Евгений Крыжановский - От аншлага до «Аншлага»
Много лет уже прошло после этого собрания. Театр не только не погиб, а даже добился, без сомнения, новых значительных успехов. Не скажу, что нам было очень легко, трудностей хватало, особенно с новыми текстами. При Перцове мы об этом практически не задумывались, а без него все пришлось делать самим. Не был этот период легким и для Владимира Васильевича. После неудачи с «покорением» Москвы он пытался ставить юмористические передачи на Белорусском телевидении (что было явно в пику нам, так как мы тоже делали такие передачи), но у него, опять же из-за его сложного характера, ничего не получилось. Перессорившись со всеми телевизионщиками, Перцов вынужден был, так и не поставив ни одной передачи, с телевидением расстаться. Мы все это время регулярно выплачивали Владимиру Васильевичу, как автору наших спектаклей, авторские вознаграждения, он периодически приходил в театр, но контактировал только с директором — расписывался в ведомости и уходил. Иногда он сообщал, что пишет обещанную нам пьесу, но ничего не показывал.
Мы на него зла не таили и не таим, и никогда не возражали против возвращения Перцова в театр, более того, были бы даже ему рады. Разумеется, привыкнув жить по-новому, труппа не смогла бы принять его в роли режиссера-диктатора, но как талантливый автор и опытный консультант он был бы для «Христофора» бесценен. Мы все убеждены, что Перцову без театра, без его любимого детища, тяжело, что он, как и мы, сожалеет о пробежавшей между нами «черной кошке».
Перцовы долгое время прожили в однокомнатной «малосемейке» на улице Асаналиева. И хоть семья у них всегда была крепкая и дружная, все же такая скученность (а кроме Володи и его жены у них еще были две маленькие дочки) на нескольких квадратных метрах давала себя знать. И Перцовы сделали неожиданнейший для минчан обмен — они поменяли свою квартирку на полдома в Несвиже. Ирина Перцова устроилась вести какой-то кружок, дети уже выросли и учатся в Минске, а Володя чувствует себя в Несвиже как дома. Он никогда не любил городскую, тем более, столичную суету, и ему, как автору, абсолютно все равно, где писать.
Через много лет мы встретились с Перцовым в «Аншлаге», куда его Регина Дубовицкая пригласила в качестве автора и редактора. В Курске, на юбилее Винокура, мы в течение нескольких дней общались с Володей и на съемках, и на выступлениях, и на банкетах. Вспоминали, шутили, размышляли. Но, как говориться, прошлого не вернешь. А после начала проблем на РТР у Регины и у самого «Аншлага» он опять вернулся в Несвиж. Единственно, кому, кроме семьи, Володя был верен (хоть и с оговорками), то это «Кроликам». Для них он писал и пишет номера, благодаря которым этот дуэт стал таким знаменитым. В любом случае, роль Владимира Васильевича Перцова в жизни «Христофора» нельзя недооценить. Он был, есть и будет Отцом театра, за что ему спасибо.
Однажды мы решили еще раз разыграть Леопольда, причем, уже не только без Длусского, а даже втайне от него. Улучив момент, когда Анатолий выступал на сцене, мы позвонили ему домой. Едва Леапольд поднял трубку, я властным голосом спросил:
− Это квартира Длусского?!
Леопольд стал извиняющимся голосом объяснять, что Длусский здесь только временно снимает комнату, а владельцем дома является совсем другой человек. Я не стал выслушивать его до конца, а тоном, не допускающим возражений, сказал:
− Это звонят из Верховного Совета, из комиссии по народным, депутатам. Два депутата лишены своих мандатов: один — потому что скончался, а второй — за некорректное поведение. Мы провели довыборы по Фрунзенскому району (не знаю, почему мне в голову пришел именно этот район), и Анатолий Длусский решением Союза дворников и библиотекарей избран народным депутатом. Он должен завтра явиться к 8 часам в Дом правительства, в 102 комнату для получения депутатского значка, мандата и справки о неприкосновенности.
Дед с перепугу попросил меня подождать минуточку, сбегал за ручкой и бумагой и заставил продиктовать ему раз все чуть ли не по буквам. После этого он четким голосом отрапортовал в трубку:
− Телефонограмму принял Воропай Леапольд Брониславович. Девятнадцать ноль ноль.
Окончился концерт, и ничего не подозревающий Длусский отправился домой. Как у многих холостых людей, путь у него туда был не очень прямым, поэтому добрался до дома Анатолий только где-то к двум часам ночи. На его удивление, свет в окнах Леопольда все еще горел. Встревоженный старик встретил его прямо у порога, чинно поклонился и быстро затараторил:
− Где это вы ходите? Вот вам телефонограмма. Я же не могу держать при себе так долго такую важную информацию.
− Какую еще информацию? — удивился Длусский. Леапольд ему зачитал телефонограмму. Анатолий, конечно, сразу понял, чьих рук это дело, поэтому сказал Леопольду уверенно:
− Спасибо. Все нормально. Завтра я разберусь.
В 7.30 утра его разбудил стук в стену:
− Анатолий, почему вы еще не ушли? Вас же ждут в Доме правительства, — выговаривал ему из-за двери Леапольд.
− Да, ладно. Я попозже зайду, — попытался успокоить его Анатолий. Но старик не унимался:
− Да как же вы можете? Они же подумают, что это я не передал телефонограмму, раз вы не явились.
Пришлось Анатолию встать, сделать вид, что он набирает номер телефона, что-то пробубнить в трубку, чтобы Леапольд не разобрал слов, а потом, постучав тоже в стену, крикнуть:
− Все в порядке. Я перенес встречу на 11 часов.
Придя в 11 на репетицию, невыспавшийся Длусский выдал нам все, что думал о нас и о нашем розыгрыше. Но на этом «депутатство» Анатолия не закончилось. Как только в стране происходили какие-либо неполадки: повышались цены, останавливались заводы или совершались громкие преступления, Леапольд тут же бежал к своему квартиранту и выговаривал ему за неумение работать. Строго следил он и за посещением Анатолием сессии Верховного Совета. Бывало, показывают по телевизору очередное заседание, а Анатолий в это время спокойно сидит дома.
− Анатолий, почему вы дома? — с укоризной спрашивал Леапольд.
− Мне нужно срочно песню дописать.
− Но вам же народ доверил… Почему вы не выполняете своих обязанностей?
Он искренне расстраивался и был очень недоволен тем, как Длусский нес «бремя депутатства». В конце концов, это стало невмоготу и самому Анатолию, и однажды он сообщил своему хозяину, что недавно исключен из депутатов.
− Ну и правильно, — вздохнул успокоенно Леапольд и еще раз повысил Длусскому квартплату…
Вова Воронкова
Если вы думаете, что в название этой главы вкралась опечатка, то вы глубоко ошибаетесь. Просто наш Володя Воронков за свою актёрскую жизнь переиграл столько женских ролей, что их и сосчитать невозможно. Не знаю, влияют ли сыгранные роли на него, но порой кажется, что влияют. Иногда у Вовки бывает плохое настроение и тогда он как фурия нападает на всех и закатывает скандал за скандалом, но тут же мгновенно отходит и становится нормальным человеком. Иногда же, наоборот, Вовка становится добрейшим и ласковейшим человеком на земле и тут его можно расколоть на любые деньги или выпивку.
После отъезда в Землю обетованную Сереги Александрова у нас остро встал вопрос о его замене. Было понятно, что потери при вводах нового артиста неизбежны, но выбора не было — Сергей так плотно был занят во всем репертуаре, что без его замены пришлось бы просто останавливать работу, гастроли и съемки. И вновь наш взор обратился к Театру кукол. Почему вновь? Да потому что Шура Вергунов, сам выходец из этого театра, давно «сватал» нам своего бывшего коллегу Володю Воронкова, артиста яркого, самобытного и непохожего на других. Сев за стол переговоров и налив аргументы, мы с Юрой Лесным мгновенно выяснили, что Володька свой человек и во всех смыслах «вольется» в «Христофор» безболезненно. А учитывая, что и Толя Длусский тоже был «кукольного» роду племени, выходило, что в «Христофоре» образовалась целая «кукольная» диаспора…
Вообще, в Володю все влюбляются мгновенно. И зрители, и режиссеры, и женщины, и коллеги, и начальство. Клара Новикова, например, назвала его белорусским Бенни Хилом, а певица Лолита даже мерилась с ним грудью (Вовка в тот день играл медсестру с грудью 10–го размера).
Володя Воронков — универсальный актер. Он может сыграть практически все, но особенно ему удаются женские роли, и особенно роли… дур. Выходит такая «чувиха» на сцену, вылупится в зал и стоит секунд тридцать поджав губки и сверля зрителя злобным взглядом. Народ хохочет, аплодирует, а Вовка делает пару шагов в драных колготках, в туфлях на высоком каблуке и снова овации. А когда эта «мадам» откроет рот, тут уж истерика и у зрителей, и у артистов… Мама Володи однажды увидев его в такой роли по телевизору, погладили сына по голове и со вздохом сказала:
