Мартти Ларни - Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле
Бледное ноябрьское солнце лениво сгоняло ночной иней с ветвей придорожных деревьев и кустов. Желтоватое жнивье кукурузных полей блестело, как латунь. У дороги каркали вороны, музыкальные критики птичьего мира. Они собирали на асфальте обильный ночной урожай: задавленных машинами дикобразов и зайцев.
Путники обнаружили, что они высажены на какой-то побочной дороге, потому что не было видно ни одной рекламы. Они выехали до восхода солнца из маленького городка, где ночевали в каком-то гараже. Теперь, судя по солнцу, было уже часов десять. Пройдя с полчаса, они вышли на магистральную дорогу, обрамленную гигантскими щитами реклам: пиво, паста для бритья, бензин, пудра и запальные свечи. Почувствовав себя в безопасности, друзья зашагали по широкой рекламной аллее, которая проходила через центр населенного пункта. На фронтоне одного торгового здания висел плакат: «ХОТИТЕ ЛИ ВЫ ЛЕГКО ЗАРАБОТАТЬ ДЕНЬГИ?»
Разумеется, Джерри и Бобо хотели, так как они соскучились по завтраку и с тоской вспоминали объемистые железные бочки «Оазиса». Приободренные и полные надежд, они заглянули в маленькое помещение, стены которого были украшены предвыборными плакатами. За конторским столом сидели, покуривая сигары, двое мужчин средних лет. Они довольно сухо ответили на приветствие бродяг, в голосе которых слышались робость и смущение.
— Чем можем вам служить? — поинтересовался один из куривших, закидывая ноги на стол.
— Мы готовы заработать деньги, — сказал Бобо.
Мужчина схватил карандаш и бумагу и начал расспрашивать:
— Имя?
— Борис Минвеген.
— Профессия?
— Профессор университета.
— Задававший вопросы бросил карандаш на стол и переглянулся с товарищем. Тот утвердительно кивнул головой. Тогда первый задал те же самые вопросы Джерри и, выслушав его, встал, покусал сигару и вдруг спросил:
— Вы оба члены нашей партии?
— Ну разумеется, — ответил Бобо без запинки.
— Хорошо. Вы можете приступить к работе немедленно?
— А какого рода работа? — поинтересовался Бобо.
— Работа очень простая, но открывающая широкую дорогу.
Человек с сигарой взял стоявший у стены двойной щит — рекламу и, ловко надев его на плечи Бобо, удовлетворенно проговорил:
— Вот так!
— Затем он и Джерри запряг таким же образом, так что у обоих друзей на груди и на спине оказались довольно большие, достающие до середины голени картонные щиты, на которых яркими футовыми буквами значилось: «ОТТО РОТА — ШЕРИФОМ!»
Наши странники и ахнуть не успели, как человек с сигарой начал их выпроваживать, подталкивая к двери и попутно давая деловые указания:
— Уже одиннадцать часов. Если вы немедленно двинетесь в путь, то к часу дня будете в Новом Париже. Там вы погуляете часа два по центральным улицам и тем же путем вернетесь обратно; все это займет у вас шесть часов. Мы платим по доллару за час, но если вы пожелаете подарить свое вознаграждение в выборный фонд нашей партии, то мы в свою очередь премируем вас маленьким нагрудным значком.
— Уважаемые господа! — вежливо начал Бобо ответное слово. — Мы полностью согласны с вашим мнением: это задача очень простая, но открывающая широкую дорогу. Как ученые, мы, однако, должны принять во внимание психологическую сторону задания. Речь ведь идет об известном рефлекторном процессе. Еще бывший мой учитель, профессор Джон Б.Уотсон, основоположник бихевиоризма, отбросил все старые методы исследования, поскольку мы ведь не можем ничем доказать объективно существование сознательности, и, стало быть, последняя отнюдь не может быть объектом психологического исследования. Во-вторых, интроспекция в качестве метода исследования совершенно бесперспективна и не может иметь положительного значения, поскольку она всегда непременно полностью субъективна. Поэтому нам необходимо взять в качестве предмета исследования объективно наблюдаемые жизненные явления: поведение людей, их внешние проявления, жесты, сознательные и неосознаваемые рефлексы и выражения…
— Сэр, я не понимаю, о чем вы говорите!» — воскликнул человек с сигарой.
— Прошу прощения, — продолжал Бобо с легким поклоном. — Я имел в виду лишь то, что, поскольку наша задача психологически чрезвычайно значительна, мы должны получить хотя бы некоторое небольшое признание — один или два доллара. Когда мы понесем эти воззвания, наша деятельность будет состоять из последовательно включающихся рефлексов на определенные внешние раздражения. Например, вот эта веревка, на которой подвешены эти превосходные таблицы, натирает мое плечо. Таким образом, психологическое поле исследования становится своего рода физиологическим…
— Я все еще не понимаю! — воскликнул человек с сигарой, начиная раздражаться.
Джерри, робко извинившись, предложил свои услуги в качестве переводчика:
— Профессор Минвеген говорит о том, что, коль скоро мы понесем эти плакаты, нам следовало бы получить и вознаграждение.
— Совершенно верно, — подтвердил Бобо. — Именно это я имел в виду. И мы ведь не ограничимся одним лишь ношением плакатов, мы хотим также объяснять людям, насколько важно для наших мест получить нового шерифа. Итак, если мы снова коснемся психологии…
— Не надо ее касаться! — закричал чиновник, доставая из кармана два доллара и протягивая их Бобо.
— А теперь, господа, добавил он, выпроваживая путешественников, — ступайте в Новый Париж. Через два часа мы проверим по телефону, добрались ли вы туда. И помните: «Отто Рота — шерифом!»
— Отто — шерифом! — разом ответили Бобо и Джерри и двинулись со своими вывесками по главной улице городка в поисках завтрака.
Негнущиеся картонные щиты делали ходьбу затруднительной.
— Знаешь, это занятие мне совсем не нравится, — сказал Джерри.
— И мне тоже, — ответил Бобо, — но привередничать не приходится. Надо браться за то, что представляется. И потом: человек постепенно может всему научиться. Конечно, если обучение конкретно. Когда я занимался преподаванием, я не полагался целиком на моторный и слуховой компонент, а чче-ерт!..
Из-за угла какой-то полуразваленной хибарки вылетел гнилой помидор и шлепнулся о щит Бобо, испачкав весь выборный лозунг. Бобо вытирал с лица вонючие кислые брызги, моргал недоуменно глазами и бормотал:
— Такова политическая борьба… Да, о чем это я начал говорить? Совершенно верно: конкретное обучение требует прежде всего, чтобы учитывалась и зрительная память, а также…
Тут оба друга попали под жестокий обстрел. Со всех сторон в них летели помидоры и тухлые яйца. Несчастные попытались укрыться в каком-то продовольственном магазине, но хозяин не пустил их даже на порог и проводил криком:
— Я не поддерживаю республиканцев! Я не прихвостень Рота!..
— Но мы тоже не… — попытался объясниться Бобо, но политически сознательный лавочник маленького городка не одобрял поспешной лжи и уверток.
— Убирайтесь вон отсюда! — заревел он. — Катитесь в Новый Париж! Там вы найдете сторонников Рота.
Подхваченные водоворотом политики, двое бедных бродяг вернулись обратно на шоссе не солоно хлебавши и вымученной рысью поспешили на запад. Когда городишко скрылся из виду, Джерри снял с себя картонные латы и отшвырнул их подальше.
— Моя политическая деятельность на этом окончена, — сказал он.
Бобо стоял в замешательстве:
— Нам заплатили…
— Все равно. Сбрасывай с себя эту собачью будку!
Бобо колебался:
— Они могут потребовать с нас деньги назад.
— На два доллара мы уже натерпелись.
— Но это может принести нам пользу. Договоримся так: мы будем нести по очереди мои щиты.
Джерри пожал плечами. И путешествие продолжалось. Из проносившихся мимо автомобилей люди оглядывались на плакаты Бобо, красочный эффект которых усиливался за счет оранжевого тона яичных желтков и красного — помидоров. Профессор Минвеген был из тех людей, которые стараются сохранять верность даже в мелочах. Поэтому он никогда бы не смог подняться высоко на политическом поприще. Он как раз годился для того, чтобы носить плакаты за доллар в час.
Понемногу воздух становился теплее. Был ясный осенний день, от мягкости которого сидевшим на телефонных проводах скворцам хотелось петь. Окрестные пейзажи были, по счастью, прикрытыми от глаз колоссальными щитами реклам. Тут и там у обочины дороги виднелись туристские достопримечательности: огромные стрелы с давящей надписью: «Историческое место». На «месте» стоял хорошенький столик со скамейками и рядом была укреплена мемориальная доска: «ЗДЕСЬ ОДНАЖДЫ ЗАВТРАКАЛ ПЛЕМЯННИК ПРЕЗИДЕНТА ТРУМЭНА».
Туристы тоже завтракали здесь и оставляли после себя груды консервных банок, бумаги и пивных бутылок. А кое-где оставались и более заметные визитные карточки туристов: следы лесных пожаров.
— У нас еще нет истории, — заметил Бобо, — и потому ее приходится создавать. Каждая гостиница, пляж или кабак, в которые мимоходом заглянул Бинг Кросби, официально объявляются историческими местами. Автомобиль, в котором ездил Рудольфе Валентине, олицетворяет наше средневековье, сапоги президента Линкольна — древнюю историю, а песочные часы, которыми пользовался Колумб, — эпоху раннего палеолита. Таким образом, наша история оказывается такой же древней, как и европейская. Все, видишь ли, очень относительно. Мы за одну неделю наставим больше исторических памятников, чем старый материк успел за тысячу лет. Европейцы могут гордиться римским форумом, средневековыми замками, старинными рукописями и античными статуями, но и у нас есть свои собственные исторические козыри: первый автомобиль Форда, кинжал Аль Капоне, первые рисунки Уолта Диснея и подвязки Глории Суонсон, которые она надевала, снимаясь в своей первой картине. У каждого подростка — и то есть своя история. Правда, вся она очень коротка, ее можно охватить полностью, лишь разок оглянувшись назад. Но, так или иначе, это история…
