Андрей Кивинов - Перемена мест
— Скажите, а это по всей стране или только у нас?
На соседней улице имени Ленинского Комсомола, в здании администрации, в гербовом кабинете происходило внеплановое совещание. Мэр города Виталий Иванович Марусов, поставленный на эту должность волею господа и денег, был вне себя от происходящего в его владениях самоуправства.
— Ты же доложил, что все решено и согласовано! — орал он на бледного, как поганка, Ивана Михайловича Ланцова, чье имя наводило ужас на большинство обывателей Великозельска.
Купидон тряс пухлыми щечками и сверкал залысиной.
— Да, я все решил, — с достоинством отвечал заместитель, — но кто мог предположить, что дорогой племянничек устроит драку в ресторане? Да не просто драку! Пусть бы хоть всему городу рожи разукрасил, не впервой! Так он, гаденыш, как специально, именно Плетневу нос разбил! И хоть бы предупредил!
— Откуда известно?
— От адвоката.
— Еще доказать надо, что это его вещи. Может, подсунули, — неуверенно подал голос из угла присутствующий при беседе вице-мэр. Дядя Лузин. Тоже в некотором роде адвокат.
— Ага! И сейф вмуровали! — Ланцов старательно валил вину на коллегу. — Как можно было тему с лекарствами доверить твоему долбану?! Вам что, денег мало? Вот, гляди, подавитесь теперь!
— Ты вину не перекладывай! — одернул Марусов.
С семьей Лузиных его многое связывало, и не только по части освоения бюджетных средств.
— Сам тоже хорош. Я русским языком велел, чтобы обеспечили максимальный комфорт, а ты? Как, вообще, он без охраны в ресторане оказался? За что я твоим уголовникам плачу, как ведущим специалистам? Задницу прострелили, морду набили!
Ланцов мог бы ответить, что это не Марусов платит его уголовникам, а он, но промолчал. Иван Михайлович свое место во властной вертикали хорошо знал.
— Ладно, хватит! Надо что-то делать, — Марусов перешел к резолютивной части. — Я позвоню Афонину, распоряжусь, чтобы велел своим помалкивать. А лучше уволить по-быстрому всех, кто в курсе. Пусть собственную безопасность подключит.
— Проверяющего не уволить, — тихо напомнил Ланцов.
— А это теперь только твоя забота! Единоличная! Сам проглядел, сам и выкручивайся. Но чтобы с материалами было как договаривались. Хоть число пи, хоть число ку, хоть абэвэгэдейка.
— Так он атомный ценник заломит! — растерялся Иван Михайлович.
Это что ж, ему одному теперь раскошеливаться? Так и без штанов можно остаться, если за всех платить! Лузины всей фамилией накосячили, пусть посильно участвуют. А то, что им одним по силам всю сумму поднять, — вопроса нет!
— И правильно сделает! Провинился — плати! Все на халяву хотите, — мэр не собирался бросать Лузиных под танки, — позвони Ляпину в суд, чтоб не вздумал Вадика арестовать. Адвоката ему найди нормального. Ну ничего нельзя поручить! Всё сам!
Оставшись один в кабинете, Вячеслав Андреевич призадумался не на шутку. А на две. Связываться с арестом не хотелось совершенно — это еще одна статья. Да и про число пи можно забыть. С другой стороны, история получила огласку, и делать что-то придется. Самый разумный вариант — все-таки предъявить Лузину обвинение и попросить у судьи арест. А судья, как было замечено, свой. Не арестует. И потом с чистой совестью можно поговорить с Ланцовым о главном. В конце концов, племянник сам виноват.
Глаз заметил в углу монитора значок, означающий, что компьютер в сети. Отлично! Неужели?! Надо поторопиться, надо, а то снова связь пропадет.
«Скайп»! Есть «Скайп»!
— Привет, Макс.
— Славка, ты? — Подслеповатый Овалов почти прижал круглую физиономию к монитору.
— Я. Тут интернет появился. Спросить кое-что хочу. Напомни, какие бумаги при аресте оформлять. Подзабыл я немного уголовный процесс.
Золотов говорил буднично и деловито — так, как будто регулярно названивал Овалычу с подобными вопросами.
— Ты в чьей это форме? — Макс еще больше приблизился к монитору, хотя ближе было некуда. — Следственный комитет, что ли? Послушай, Слав, у вас там сексуальные игры?
— В некотором роде, — уклонился от прямого ответа Вячеслав Андреевич, опасаясь реакции компаньона. — Короче, быстрее толкуй, пока связь не обрушилась.
— Каком таком роде? Что там у тебя стряслось? Кого ты арестовывать собрался? Совсем спятил? Незаконное лишение свободы — до двух лет, между прочим. А за мошенничество еще пяток. И главное — ты что, собираешься дело в суд направлять? Блин, да какое дело?!
Овалов волновался совершенно искренне. Золотов, кроме того, что приятель, еще и человек чрезвычайно полезный. С кем в Москве дела проворачивать, если его, дурака, закроют? Их тандем — явление в своем роде уникальное, потому что выходят как артисты на сцену. Должны чувствовать друг друга, с полуслова понимать. Где Макс замену найдет?
Вячеславу Андреевичу пришлось в двух словах обрисовать ситуацию. Он сказал почти все. Умолчал про число пи. Овалов слушал внимательно, не перебивая, но к концу монолога взорвался:
— Слава! У тебя один выход! Один! Все бросать и валить оттуда к чертовой матери, пока не прочухали, кто ты такой! Сегодня же валить! Срочно, Слава! Прямо сейчас на вокзал и в Москву! Я тут тебя спрячу где-нибудь. На крайняк у меня дома в детской поспишь, на Данькиной кровати. Ты понял?
— Понял, — неуверенно протянул майор Фейк.
Хоть и не совсем понимал, почему Макс истерит. Вроде бы никакого такого апокалипсиса, чтобы взрослому мужику в подростковой кровати спать, скрючив ноги.
— Нет, Слава! Ты не понял! Ты должен был уже вскочить и бежать, а ты сидишь и мямлишь? Как ты мог в такое вляпаться? Взрослый, умный мужик! С виду.
— Да сам не знаю…
О чем он вообще думает? Он там резвится с арестами и не понимает, что ставит под угрозу общее дело. Его же в два счета расколют и скрутят. И никто не будет спрашивать, как бумаги оформить, — в пять минут нарисуют и печать шлепнут.
— Ты хоть что-то рубишь в следствии? Посмотрите на него, арестовывать он собрался!
Было, конечно, неприятно вместо помощи выслушивать нотации. Золотов мог бы напомнить, что компаньон и сам не семи пядей. И у него встречаются конкретные косяки. Достаточно историю со Слепнем вспомнить. Из-за него, на минуточку, Слава вынужден жить за тысячи километров по чужим документам и в чужой форме ходить. Но время для взаимных унижений было неподходящим, интернет дышал на ладан. Картинка на экране подвисала, изображение друга становилось размытым.
— У нас практика была в универе. Кое-что помню. Куратор бухал все время, я за него обвиниловки писал.
— Сколько ты там работал?! Прям профессионал крутой! Да с тех пор сколько поменялось! Новые формы, новые поправки. Предлагаешь за пять минут все это объяснить? Слушай, Слав, ты в поезде с полки не упал часом?
До Золотова неожиданно дошло, что компаньон нервничает вовсе не потому, что за него волнуется. Скорее всего, просто не в теме. Адвокат-то он еще тот. Все больше по части непроцессуального решения вопросов. Коньком Овалова было не букву закона проверять, а в нужные кабинеты попадать и уметь договариваться.
— Вали оттуда! Я тебя как друга прошу. Забудь про бабки и вали. Мы с тобой здесь заработаем, дома. Сядешь, Славка, реально сядешь и даже я не вытащу!
Даже я… Наполеон хренов. Но правда в его словах была.
— Ладно-ладно. Уеду.
— Сегодня же! Сегодня же, Слава! Позвони, я встречу.
* * *В новой жизни настоящего Антона Плетнева произошло первое событие, которое реально тронуло за живое. Заставило переживать и волноваться. Выписывали соседа по палате. С позором выписывали.
Собрался консилиум из трех врачей, Константина принялись вертеть и допрашивать, словно на полиграфе. Когда за дело берутся профессионалы, да еще всем скопом — у подозреваемого шансов не остается. Раскололи быстро. При всей житейской опытности последнего. Пара умелых вопросов под дых, и все, выписной на стол. А тут еще и Вассерман. Среди здоровых-то больных.
При этом никого не смущало, что до этого момента в отделении преспокойно лежал с тем же самым диагнозом Плетнев. А почему? Потому что, во-первых, лежал тихо, не голосил, а во-вторых, был особым пациентом Валерии Львовны Ивлевой. Она его все равно забирает.
— И куда ты теперь? — участливо поинтересовался Плетнев у Константина, похожего на выдворяемого из страны шпиона, менявшего казенные шмотки на родные.
— Россия большая, больниц много, — злобно буркнул тот, — главное, подальше. В Бирюлево подамся или в Марьину Рощу. Плохо, опять придется башку разбивать. Только недавно заживать начала. А я, главное дело, сам себе не могу, рука не поднимается. Снова просить придется. В последний раз бык один так двинул… Да еще и бумажник забрал, сука. Я потом в натуре еле имя вспомнил.
— Ты аккуратней… А что, больше совсем некуда пойти?
