Александр Никонов - Хуевая книга
А, может быть, наоборот? Весь смысл-то и содержался в болтовне этих детей?
Наутро, проводив их до пещеры, Старик вернулся домой и, остановившись у порога, долго осматривал свою комнату, будто видел ее впервые.
Весь день он приводил в порядок свое хозяйство. Переложил покосившуюся, грозившую упасть поленницу, принес охапку дров в дом и аккуратно брякнул их около печки. Починил висящую на одной петле калитку, выбросил годами лежавший неведомо зачем хлам из кладовой. Инструменты и спички положил на видное место.
Эту ночь, впервые за много лет, он хорошо спал... А утром он сходил на могилу Марты, взял с твердого могильного холмика горсть земли, положил ее в небольшой полотняный мешочек и, завязав его, опустил в карман. Немного постоял, неловко переминаясь и безмолвно шевеля губами.
Затем Старик развернулся и медленно пошел до боли знакомой дорогой. На этот раз он шел один.
Солёные ветры
"Здесь совсем другая жизнь, Лена. Другие проблемы, другие люди, другая психология - все другое. Я не могу это объяснить, это надо видеть и чувствовать.
Начать с того, что сразу рухнули ходящие в Москве легенды о счастливых замужествах, о том, что будто бы здесь, прямо в Бен-Гурионе, у трапа наших девочек встречают толпы женихов. И будто девушки-олим тут вообще нарасхват. Ни хрена подобного! Израильтяне - мужики себе на уме, западный менталитет. Зачем им нищие олим? Они лучше свою, побогаче возьмут. Чистые жиды! Нас, кстати, тут все зовут русскими. Как все странно. Могла ли я, московская еврейская девушка, помыслить, что когда-нибудь меня будут уничижительно называть русской, а я стану называть моих соплеменников-евреев на их родине жидами?! Ну точные жиды! А мы тут точные русские.
Все-таки я русская, Ленка. Мне здесь многого не хватает в жизни. Хотя сама жизнь мне... не то, чтобы нравится, а как-то развлекает меня. Все необычно. Впрочем, об этом я уже писала... Тут жить и легче, и труднее. С работой - полный швах. Говорят, в провинции с этим чуть лучше, но после суетной Москвы я могу жить только в Иерусалиме. В захолустье я просто загнусь. (Хотя вот на оккупированных территориях жилье дешевле). Живу я пока на пособие от Министерства абсорбции. Подрабатываю - мою полы тут в одной забегаловке. Капают какие-то шекели. В общем, на жизнь хватает, на небогатую. Самое дорогое - жилье. Я снимаю тут двухкомнатную квартиру на пару с одной девчонкой из Питера. Вместе учим идиотский иврит в ульпане школе по изучению языка для олим.
Поначалу по приезде поселили нас в гостиницу, за три дня житья в которой заплатила я уйму бабок - целую кучу этих вонючих шекелей (250 шекелей, что соответствует 125 долларам США). Это колоссальная для меня сумма. Вот почему я быстро смоталась из этого отеля на квартиру.
Как-то я сумбурно, по-моему, все это пишу, но ничего, сейчас постепенно распишусь, войду в колею и так далее. Тебя, конечно, интересуют цены. Это правильно. Вот слушай. Министерство жидовской абсорбции выделяет мне примерно 1000 шекелей в месяц. На жилье у меня уходит 380 шек. За газ, воду, телефон (кому мне звонить? жидам этим?), электроэнергию вылетает еще сотня в месяц. Ну еще кое-какие мелочи вылезают. По здешним понятиям я нищая баба. Но по совковым представлениям у меня вполне достойная жизнь. Потому что на оставшиеся вонючие шекели я ем и одеваюсь. Это дешево. Еда тут дешевая. Суди сама: огурцы - 1,5-2 шекеля за кг, яблоки- 2,5-3,5 ш/кг, бананы и картошка - 2-2,5 шекеля. Сыр, правда, очень дорогой - 18-20 шек/кг. И торты. Поэтому торты я не ем, а сыр очень редко.
Одеваюсь я, где подешевле - на арабском рынке. Потому что, например, кроссовки в магазине "Каньон" стоят 75-150 шекелей, а на рынке -18-40.
Работа мне не светит, общения, кроме Ольги, моей соседки-сожительницы, с которой мы платим за квартиру, практически нет. Ну я иногда, конечно, говорю с израильтянами, но это не то. Это просто обмен информацией, а не общение. Да если еще учесть мой инвалидский иврит и такой же инвалидский английский. Хорошо еще, что тут полно народу понимает русский.
Короче, контакты с израильтянами нельзя назвать полноценным общением, скорее разговорной практикой. Соответственно, друзей среди них у меня нет. Да и вообще я сомневаюсь, что тут имеют представление, что такое дружба по-нашему. Я имею в виду, по-русски. Вот странно. В Москве под словом "наши" я имела в виду все еврейское. А в Израиле под "нашими" подразумеваю все русское. Вот такая инверсия.
А уж о ночных посиделках на кухне за бутылкой местной водки (0,5 л - 2,5 шекеля) здесь знают только бывшие наши.
Поэтому досуг мой беден. Книги тут очень дорогие, съездить куда-то - дорого. Одна поездка на автобусе стоит столько же, сколько кило картошки. А кило картошки я могу два дня есть. Вся я далека от этой израильской жизни, и, сидя с Ольгой вечерами возле масляного обогревателя (страшно дорогая штука, но, к сожалению, необходимая), мы предаемся воспоминаниям о прошлой жизни.
Предаваться воспоминаниям и писать длинные письма на Родину - что еще остается бедному еврею? А вот сейчас я просто совмещу оба эти занятия... Я буду делиться воспоминаниями с тобой, объект моих воспоминаний. Я так хочу. Меня это не толькосогревает, но и возбуждает. А возбуждение - суть приятные эмоции, оазис среди этой мерзкой израильской зимы.
Ты помнишь нашу первую встречу?
Это было у меня. Я специально пригласила тебя тогда, чтобы между нами случилось ЭТО. Ты еще накануне получила "банан" за контрольную по физике, потому что долго болела, и потом все боялась, что эта "пара" выйдет тебе боком в четверти. Тогда-то я и предложила тебе прийти ко мне "позаниматься". Я вкладывала в это слово свой, особый смысл.
Ты пришла ко мне с учебником и тетрадью. Наивная! Глупая пятнадцатилетняя целка! Сначала я повела тебя на кухню пить чай. Я внимательно оглядывала тебя с ног до головы. Мой взгляд непроизвольно задерживался на разных местах - груди, бедрах. Я ничего не смогла с собой поделать. Я хотела тебя. Я черненькая, крепкая еврейская девочка хотела беленькую русскую девочку. Кажется, ты еще спросила тогда:
- Что ты так смотришь?
И я смутилась:
- Ничего...
Потом мы пошли в мою комнату, где у меня на столе как бы случайно лежал наполовину прикрытый газетой порнографический журнал, который я с превеликим трудом выпросила у двоюродной сестры на несколько дней специально для этого случая. Я размышляла, удастся ли мне моя задумка или нет.
Я шла в комнату сзади тебя и не отрывала глаз о твоей качающейся попки. Ее половинки, обтянутые потертыми голубыми джинсами, при ходьбе двигались вверх-вниз. Я давно мечтала иметь такие же джинсы, но средства не позволяли.
Я все рассчитала правильно. Журнал ты заметила. Я специально так прикрыла его газетой, чтобы осталась видна самая соль - большой член и мужские ноги.
- Ой, что это у тебя?
Клюнула! В груди у меня что-то сладко опустилось в приятном предвкушении. Я знала, что теперь ты подойдешь, попросишь посмотреть, и я, конечно, разрешу, скрывая волнение.
- Да это я у двоюродной сестры на пару дней одолжила, чтобы не скучать. Хочешь посмотреть?
- Хочу!
Я вытянула из-под газеты датский журнал. Цветной. Толстый. Когда сама я, запершись от родителей в туалете или ванной, разглядывала журнал, у меня дрожали колени от возбуждения. Я вся покрывалась липким потом. И если дело было в ванной, я откладывала журнал на табуретку и направляла теплую струю душа между ног...
Мы сели на диван и начали листать журнал. Точнее, ты листала, а я искоса наблюдала за твоим лицом, твоей реакцией. Если ты надолго задерживала взгляд на какой-то фотографии, я переводила на нее взгляд и пыталась определить, что тебя на ней привлекло.
Ты была крайне заинтересованная и возбуждалась все больше и больше.
На одном снимке тебя привлек огромный кривой член негра. Но я с интересом ждала, задержится ли твой взгляд на фотографиях, которые заводили меня больше всего, просто с ума сводили. Ты уже, конечно, догадалась, что я имею в виду.
Ты перевернула очередную страницу, на которой очередной мужик совал свою блестящую залупу в рот очередной даме, и наконец открылись любимые мои снимки. Я волновалась - не будешь ли ты листать их быстрее обычного, заинтересуют ли они тебя?Это были лесбиянки. Прошло много лет, но я как сейчас помню эти кадры. Целующиеся, лижущие, ласкающие друг друга девушки. Дольше всего ты задержала взгляд на развороте, где были изображены две девушки. Одна совершенно раздетая, лежала поперек кровати, раздвинув и свесив с кровати ноги. Глаза ее были закрыты, рот приоткрыт. Она пальцами раздвинула половые губы. Другая, одетая, кончиком языка дотрагивалась до разбухшего клитора первой.
Эти снимки потому задержали твой взор, что были, как бы сказать, более реальными для нас, нашего возраста, чем другие. Мы знали, что "правильный", "классический" секс - секс с мужчиной. Но мужчины с членами - это все у нас в далеком каком-то будущем. Все эти большие кривые члены с блестящими головками - для каких-то больших, взрослых теток, а не для нас. Ну разве могут восьмиклассницы, дети, каковыми мы себя ощущали тогда, заниматься взрослым серьезным сексом? Нам еще рано. И опасно. И страшно. И мама заругает. А вдруг залетишь? А вдруг чего-нибудь подцепишь? А вдруг в школе узнают на медосмотре? Все эти страшные перспективы, из-за которых можно и вены вскрыть, и газ открыть, и с этажа скакнуть, - на выбор. Хорошее удовольствие, из-за которого в петлю! Нет!
