Леонид Лиходеев - Я и мой автомобиль
Земля — мать богатства, а труд — отец его. И все дело в том, как папаша ухаживает за мамашей. Ласкает ли, ценит ли, или же, напившись, дерет поперек рожи как неродную. Все дело в том, велит ли он мамаше сапоги с него, дурака, стаскивать, старея до срока, или же пироги печь, разумно прикидывая содержимое сусека, румянясь от довольства.
Природа — храм, а человек в ней — жрец, оттого и бывает благолепие. А если природа — храм, а человек в ней — хам, ничего, кроме плача, в доме не получается.
Городской человек, Карпухин был далек от этих чисто яковлевских рассуждений. Его занимали фрески и не занимали коровники. Но при всей постоянной нехватке средств к пропитанию Карпухин мог бы дизайнерствовать и на голодный желудок, ибо в каждом человеке есть своя страсть, данная от природы.
Карпухин дремал, подставив горло осеннему южному солнцу. Он скорее всего ничего не думал, а вернее, думал, когда лезть в воду — через пять минут или через десять. И решил лезть тогда, когда рядом с ним расположится кто-нибудь. Если дама — немного погодить, если же, наоборот, джентльмен — лезть сразу.
Поэтому когда рядом с ним затрещала галька, Карпухин покосился и сел. Надо было лезть в воду. Он присмотрелся к подошедшему и признал в нем не кого-нибудь, а именно человека, которого не только не ожидал встретить, но даже не стремился.
— Сергей Петрович! — воскликнул Карпухин.
Следователь покосился, стал строго расстегивать штаны, сказал отчужденно:
— А… И вы здесь…
Он проиграл и видел в данный момент перед собою нахальную бородатую рожу одного из злостных виновников его конфуза.
— Присаживайтесь, Сергей Петрович, — с преувеличенной радостью пригласил Карпухин.
— Я и так присаживаюсь, — ответил следователь, — а вы все на свободе?
— А где же мне еще быть?! — вроде бы удивленно спросил Карпухин, понимая, что следователь страдает.
Следователь аккуратно сложил штаны и оказался в черных плавочках. Тело его было лимонно-желтым, содержавшимся в постоянном отдалении от солнца. Он сел на гальку, полез за папиросами, закурил — с того утра снова стал курить и уже не мог бросить.
Карпухин старался заглянуть в глаза, искал взгляда, но искал, как домушник в чужой квартире, наобум.
— Ох, Карпухин, Карпухин, — сказал следователь, — встретимся мы еще с вами, да не на пляже…
— Где вам будет угодно! — сказал Карпухин с поспешностью.
Следователь пропустил наглость мимо.
— А этот ваш… с визитной карточкой, тоже здесь?
— Увы… Он сейчас в Ницце…
Следователь горько усмехнулся, втянул последний дым, спрятал окурок под серый булыжник, встал и пошел к воде. Галька вызывающе затрещала под его бледными худыми ногами с большими разлапистыми ступнями. Он остановился, подумал и неожиданно разбежался, как пацан, прыгнул в волну, нырнул и, вынырнув далеко, поплыл саженками. Он плыл легко, высовываясь из воды по пояс, будто шел по дну…
— Сергей Петрович, — примирительно сказал Карпухин, когда следователь вернулся, — зачем же вы на меня сердитесь?
— С чего вы взяли, что я на вас сержусь? Я не на вас сержусь. Я на себя сержусь. Держал все ваше кодло в руках и — выпустил.
— Ну, — возразил Карпухин, — это нечеловеколюбиво. Девочка получила свободу, разве это вас не радует как гуманиста?
Следователь посмотрел в наглые карпухинские глаза, играя челюстями.
— Меня как гуманиста радует, когда виновный сидит за решеткой… Ваша девица, кроме всего, в фиктивном разводе…
— Неужели? — всплеснул руками Карпухин, но осекся, не желая валять дурака. — Знаю, Сергей Петрович, все знаю.
Следователь вздохнул:
— Ну ладно… Одного не пойму: зачем вам было идти на риск? На лжесвидетельство… Не бойтесь, у меня нет аппаратика, как у этого, который в Ницце…
Карпухин улыбнулся:
— Тут скрестились интересы многих… Что же касается меня, я шалопай, бузотер… Можете считать, что я это сделал из принципа…
Следователь снова недобро пожевал челюстями.
— Из принципа… Интересно, какие у вас могут быть принципы, если вы пошли подставным свидетелем… Да еще, возможно, получили за это…
Карпухин улыбнулся:
— Вот видите, вы меня подозреваете… Впрочем, это ваша профессия — подозревать людей.
Следователь взглянул исподлобья.
— Как же вас не подозревать?.. Принципы… Где же они, ваши принципы, если вы идете наперекор правосудию?
Карпухин посмотрел на следователя спокойно, со скрытым состраданием.
— Вы правы, Сергей Петрович… У меня принципов нет. Но я их соблюдаю…
Следователь впервые улыбнулся. Улыбнулся неумело, через силу, вроде бы не он улыбался, а кто-то другой, залезший в него не спросясь.
— Да, сознаюсь… Надули вы меня… Карпухин оперся на локоть.
— Но это же так естественно… Вы должны знать, что опровергнуть правду гораздо легче, чем опровергнуть ложь.
Следователь резко поднялся. Действительно, такая дикая мысль прижала и его тогда. Но он ужаснулся ей, а этот сирота вроде бы даже радуется.
— Это пока! — строго сказал Сергей Петрович. — Пока! Пока еще люди несознательны! А когда они станут сознательными, тогда правду не опровергнешь!
Карпухин улыбнулся:
— Сергей Петрович, давайте не ссориться в такой прекрасный день… Вот видите этот камень?
Карпухин взял с пляжа обкатанный вековыми волнами голубоватый булыжник. Следователь посмотрел на предмет, ожидая дальнейших слов. Карпухин взвесил булыжник в руке.
— Камень есть. Стало быть, это правда… Теперь смотрите…
Он размахнулся и швырнул булыжник в волну. Камень щелкнул по воде, брызнул и утонул.
— Где правда? — спросил Карпухин. — Нет ее! Видите, рука пустая… Правда утонула — ищи ее теперь… Но зато, Сергей Петрович, вы можете вполне доказывать, что я швырнул не камень, а кошелек с деньгами, слиток золота, алмазный перстень, корону императора — все что вам понадобится. И я уже не смогу от вас отбиться. Теперь все решат ваши свидетели, которые несомненно покажут, что я утопил королевскую корону… Впрочем, вы сможете обойтись и без них — зачем они вам, если они должны показать то, чему вы их научите… Здесь важно начало. А когда вы начнете доказывать, вы и сами себе поверите. И докажете не только про корону, но и про кольцо и про кошелек и даже догадаетесь, сколько монет в нем лежало…
— Все это философия, — сказал следователь, — что же, по-вашему, я буду фикцией заниматься?
— А почему нет? — спросил Карпухин. — Вы же заподозрили меня в том, что я взял на лапу? И доказать это вы сможете гораздо легче, чем я опровергнуть.
Карпухин встал и побежал в воду. Следователь закурил, наблюдая за ним, как орел за лисицей, — пристально и неподвижно. Карпухин побарахтался в воде, поплыл немножко, вернулся, снова побарахтался и вылез. Следователь сказал будто даже с удовлетворением:
— Плаваете неважно… Дыхание короткое.
От автора
А в Москве уже топили печи, как писал когда-то Чехов.
Я сидел у Павла Петухова, держа руку на горячей холке отопительной батареи.
Катерина Великая будто никогда и не отходила от семейного очага, будто не ее мы искали в чистом поле. Домашняя, теплая, прекрасная дама в фартуке сооружала нам обед.
— Ты ничего не понимаешь, — ласковым контральто втолковывала прекрасная дама. — Каждое новое месторождение — это богатство…
— Вздор! — кричал Петухов. — Пусть будет миллион месторождений. Это полдела! Четверть дела! Из ископаемого нужно еще делать продукцию!
— Но для того, чтобы делать продукцию, нужно иметь из чего…
— А если ты имеешь из чего, но не делаешь?
Петухов бесился. Он выражал свою индивидуальную ревность каким-то странным общественным способом.
— Золото! — кричал он. — Вы думаете, чем больше золота — тем крепче деньги? Ерунда! Чем больше вашего золота, тем оно дешевле! Деньги крепки производительностью труда! Торговлей! Обменом, черт бы вас побрал!
Я не вмешивался в этот давний семейный спор. Я сидел тихо и смотрел на большой букет красных роз, стоящий в синем глиняном кувшине. «Где он взял розы? Это не тепличные розы. Он их, наверно, заказывал на юге».
— А ты как думаешь? — загремел на меня Пашка. — Никак ты не думаешь!
Он заметил, что я разглядываю букет, слишком яростно отражавший его отношение к Катерине. Катерина, улыбаясь, накрывала на стол. Пашка набросился на меня:
— Деньги не подкрепляются золотом!!!
— Ну их к черту, Паша, — примирительно сказал я, — откуда мне знать, чем они подкрепляются? Я их сроду в руках не держал…
— Да, да! Ты специалист по недвижимости, Атаман Зеленый, старый разбойник!
— Не трогай его, — заступилась Катерина, — что тебе от него нужно? Квартира будет снова твоя. Мне же полагается дополнительная площадь…
