Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы капуччино
Я немного поболтался на кухне, наблюдая, как она достает из объемистой черной сумки книги и письменные принадлежности. Затем миз Фалд села рядом с Гленном.
— Папа, ты уходишь или что? — спросил он.
Мы с Уильямом удалились наверх, я уложил его спать и рассказал сказку о черноволосой принцессе, которая влюбилась в жуткого динозавра. Малыш целиком и полностью поверил столь неправдоподобному сюжету. Когда он заснул, я воспользовался тишиной, чтобы немного потворить. Думаю, идея об Арчерах и королевской семье имеет великое будущее.
Вчера вечером Джереми Паксман из «Ночных новостей» мучил Пандору вопросом о говядине на кости. Она неотступно следовала линии партии:
— Необходимо оградить общество и т. д. и т. п!
Хотя в последнем разговоре со мной Пандора заявила:
— Эта полная нелепость! По статистике средний британец скорее окочурится, свалившись с ё… стремянки.
Во время интервью из-за фасада политика все-таки проглянула женщина. Когда мистер Паксман сказал: «Да будет вам, миз Брейтуэйт», Пандора ответила, понизив голос: «Джереми, вы такой сильный человек». И засмеялась своим хриплым смехом, а потом, кажется, показала ему язычок.
Это едва ли не самая эротичная вещь, которую я когда-либо видел или слышал, с тех пор как Барбара Виндзор потеряла лифчик в фильме «Продолжаем отдыхать»[99].
Сегодня утром газеты только об этом и твердят. Брутус из «Экспресс» утверждал даже, что мистер Паксман прямо из студии бросился под холодный душ и охлаждался целых двадцать минут.
Суббота, 14 февраляДень святого Валентина
10 часов утра.
В утренней почте ни одной открытки. Ни одной. Неужели это все, чего я заслужил за тридцать один год существования на этой бренной земле? Пустую каминную полку в день святого Валентина?
Но во второй половине дня Уильям с Гленном изготовили мне открытку. Уильям воспользовался карандашами «Лейкленд». Открытка получилась довольно милая: большое сердце с палочками вместо рук и ног и пузырьком изо «рта», в котором было написано: «Папе, тваи сыновя».
Где-то в 9 часов вечера в почтовую щель вползла валентинка. Я тут же открыл дверь, оглядел улицу вдоль и поперек, но никого не увидел. Открытка выглядела так, как и полагается выглядеть валентинке: большое красное и очень пухлое сердце. Внутри единственная буква — Э . Я не знаю никого, чье имя начиналось бы на Э.
Кто бы это мог быть, дорогой Дневник?
Воскресенье, 15 февраляСегодня позвонил Лес Бэнкс, строитель, которого я нанял ремонтировать дом Арчи, и сказал, что не может завтра приступить к работе, как обещал. Его теща скоропостижно скончалась накануне вечером.
Понедельник, 16 февраляЗаглянул некий тип по имени Нобби и попросил, нельзя ли «оставить лестницы сзади дома». Этот человек утверждал, что работает на Леса Бэнкса. Я потребовал показать документы.
— Да звякните лучше Лесу на мобильник, — сказал он.
Я так и поступил. Лес подтвердил, что Нобби — один из его работников, и сказал, что работы на Крепостном Валу могут начаться в среду «как только разделаются с похоронами». Судя по голосу, горем он отнюдь не убит. На самом деле мне показалось, что он сидит где-то на свежем воздухе, на крыше, и слушает Радио-1.
3 часа ночи.
Неужели семейство Бэнкс собирается похоронить покойную с неприличной поспешностью?
Вторник, 17 февраля
Сегодня Гленн спросил:
— Как ты думаешь, папа, Гленн поставит на игру Майкла?
Я понятия не имел, о чем он толкует. Решил, что мальчик начал называть себя в третьем лице, как в свое время делала Маргарет Тэтчер. Верный признак сумасшествия или мании величия.
Теперь, после просмотра новостей, я знаю, что Майкл — это Майкл Оуэн, восемнадцатилетний футбольный вундеркинд, а Гленн — это Глен Ходдл, тренер английской сборной. С этого дня стану непременно читать спортивные страницы в «Индепендент». До сих пор я выкладывал ими мусорное ведро под раковиной.
Вечером снова пришла Элеонора Флад. Губы она покрыла помадой, а тело умаслила благовониями зрелых плодов дерева манго. Я сделал все, что в моих силах, дабы удержаться и не погладить ее тонкие запястья.
Теперь я понимаю, что меня всегда влекли женские суставы: обожаю колени, плечи, шеи, лодыжки и запястья. Но к пальцам я беспросветно холоден.
После занятий с Гленном Элеонора сказала мне, что она считает его «очень умным мальчиком, хотя и несколько отсталым в культурном плане».
Ответил ей, что стараюсь справиться с этой проблемой. Мы беседовали в гостиной, сидя у камина. Элеонора оглядела книжные шкафы, эстамп с золотой рыбкой Матисса и сказала:
— Гленну очень повезло, что у него такой отец. Мой отец был…
Она опустила серые глаза и устремила взгляд на пылающие дрова из прессованных опилок, не в силах закончить предложение. Ее черные волосы поблескивали в отблесках пламени. На ум мне пришло выражение «врановое крыло».
Я уточнил:
— Алкоголиком?
— Нет, — ответила Элеонора, но так и не сказала, кем же был ее отец, чем едва не довела меня до исступления.
С тем она и удалилась — на эпиляцию волос вдоль линии купальника. В такой-то час?
Когда я зашел пожелать Гленну спокойной ночи, он спросил:
— Как ты думаешь, папа, я научусь читать к чемпионату мира?
— А когда чемпионат мира? — поинтересовался я.
Гленн нахмурился и сказал:
— Но ведь ты-то наверняка должен знать, папа.
Я сказала, что точная дата выскочила у меня из головы, но по лицу Гленна было ясно, что он горько разочарован во мне.
2 часа ночи.
Я одержим похотью к Элеоноре Флад. Не могу не думать о линии ее купальника.
Среда, 18 февраляНикаких признаков Леса Бэнкса. В 5 часов вечера зашел Нобби и забрал лестницы.
Я позвонил Лесу, но лишь наткнулся на атвоответчик.
Городской совет Гейтсхеда воздвиг рядом с шоссе А1 двухметровую статую под названием «Ангел Севера». Мама с Иваном покатили на велосипедах смотреть на нее, по дороге они будут останавливаться в пансионах.
Иван сказал перед отъездом:
— Я давний поклонник творений Энтони Гормли.
А Мама уточнила:
— Этот не тот, что был женат на Джоан Коллинз?[100]
Четверг, 19 февраляПозвонил Лес Бэнкс, сообщил, что не может сегодня приступить к работе, потому что они с женой находятся в травмопункте. Она искромсала себе пальцы электрическим ножом для разделки мяса.
Нобби принес лестницы обратно.
Пятница, 20 февраляПальцы миссис Бэнкс загноились, что потребовало еще одного посещения больницы. Очевидно, Лес ее очень любит. Он обещал начать работы в понедельник, «это непременно, мистер Моул».
Суббота, 21 февраляИз Гейтсхеда позвонила мама и спросила:
— Когда должна выйти моя книга?
Ответил ей:
— Это моя книга, о чем ты, я думаю, скоро узнаешь.
Сообщил, что 24-го.
— Отпразднуем? — обрадовалась мама.
Ответил, что буду по горло занят рекламой книги.
— Это я должна ее рекламировать, — обиделась мама.
Неужто «невидимка» решил вылезти на свет божий? Моя мать жаждет славы! В прошлом году она угодила на страницы желтой прессы, и это прискорбное событие распалило в ней аппетит.
Спросил, как выглядит «Ангел Севера».
— Душераздирающе, как и вся моя жизнь, — ответила мама.
3 часа дня.
Остановить печатный станок! Сегодня днем инкассаторская служба «Секьюрикор» доставила пять экземпляров «Потрохенно хорошо. Книга!» На обложке — Дэв Сингх! Рядом с ним мое размытое фотографическое изображение! Мое имя частично скрыто сковородкой, его имя — нет.
Воскресенье, 22 февраляСегодня утром отнес костюм из «Некст» и пальто от Босса в химчистку «Сейфвейз». Потребовал срочного обслуживания. Обращаясь к юнцу за стойкой (Даррен Лейси, исполнительный химчистковый менеджер), я подчеркнул, сколько важно, чтобы эти предметы моего туалета были безупречно чистыми и выглаженными. Сообщил ему, что намереваюсь предстать в них перед публикой. Взяв квитанцию, отошел от стойки и услышал, как какой-то старый хрыч, стоявший за мной, сказал химчистковому Даррену:
— А где он обычно носит свою одежду? В шкафу, что ль?
Понедельник, 23 февраляНа пальцах миссис Бэнкс зародилась гангрена.
— Она может потерять руку.
В доме тем временем леденящий душу холод, а крыша течет. Позволят ли домашние несчастья мистера Бэнкса начать когда-нибудь ремонт в моем доме?
Вторник, 24 февраляДень публикации
Сегодняшний день должен был стать самым знаменательным в моей жизни. Пусть «Потрохенно хорошо. Книга!» на 80 процентов написана мамой и определенно не относится к высокой литературе, но это все-таки книга, и на ее обложке значится мое имя. Но разве я мог насладиться этим крупным достижением, когда в голове — домашние дела и заботы о детях? Нет! Не мог. В этот великий день я обыскивал дом в поисках кроссовок Гленна, которые, по его уверению, он скинул под кровать, но которые «за ночь куда-то делись, папа».
