие речи Матрена Никитична, да и родила неведому зверушку. Послушали такие речи бандиты и давай Дюймовочке под платье лезть. И царь морской послушал такие речи, чуть было земноводным не стал, но вовремя передумал. И кентотавры наслушались этой речи, но неправильно поняли и сразу выродились, называются теперь лошадьми Прежевальского. И Нап внимательно выслушал, свистнул и пошел бродить на Аркольский мост, напевая под нос удалые тирольские песенки. А народные избранники послушали, разлили водочки и дерябнули. Заведено у них так: кого послушать — так потом налить, а чего налить — так потом дерябнуть. Так еще сам Панкратий завещал. А уж о мошках, сусликах и хомячках говорить не приходится — те как послушали, так ушли все скопом в гитлерюгенд, дабы Отечеству помочь в трудный час. Бьются теперь на передовой, продвигают Восточный фронт, шлют родным весточки и счастливы оттого, что народ о них не забудет. Бьют они врага в хвост и в гриву, матерятся, читают Библию. Каждый новый день встречают радостными оттого, что живые. В отличие от собратьев им будет, что вспомнить. А корова смотрит на такие дела и мычит себе с философским креном. А Сократ все подглядывает, Платон подмигивает, Аристотель щурится, Диоген занимается онанизмом. Кот ученый щурится и мурлычет. Вольготно ему по цепи ходить, улыбаться чеширски, побаськи травить, сентенции раздарять, крылатыми фразами с людьми говорить, смотреть при том пятисмысленно и поднимать к голубому небу пушистый хвост.
Конечно, большинству не показались симпатичными слова Шопенгауэра. Наверное, блажь, решили те, кто задумался. А может, паранойя? А может, юношеский максимализм? Старческий минимализм? А может, он обкурился в дым? А может, он недостаточно образован: не читал культуролога Франсуаза Монако, постструктуалиста Мозефа Беламара, генеративного лингвиста Лювиля Падуа, аналитического философа Джонатона, психоаналитика Крупкера, экзистенциального прозаика Фамнера и святого старца Терентия? А может, он просто выеживался? Шутил? Притворялся? Стебался? Провоцировал? А может, ломал комедию? А может, строил трагедию? А может, парень не от мира сего? Может, он из джунглей? Из тундры? Из черной дырочки? С Подкаменной Тунгуски? С Москвы? С Николаевки? С Петровки? С деревни Малая Берестень? Из Монгольской Народной Республики? Из Шамбалы? Из подвала, грязного, вонючего, забитого бомжами и наркоманами?
