Александр Никонов - Хуевая книга
Но тело-то в принципе уже созрело, тело хочет ласки, тело хочет секса, тело хочет забиться в оргазме, сотрястись от всплеска гормонов. Для этого-то мы уже достаточно большие. Во всяком случае я.
И тут вдруг ты видишь подсказку. Оказывается, можно делать настоящий парный секс без мужчины. С подругой. И не опасаться огласки, болезней, залета. Это не постыдное извращение голодных малолеток. Это просто разновидность сексуального общения, которым занимаются даже взрослые солидные - люди красивые, ухоженные женщины, у которых не должно быть недостатка в мужчинах. А мы что, не взрослые?
- Нравится? - хрипло спросила я, чтобы как-то начать. И не давая тебе отступить, спрятаться за дежурную фразу, открылась. - Меня это сильно возбуждает.
- Меня тоже, - призналась ты и непроизвольно свела ноги в своих голубых джинсах.
Я была уверена, что трусы у тебя давно уже мокрые.
- А зачем ты взяла у сестры этот журнал? - спросила ты.
Ты на верном пути...
- Я люблю его рассматривать, когда никого нет дома или когда моюсь в ванной.
- И что?
Ты ждала моего признания в онанизме. Я готова была признаться, мне это было даже на руку, мне хотелось этого, чтобы еще больше открыться в своем интиме, убрать все барьеры. Но я интуитивно решила чуть-чуть потянуть, распаляя тебя.
- Обожаю это смотреть. Меня это приятно разогревает, - я старалась говорить ровно. Не знаю, насколько это получалось. Тебе видней.
- А что приятного потом ходить заведенной? Наверное, это даже вредно, если организм не получает разрядки...
Глядя на меня большими голубыми глазами, ты своими вопросами просто толкаешь меня к постыдному признанию в мастурбации. Сейчас из меня выльется этот сладкий стыд признания. Скоро.
- А может, я получаю...
- Что? - твои губы нетерпеливо дрогнули.
- Разрядку.
- Как?
Мне дальше отступать некуда. За спиной - пропасть признания. Я лечу туда, самоубийца. Если ты завтра растреплешь девчонкам... А через них дойдет до мальчишек (о, я даже знаю через кого именно - через эту рыжую дуру Крынкину!). Тогда мне придется менять школу, может быть, место жительства. Хорошо, если не затащат в подвал и не изнасилуют. Раз онанируешь, значит, хочешь! А вот мы тебя сейчас и оприходуем! И не вздумай орать, онанистка, жидовское отродье!..
Но даже если всего этого не будет, все равно признаться в онанизме - это... Ну так никто не делает. В этом не при-знаются.
Но мне нужно сорвать последние покровы, я иду на интимное сближение, я говорю:
- Сама. Можно ведь и самой.
Ты смотришь на меня. Я призналась. Но ты хочешь услышать это еще раз и в другой, более ясной форме. Хорошо, любимая.
- У меня есть специальный гель на водной основе...
Ты заинтересована: это не просто мастурбация, это уже что-то с косметико-медицинским уклоном.
- Он полезен для кожи и вообще... Снимает напряжение. Я наношу и втираю в соски, во внутреннюю сторону бедер...
Я делаю паузу.
- Ну...
Ты нетерпелива, моя девочка.
- Потом тонким слоем на ладонь и пальцы, - машинально я немного раздвигаю ноги, моя правая рука непроизвольно перемещается ближе к моему паху. - И мажу между ног, половые губы, клитор...
От произнесения вслух этих слов у тебя вздрагивают ноздри. Я делаю едва заметное движение рукой, будто ладонь, намазанная гелем, уже движется между моих распахнутых ног по нежным местам.
- А потом растираю, втираю, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее...
Твои глаза завороженно смотрят за моей рукой, лежащей на моем бедре и намеком имитирующей движения.
- А разве ты делаешь это без геля? - внезапно, но мягко спрашиваю я.
- Да...
Поздно. Слово не воробей. Оно вылетело случайно, и ты его не поймала. Машинальный ответ по существу. Теперь мы обе онанистки. Свободные как птицы онанистки. Мастурбационистки. Рукоблудки.
Мне остается один шаг. Ты, конечно, помнишь, как я его сделала. Не можешь же ты забыть, как это произошло в первый раз! Я тогда просто предложила:
- Давай вместе попробуем!
Через мгновение после произнесения этой фразы по твоему неуловимо изменившемуся лицу я поняла, что ты согласна. Лишь чуть поколеблешься для вида и позволишь себя уговорить.
Но я не стала уговаривать. Я просто сняла свою юбку, чулки, раздвинула ноги, взяла твою руку и, положив ее на свой лобок, крупно вздрогнула и застонала. Я знала, что тебя это страшно возбудит. Я терла твоей рукой промежность, извивалась, стонала, кусала губы, тряслась, кричала, закатывала глаза. Я почти не играла. Мне действительно было приятно.
Потом я вдруг резко отвела твою руку, легла спиной на кровать, раздвинула ноги до предела, так, чтобы тебе было все лучше видно, и начала трахать себя пальцем, взвизгивая от наслаждения от вида твоего лица. Затем перестала и просто до предела раздвинула пальцами розовые губки. Смотри. Смотри!
Ты сверлила взглядом мою плоть и от этого почти физического давления, буравившего взгляда, я тащилась. Ты терла взглядом мой набухший, лопающийся от прилившей крови клитор. И я кончила, меня трясло.Когда я снимала твои голубые джинсы, ты уже не ломалась даже для приличия.
Ленк, у меня до сих пор перед глазами в деталях стоит эта картина: твоя чуть окинутая голова, влажные половые губы, приоткрытый рот, тяжелое дыхание, глаза закрыты. Грубая ткань джинсов постепенно опускается, открывая белые, упругие, теплые бедра. К которым я тут же припадаю губами.
Брюки падают на пол, за ними - мокрые трусики. И вот уже ты лежишь на спине, а я исступленно целую, кусаю, лижу, сосу, слюнявлю твое "нижнее я", твой центр сосредоточения удовольствия, на котором сейчас для тебя замкнулся весь мир.
Запустив руки под футболку, ты теребишь, трешь свои соски.
Ты тоже кончила быстро.
И только после этого мы раздеваемся полностью.
Только что пришла моя соседка-сожительница, Ольга. И я оторвалась от письма, чтобы поужинать с ней и выслушать ее одинаковый рассказ о том, как ее опять не взяли на работу. Я кивала, бросала какие-то реплики, а сама, распаленная воспоминаниями, поймала себя на том, что впервые оцениваю Ольгу не просто как половину суммы за жилье. А как женщину.
И вдруг подумала - а не предаю ли я этим самым свои воспоминания: не изменяю ли тебе? Но тут же утешила себя: ты - мое самое лучшее, самое светлое, самое яркое, самое первое и потому - самое любимое воспоминание. Воспоминание-иконка, на которую я молюсь в тяжелые минуты в этой серой, холодной, чужой и недоброй эмиграции. Мой единственный просвет. Окно. Свет за спиной в тоннеле. Маячок уплывающего в ночь порта. Меня бьют соленые от слез ветры, Ленка.
Я лесбиянка по рождению. Ты теперь бисексуалка по жизни. Я сделала тебя бисексуалкой. Не жалеешь?
Нет, я не предавала тебя, оценивая фигуру Ольги. Потому что тебя я больше никогда не увижу в этой жизни... Смотри, прямо как в песне получилось. "Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду". Помнишь, мы ходили в Ленком на "Юнону и Авось"? Каранченцов пел. Только теперь я понимаю, какие это слова. Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду!
Я тебя никогда, никогда, никогда...
И еще. Ты как спичка, зажигаешь во мне огонь. И пыл страсти во мне, и охота полизать Ольге, и похоть по отношению к проходящим мимо попочкам и грудкам, это все - твой огонь на моем хворосте. Твоя любовь горит во мне, Ленка. Или я горю твоей любовью? Или сгораю?
Конечно, ты знаешь, у меня были и другие женщины. И даже во время связи с тобой, признаюсь. Видишь - каюсь! Тело требовало секса. А душа рвалась к тебе.
Сейчас уже ночь, я сижу у себя в комнате и пишу.
Знаешь, я все-таки соблазню Ольгу или, точнее, совращу. Трахну. Грубо, но так приятно, чтоб она зверела и орала в дикой страсти. В пароксизмах страсти. Я сделаю это ради тебя. Я брошу ее на алтарь страсти во имя твое.
Я начну с психологической подготовки. Я не буду торопиться. Долгими зимними вечерами после ужина я стану вести с ней беседы. Я постепенно заставлю ее смотреть на мир по-другому. Заставлю отказаться от дурацких, идиотских предрассудков. Влюблю в себя, наконец.
И, может быть, мне удастся создать в этом царстве холодной тьмы и отчуждения цветной и теплый Остров Двоих. Где нам будет хорошо. Маленький очаг имени тебя, Лена моя.Я не знаю, ты, возможно, вышла замуж. Это было бы мне знать неприятно. Но не так неприятно, как если бы ты соединилась с какой-нибудь женщиной. Бог с ними, с этими мужскими тыкалками, может, в тебе сказался зов глупой природы. Но неужели ты смогла найти себе женщину? Мне трудно это представить. Ты - такая красивая, нежная, утонченная. Кто достоин тебя?
Ревную ли я? Нет, как ни странно. Нас развело во времени и пространстве, и мостик ревности не соединит эти пропасти. Даже если у тебя есть другая женщина, я не плачу сердцем. Все, что ты делаешь, - правильно, потому что я люблю тебя. Слышишь, я признаюсь тебе в любви. Ты знаешь, что я люблю тебя, но мы никогда не говорили об этом.
