Феликс Кривин - Гиацинтовые острова
Затем подоспел Говорушка, прибывший с опозданием, потому что залетел по ошибке на остров Мадагаскар.
— Знаменитый ученый Брэм, — сказал, приземляясь, Говорушка, — авторитетно заявил, что «пение Пересмешки не всякому нравится». И это понятно: разве может всякому нравиться, когда над ним смеются?
Дутыш согласно кивнул и еще больше надулся.
Непонятно, что нужно этим пересмешникам. Почему они за всех высказываются — и за Кенаря, и за Соловья, и за самых разных птиц и зверей — разве птицы и звери их уполномочивали? Да что там птицы и звери! Ударит гром — Пересмешник и за него выскажется, просвистит ветер — Пересмешник и за него выскажется… Да и хоть бы серьезно высказывались, а то ведь пересмеют… Что было бы с нашим миром, если бы в нем слово было предоставлено одним пересмешникам? Один смех, и только.
Говорушка это понимает. И Дутыш это понимает.
— Путуму чту хурушу смюютсю тут, кту смюютсю пуслюднюй (потому что хорошо смеется тот, кто смеется последний).
А кто согласится быть последним?
Говорушка согласится быть последним?
Дутыш согласится быть последним?
Так кто же, кто согласится быть последним?
Конечно же только тот, кто не лишен чувства юмора.
Дышите так, как дышит Серебрянка!
Паук Серебрянка изобрел оригинальный способ дыхания. Для того чтобы дышать этим способом, нужно прежде всего погрузиться в воду.
Конечно, ему возразят, что такой способ совсем не оригинален, что в воде дышат рыбы и многие другие животные. Но ведь они дышат жабрами, а не легкими. Тут предвидится еще одно возражение: зачем дышать легкими под водой? Разве не приятней дышать ими на свежем воздухе? Возражений много, и так бывает всегда, когда предлагается что-то новое и непривычное. Но прежде чем возражать, послушайте, что предлагает паук Серебрянка.
Итак, вы погружаетесь в воду, не забыв окружить свое тело воздушной оболочкой, состоящей из маленьких пузырьков. Вода может показаться холодной, но вы не пугайтесь: вы ведь окружены оболочкой воздуха, так что вам можно не бояться воды. Словом, отбросьте свои сухопутные опасения и продолжайте погружаться…
Погрузились?
Теперь отыщите какое-нибудь растение. Смелей, открывайте пошире глаза, ничего им от воды не сделается. Видите, сколько здесь растений, не меньше, чем там, наверху. Выберите себе какое нравится и начинайте плести паутину. Этому вас не учить, дело привычное. Правда, учитывая течение, крепче натягивайте ее на стебельки.
А сейчас начинается самое интересное. Ну-ка выгружайте свои пузырьки с воздухом (да поаккуратней кладите!) под паутинный навес. Что получилось? Ну конечно, естественно: паутина приподнялась, и у вас получилось что-то наподобие домика. Да не наподобие, а самый настоящий домик.
Входите в этот домик, смело входите, он ваш. Располагайтесь в нем и дышите. Глубже дышите, во все легкие и трахеи, запасы кислорода будут пополняться непосредственно из воды, так что можете себе не отказывать.
Вот какой замечательный способ придумал паук Серебрянка, и, собственно, из-за этого он и полез в воду — единственный из всех пауков. Он и в огонь бы полез, если б придумал способ дышать в огне, но он пока не придумал такого способа.
Да, паук Серебрянка настоящий изобретатель, хотя что-то не видно желающих воспользоваться его изобретением. Все считают, что легкие не приспособлены для воды.
— Они приспособлены, они уже приспособлены! — доказывает паук Серебрянка, потому что он ведь их уже приспособил.
И опять ему возражают: для чего нужно приспосабливать легкие к воде, если они уже приспособлены к воздуху?
Никто не хочет отказываться от привычного способа дыхания. Как дышали до нас, так и мы будем. Не мы первые, не мы последние.
Но ведь нельзя же всю жизнь дышать по старинке! Послушайте, да послушайте же вы наконец! Погрузитесь в воду, окружите себя оболочкой из пузырьков, найдите под водой какое-нибудь растение, натяните паутину и — дышите, смело дышите! Выдох… вдох… Дышите так, как дышит паук Серебрянка!
Моллюск Цирротаума
Может, в этом мире у кого-нибудь есть глаза? Хоть какие-нибудь глаза… Вы знаете, что такое глаза? Ну, которыми видят. Вокруг все черное, и вдруг на этом черном что-то блеснет. Покажется не таким черным. И это значит, что вы видите. Правда, может быть, сон.
А может быть, и не сон. Может быть, вы видите по-настоящему, глазами. Что именно — Цирротаума не может вам объяснить. У него никогда не было глаз, и он не знает, как это — видеть. Но ведь у кого-нибудь должны быть глаза? Ведь мир велик, даже на ощупь. Не может он быть так же слеп, как слепой Цирротаума, — такой огромный мир…
Слепой Цирротаума светится, оставаясь в своей темноте, он светится, не видя своего света. Он вспыхивает пламенем, которое для него похоже на черную ночь — на такую же черную ночь, как отсутствие пламени. На такую же ночь, как ночь. На такую же ночь, как день. На такую же ночь, как весь этот океан, в котором живет слепой Цирротаума.
Живет и светится. Может, у кого-нибудь есть глаза.
Рыба Тонкинский Апогон имеет три фонаря, но все они где-то у Апогона в желудке, и свет их направлен внутрь Апогона, как будто Апогон, как древний философ, стремится познать самого себя. Вокруг темно, а он познает себя — вернее, не хочет ни с кем делиться светом. А Цирротаума светится. Слепой, он светится в надежде, что у кого-нибудь есть глаза.
Он не только светится пламенем, он светится насквозь, он прозрачен. Чтоб никому не мешать смотреть, не загораживать мир своей особой, не лезть в глаза тем, у кого, может быть, есть глаза.
Другие готовы загородить собой целый мир, а сами не светятся. Сами они похожи на черную ночь. А когда их много, тогда вокруг такая черная ночь… Такая же черная ночь, как вокруг слепого Цирротаумы.
Ночь вокруг слепого Цирротаумы, и в этой ночи он светится. Никогда не видавший света и никогда не увидящий света, он светится, светится… Может быть, в этом мире у кого-нибудь есть глаза…
Салангана
Не верьте сказкам про летучих мышей! Не верьте ни одной сказке про летучих мышей! Разумеется, кроме той сказки, которую я собираюсь вам рассказать, потому что это очень правдивая сказка.
Мне вы можете не поверить, но у меня есть друг, Пещерный Крылан, и он-то лучше нас с вами знает летучих мышей, потому что сам принадлежит к этому прекрасному племени. Прекрасному, но вместе с тем несчастному племени, потому что его удивительная способность летать окончательно испортила ему репутацию.[86]
— Если летаешь, надо быть птицей, — вздыхает мой друг Пещерный Крылан и рассказывает мне об удивительной птице Салангане.
Салангана — родственная душа, она, подобно моему другу, обладает редкой способностью эхолокации и потому свободно ориентируется в темноте. Но даже в темноте она сохраняет свою привлекательность, потому что она птица, а не летучая мышь. И ее не пугает рев моря и свирепые морские валы, она смело проходит сквозь пену волн и выходит из пены, как богиня красоты: такая же недоступная и прекрасная.
Пещерный Крылан может часами говорить об удивительной птице Салангане. Салангана — это его мечта, с которой ему до сих пор не пришлось встретиться. Каждую ночь он вылетает из своей пещеры в надежде встретиться со своей мечтой и до самого рассвета ищет ее, собирая эхо из разных мест, как это делают те, кто обладает способностью эхолокации.
Эхолокация дает возможность особенно остро почувствовать красоту. Эхо от старого пня совсем не то, что эхо от цветущей магнолии, а эхо чужой скалы не сравнится с эхом родной скалы, хоть на глаз их не отличить и на ощупь не отличить — их можно отличить лишь при помощи эхолокации.
— Ее эхо я узнаю среди тысяч других, — говорит мой друг, имея в виду птицу Салангану. — Только она, Салангана, вряд ли ко мне прилетит, вряд ли ей понравится мое эхо…
Что значит — не понравится? Ведь и ей, Салангане, нужен друг. Пусть у нее все есть: и красота, и стремительность, и способность ориентироваться среди ночи, — но ей нужен друг, способный защитить ее кров.[87]
Вот почему мой друг ищет свою мечту: он хочет взять ее под защиту. Оказывается, есть такие мечты, которые нужно брать под защиту, иначе они совсем пропадут. У скольких мечтателей были прекрасные мечты, которые с годами исчезли, а почему? Потому что их некому было взять под защиту.
Мой добрый друг, такой же добрый, как все его летучее племя, каждую ночь вылетает из пещеры и посылает звуки во все концы, чтобы они возвратились к нему эхом, и не просто эхом, а эхом его мечты. Услышать эхо своей мечты — вот в чем главная цель эхолокации.
— Са-лан-га-на! Ты слы-шишь ме-ня, Са-лан-га-на?
Нет, она его не слышит. Потому что когда он вылетает из своей пещеры, она, Салангана, влетает в нее.
