Владимир Бабенко - Записки орангутолога
Капитан Полищук, видя что его нравоучения уже не находят отклика в солдатских сердцах замолчал, подумал и к его чести принял единственное правильное решение. Он гаркнул: «Рота, кругом», потом не торопясь обошел строй, продолжая свой разнос о нашем разгильдяйстве, в то же время поглядывая сквозь частокол солдатских сапог, как идут дела у жуков.
Когда после его команды «Правое плечо вперед, шагом марш!» мы обернулись, дровосеков уже не было.
Капитан Полищук повел роту к ружпарку. Когда офицер проходил мимо ротного заповедника, он ловко поднырнул под натянутую веревку и подошел к гнезду. Птенцы вытянули шейки и раскрыли красные с желтым ободком рты. Капитан Полищук сделал им из пальцев «козу» и направился вслед за ротой — продолжать воспитательный процесс.
В ружпарке каждый взял свой автомат, противогаз, саперную лопатку, подсумки и прочую амуницию. Это все мы навесили на себя, и капитан повел нас к полигону.
На полигоне нашему первому взводу выдали каски и увели туда, где учились бросать гранаты. Второй взвод пошел осваивать гранатомет, а третий взвод (в котором был и я) пошел отрабатывать стрельбу из ротного пулемета.
Это было, пожалуй, самое приятное упражнение. Девятикилограммовый ротный пулемет — солидная машина — не дергался при стрельбе, как автомат, и выстрелы из него менее суетливые, а самое главное, из него легче попасть.
А около участка для метания гранат стоял густой мат. По инструкции, студент в каске сразу же после броска гранаты в окоп супостата должен был пригнуться и спрятаться за толстый бревенчатый щит, чтобы его не задел случайный осколок. Но каждый, бросивший гранату, сначала прятался, как того требовала инструкция по технике безопасности, за щит, а потом выглядывал из-за него чтобы, во-первых, посмотреть, попал ли он в окоп, а потом и понаблюдать, как взорвется его граната. Но сзади слышалась команда офицера: «Пригни голову, твою мать!». Студент пригибал голову, через секунду граната взрывалась и будущий младший лейтенант возвращался целым и невредимым с огневого рубежа в строй.
Боевая граната для гранатомета выдавалась только одна на всю роту. Поэтому капитан Полищук вызвал двух провинившихся — Толика и Сергея — и пошел с ними на огневой рубеж. Мы видели, как Сергей под громкие наставления капитана Полищука вставляет заряд в трубу гранатомета, как Толик, взгромоздив орудие на плечо, долго целится и наконец стреляет. Раздался оглушительный гром, нам по ногам ударила тугая взрывная волна, а нежный заряжающий от грохота повалился рядом с Толиком и капитаном на колени. Потом он очухался, встал и вся троица двинулась к нам.
Мы стояли и смотрели, как к нам приближаются совершенно спокойные, беседующие о чем-то своем (вероятно, о вчерашней поездке в деревню на броневике) капитан Полищук и Толик и пошатывающийся, белый, как полотно, Сергей, тащивший под мышкой трубу гранатомета.
Только после этой экзекуции капитан Полищук отпустил роту домой — в палатки. Путь наш проходил мимо тренирующихся медиков. Они были нашими соседями по палаточному городку, а вот на полигоне медики появлялись очень редко. Однако сегодня они отрабатывали эвакуацию раненых с поля боя. Наша рота остановилась, и все мы злорадно наблюдали, как физически неподготовленные медики (их ведь не гоняли ни на ежеутренние кроссы, ни на марш-броски!) пытались ползком протащить один другого положенные 50 метров.
Как только мы оказались одни, строевой порядок походной колонны, столь долго создаваемый капитаном Полищуком, рассыпался, и рота толпой хорошо вооруженных анархистов пошла лесом. Под сапогами хрустели сосновые шишки и пересохшие белые кустики кладонии, о голенища бились мягкие соцветия кошачьей лапки. На опушке из-под ног Толика выскочил зайчонок. Не помню кто крикнул: «Взвод, на зайца, цепью, бегом, марш!». Как бы порадовался капитан Полищук — взвод мгновенно и образцово развернулся в цепь с точными интервалами между бойцами, устремился вперед и уже через минуту боевая задача была выполнена — мы поочередно гладили обезумевшего от страха зайчонка.
Рота прибыла в лагерь. Мы сдали автоматы, вытряхнули гимнастерки, помылись. У роты был час свободного времени. Студенты использовали его с толком. Одни чинили загородку заповедника, другие поливали боровик, третьи направились в ближайший черничник за витаминами.
А я пошел к Волге.
Там над водой взлетали вверх и медленно опускались поденки. По понтонному мосту шел майор без фуражки и в расстегнутой гимнастерке. Он нес две удочки — одну длинную, другую короткую. За ним семенил мальчишка. У пацана в руках была банка, в которой плавал одинокий пескарь.
Неожиданно вечернюю тишину, висевшую и над спокойной рекой, и над всеми Путиловскими лагерями нарушил рев моторов. К реке спускалась колонна низких танков с прижатыми, плоскими прямоугольными башнями. Танки шли по проседающими под их тяжестью понтонами и вода омывала их траки. Майор с мальчишкой стояли на краю моста и, не оглядываясь на идущую за их спинами колонну, смотрели на реку.
Когда прошел последний танк, маленький буксир вытолкал к берегу срединную секцию моста, освобождая путь ожидающей «Ракете».
МАНДОЛИНА В ЖЕМЧУГАХ
Солдат нашего третьего отделения как отличников боевой и политической подготовки и, прежде всего, как любителей природы отправили на отдых. На дачу. На дачу генерала. Заниматься сельским хозяйством.
Первое отделение, работавшее там до нас, уже засадило грядки картошкой. Через два дня после завершения земляных работ на свою дачу с инспекцией приехал генерал. Собственный огород ему не понравился.
— Почему у соседей все растет, а у меня пусто!? Исправить!
После этих слов капитан Полищук отправил на участок к этому капризному полководцу второе отделение нашего взвода. И оно, для того чтобы радовать генеральский взгляд, посадило на этих же грядках помидорную рассаду. А через три дня среди ботвы томатов полезли сорняки — ростки дремавшей до поры картошки. И теперь на злосчастный огород было командировано уже третье, то есть наше отделение, с приказом искоренить весь картофель. Но и помидоры и картошка, как мы помнили из курса ботаники, принадлежат к одному семейству и их надземные вегетативные части весьма схожи. Поэтому мы просто сделали генералу ровные грядки с равномерно растущими пасленовыми, размышляя о том, как будет ему хорошо одновременно собирать на закуску и помидоры, и картошку. С другой стороны, рассуждали мы, когда весь этот урожай созреет, мы уже будем далеко от и генерала, и от Путиловских лагерей.
* * *Но, оказывается, генерал разбирался в сельском хозяйстве. Поэтому домой наше отделение он приказал отправить из лагерей в последнюю очередь.
Счастливые соседи-медики оставили Путиловские лагеря месяц назад (я помню, что вся наша педагогическая рота с завистью смотрела, как они сворачивают палатки, и как потом мы бродили по их покинутому лагерю, рассматривая утоптанные, безжизненные, земляные квадраты — все, что осталось от жилищ медиков).
Близилось и наше освобождение от военного тягла. Взвод два дня консервировал (то есть просто очень хорошо чистил и густо смазывал) и сдавал на склады автоматы. А затем наши товарищи, на которых не пал генеральский гнев, уехали на электричке домой, в Москву.
И вот из целого взвода осталось лишь одно наше, «помидорно-картофельное» отделение. И только через день мы, штрафники, тряслись в грузовике, сопровождая учебно-военное барахло из лагерей на родную военную кафедру.
Легко было понять наше настроение. Во-первых, надоела казенная жизнь, хотелось домой. Во-вторых, большинство из нас проводили все предыдущие летние студенческие каникулы, болтаясь по зоологическим экспедициям — кто на Алтае, кто в Карелии, кто на чинках Устюрта. Этот полевой сезон пропадал у всех — наши лагерные сборы начались сразу же после весенней сессии и закончились в конце лета. А теперь нас ждал родной (и уже изрядно поднадоевший) педвуз и, что еще горше, педпрактика в школе.
И даже позаимствованные нами с военных сборов гимнастерки времен Великой отечественной войны, такие же шинели (я долго выбирал и выбрал наконец самую новую из всех, но с левым черным, а с правым малиновым погоном), солдатские котелки и фляжки, ни даже топор с красной ручкой, снятый нами напоследок с лагерного пожарного щита — ничего не радовало.
Очень хотелось сначала отлежаться в горячей ванне, потом объесться мороженым, печеньем курабье, шоколадными конфетами «Ромашка», побродить пару дней по Москве, а потом уехать куда-нибудь в экспедицию. Именно об этом мы и беседовали все пять часов, пока грузовик с полувоенным скарбом и нами не добрался до столицы.
К концу пути все мы решили, что честно отдали долг Родине и родному педвузу и поэтому имеем полное право на небольшой отдых в виде свободного скитания по стране.
