Михаил Мишин - Почувствуйте разницу
Короче. Хотя на этот раз короче мне трудно. Потому что Леня Филатов представитель моего поколения. Поколение — странное. Уже не шестидесятники, но еще и не эти, которые моют стекла машин на перекрестках и за которыми будущее. Мы — между. Но мы — не хуже. Мы сможем это доказать на любом суде. И среди вещественных доказательств мы предъявим суду Леонида Филатова. Его острый взгляд, острый ус и острый ум. И мы докажем, что без таких острых людей наше существование выродилось бы в совсем уже тупую тоску, что не есть игра слов, а точный факт. А именно поиск фактов и был целью моего выступления.
Что же касается "Энциклопедии", то Леня рано или поздно займет там свое место среди Филатовых, но этот факт пусть радует "Энциклопедию".
А нас пускай радует своим существованием наш приятель, наш современник и сукин сын — Леонид Алексеевич Филатов.
IV Mои московские новости
Несколько лет назад возникли друзья из газеты "Московские новости": "Предлагаем постоянный контракт".
Слово "контракт" звучало реформаторски и демократски. Я говорю: "А что надо будет делать?" — "Ты обязуешься писать в первую очередь для нас". — "А вы что обязуетесь?" Друзья озадачились, потом сказали: "Печатать, наверное".
Идея контракта понравилась. И "Московские новости" были близки — как по направлению, так и по месту жительства. И в "МН" возникла рубрика "Искренне ваш" с моим портретиком. Я на нем чрезвычайно мудрый.
Вообще, читать вчерашнюю прессу нелепо — кому нужна злоба вчерашнего дня? Или позавчерашнего?
Но когда проходит много времени — интерес опять возникает. Уже исторический. Отсюда все эти рубрики типа "О чем писал наш журнал сто лет назад".
Тут, правда, предлагается не столетней давности коллекция, а лет за пять. Так ведь и время у нас идет с другой скоростью…
"В страмне"
Во мне ничего не происходит.
Читаю — зависть берет: во всех происходит. В одном происходит, в другом. Во мне — ни черта. Возникает вопрос: а чего тогда пишешь? Ответ: именно из зависти.
Вообще еще недавно аж раз были иллюзии, что процессы протекают именно внутри меня. Какие-то обольщения и разочарования, приливы и откаты. Теперь понял: это не во мне — это лишь отражения, отзвуки и отголоски вышележащих рубрик. "В мире" и "В стране" отражаются "Во мне". Стих получился… Кстати, очень наша иерархия. Сперва "В мире", потом "В стране", потом в трудовом коллективе, в отряде, в лестничном комитете, а потом уже в личности гражданина. "Я" — демократично последняя буква.
В последней букве ничего не происходит.
Книги читать отучился. Газеты надоели. Телевидение с его Кравченко и с его критиками, и с их криками: "Долой Кравченко и его телевидение!" осточертели.
Слухи перестали возбуждать. "Говорят, скоро все начнут приватизировать". "Говорят, скоро не начнут". "Говорят, скоро все кончится и будет переворот". Какой им еще переворот? И так все перевернуто. Ну, перевернут еще раз. Что изменится?
Социологи шныряют среди прорабов перестройки. "Вы за президента, или вы за его отставку, или вы за Ельцина, или вы за…" Сил нет больше. По мне пусть публично поцелуют друг друга в присутствии присяжных.
В языке укрепляются позиции мата и новых слов, смысл которых неясен, но выяснять неохота. Брокер, дилер, лизинг, бартер. Или чартер. Неважно, к нам это отношения не имеет. Параллельная жизнь.
Экономисты перестали завораживать. "Что сперва — стабилизировать рупь или сократить дефицит?" Сперва застрелиться, потом повеситься. Вообще к ужасам помаленьку адаптировался. То есть когда видишь, как там наши бьют наших, а потом, наоборот, свои режут своих, конечно, оторопь еще берет, мороз по коже еще имеет место. Но уже без первозданной свежести. Уже втянулись ужасаться.
В мире — в стране — во мне. Во мне — в стране — в мире. Вот хорошо Ортега сказал, только не наш никарагуанский кореш, а Ортега-и-Гасет, философ: "Я — это Я плюс мои обстоятельства". Дня без обстоятельств не бывает. А время такое — обстоятельства все больше не внутри меня, а снаружи.
"В мире" — происходит. Чего-то там мир жужжит про новый мировой порядок. Премьер чего-то там с канцлером, Шамир чего-то там с Шаройом. Или наоборот. В мире все при деле. Мир далеко, страна близко.
"В стране" — очередной последний и решительный. Или решающий. Размежевания и противоборства: "Вы за то, чтобы всем стоять в отдельных суверенных очередях или в обновленной союзной очереди?" Впрочем, можно иначе выбирать: в очередь за продуктами или в очередь за визой. Социалистический выбор.
Наиболее оголтелые носятся с визгами: "Вы за суд над коммунистической партией или вы…" Я против. Я вообще против глупостей, и партию поэтому тоже не люблю. Ни ее не люблю, ни ее судить. Тогда и резерв партии судить надо, комсомол, и профсоюзы — школу коммунизма, и пионеров — смену комсомола, и октябрят привлечь. Скучно, ребята, все мы одна партия…
В стране — во мне… Это уже одно и то же, кажется.
Рубежи можно объединить: "В страмне".
Отличает еще только биология. Еще на хорошеньких оборачиваюсь. Куда идете, девушка? На конкурс красоты. Стать "мисс чего-то" и уехать моделью в Париж. Попутный ветер, девушка.
В ушах застревают обрывки. "Нападки на армию…" "Историю чернят…" "Ленина шельмуют…" За что, правда? Он же предупредил: "Приезжайте к нам через десять лет". Мы не торопились, мы приехали через семьдесят…
Гениальная история — в каждый следующий период можно жалеть о предыдущем. Вот народ с теплотой уже вспоминает Николая Ивановича.
В стране — во мне. Страна — мои обстоятельства. Поэтому во мне благодарность бундесверу. Родственникам принесли в дом гуманитарный паек. Ну, правильно, как им в окопах без салфеток? Все в аккуратных коробочках. На коробочках — буковки. Жаль, не читаю по-немецки. Может, там написано: "За взятие Кенигсберга", "За Берлин"… Так что закусь от побежденных пришла. Во мне другая озабоченность. Врачи говорят, пить нельзя. То есть они и вообще говорят, что нельзя, а тут они еще и в частности сказали, что нельзя, мол. Родился во мне поэтому еще стих — протеста: "Пока есть с кем пить, можно жить. Пока есть с кем жить, можно пить". Хороший стих, по-моему. Надо будет Саше Кабакову прочитать.
Еще во мне печаль: друзья пропадают. Тот куда-то убыл, этот убыл. Убывают друзья наши в разных направлениях. И мы убываем нашими друзьями. Не самый лучший каламбур.
Оставшиеся же при встрече в течение секунды переходят на политику. И говорить нельзя — и не говорить нельзя. "Какой главный результат перестройки?" Болото проснулось. Забулькали пузыри, побежала рябь, зачавкало, захлюпало, заухало. "Ого-го-го-го, болотные! Так боле жить нельзя-а!" Эхо отвечает: "Нельзя-а-а-а…"
Главный результат: сонная абстракция светлого грядущего преобразовалась в живую конкретику: до лета бы дожить. До осени. Перезимовать бы.
Интересно, что при всем этом надежда еще не окочурилась окончательно. Полузасохшаяся, конечно, больничного вида, но вот трепыхается еще во мне.
Интересно даже…
Новый человек
Вначале — слово.
Даже два.
Приставь к любому существительному слово "советский" — получишь знак качества. Советские квартиры, советские дороги, советское сельское хозяйство.
Приставь "социалистический" — предмет растворится в мистическом тумане.
Социалистический гуманизм. Каких людей любить? То ли только тех, которые за социализм, то ли всех, но лишь во имя социализма? Сумерки.
Социалистическая законность. То есть, с одной стороны, она, конечно, законность. Но с другой, конечно, социалистическая.
Грань между реальным социализмом и социалистическим реализмом стерта в силу непостижимости ни того ни другого.
Советская социалистическая таблица умножения.
Пользуясь которой и получили результат. И напрасно орут, что ничего не удалось. Один результат налицо. Другого, может, ничего не сделали, но одну задачу решили. Новый человек — выкован!
Новый человек — он чем новый? Главное, тем, что он не за свободу, а за справедливость. То есть его не волнует, что ни хрена нет, а чтоб это "ни хрена" — поровну! Не то, что он — нищий, а что у другого — привилегия. Его интересует, чтоб в очередях стоять по-честному всенародно. А для торжества соц. справедливости нарезать всем талоны. То есть, конечно, сперва визитки по паспортам, по которым выдавать купоны на карточки. И уже по ним организовать списки на талоны. Так что в стране уже осталось всего две очереди, где без талонов пока. Мавзолей и "Макдональдс". Можно их для удобства даже объединить. Как символ единства теории и практики. Зашел — поклонился, вышел — скушал пирожок…
Новый человек отличается от нормального не тем, что врет и ворует. А тем, что врет и ворует, одновременно возмущаясь враньем и воровством! Причем и то и другое искренне.
