Арест Ант - Смурь осенняя
Расплатившись, я подхватил поднос с тарелками, графинчиком и одинокой стопкой-лафитничком. Отнёс за пустующий средний стол. Соседи, увлечённые своим спором, мне покивали, но не прервались.
– А это видел? – я как раз застал момент, когда Лёньчик сунул Лаврентию под нос свою грязную руку с кольцом, отсвечивающим стальным блеском, – Зацени. Побогаче иного золотого будет!
– Ты бы ещё накидную гайку нацепил. Как символ профессии. Это же обычное железо. – фыркнул в ответ Лаврентий, – Валенок валенком, а, гляди-ка, догадался как сожительницу облапошить. Хотя, не мудрено. Она бы и кольцу от пользованного презерватива визжала и радовалась. Ещё тот образец разума.
– Ленка мне супружница! Хоть не расписанная. А кольца эти мне сосед-мастер из циркониевого прутка16 выточил и отполировал. А цирконий – это ого-го. Из его отходов алмазы делают и лохам впаривают17.
– Кубический цирконий – красивый камень, – глубокомысленно сообщил Степаныч, – Но не бриллиант. Только качественная подделка.
– Что лохам впаривают – не наша забота. – всё больше заводясь, Лаврентий не стал отвлекаться на Степаныча, сосредоточившись исключительно на раскрасневшемся Лёнчике, – Зато среди нас есть один такой особый на примете. Четвёртый десяток скоро пойдёт, а никакого критического мышления. Только одна отсталость деревенская. До сих пор за него блудень все важные вопросы решает. Обидно. Руки золотые, а такому безмозглому чурке-тунгусу достались. Ты на недостаток кальция не проверялся?
– Да я к врачам сроду не ходил.
– Оно и заметно. То-то, я смотрю, никак рога не ветвятся. Вчера вечером опять твою застукал с каким-то хахалем не из наших. В машину запрыгнула и пламенный привет.
– Так может «левака» брала? Срочное дело какое…
– Тьфу ты, ему про Фому, а он – про Ерёму. Какие у твоей кошки драной могут быть срочные дела? Тоже мне герой – ах, лучше есть торт в коллективе, чем всякую дрянь в одиночку. Тьфу ещё раз. Кстати о кошках. Вчера в газете прочитал, что есть такая организация ПЕТА18. Брошенных домашних животных собирают. Так тебе точно туда – будешь от нашего района главный «ПЕТА раз». И это не ругательство, а твоё точное место по правильной шкале жизни. Приютил неизвестно кого, а я теперь боюсь после тебя в сортир заглядывать. Кабы не подцепить чего.
– Слышь, дед, изнурил в хлам. Что, отдохнул, нагулял здоровья на даче? Лето-то кончилось. Собрал урожай – начинай отводить душу по поликлиникам. А с Ленкой я сам разберусь. Ей и двадцати нет – пусть поколбасит чутка. От меня не убудет. Про таких как ты частушка есть: «Осенью на грядках отцвела капуста, а у мово милёнка – половое чувство». Вот ты от зависти и лопаешься как тот пустоцвет. В конец отцветший.
– Мужики, всем привет. Хозяйка предупредила, что начнёт применять карательные меры, если не угомонитесь. Расклад ясен? Теперь вопрос к тебе, Лёнчик. Ты вчера взялся смеситель у Стрекозок чинить?
– Ну я, – он хмуро посмотрел на меня, ещё явно не отойдя от перепалки, – Сами доделать не дали. Выгнали, когда Моня тебя приволок. Сегодня днём зайду, закончу.
– А инструмент? – с некоторым охотничьим азартом, или просто от желания загнать его в угол, я сделал ударение на «у», – С собой унёс или как?
– Убрал, – видно почувствовав в моей интонации что-то неладное, Лёнчик шмыгнул носом, – Чтобы, значит, никому не мешал.
– И куда ты его убрал? – не подумал я отставать.
– Там в ванной полка такая крепкая, она и слона выдержит. Наверх, значит, поставил.
– Слона, говоришь? Да ты чуть всех Стрекоз разом не положил… душегуб клозетный!
– Ума нет – считай калека, – мрачно добавил Лаврентий, – Не удивлюсь, если вообще над ихней головой оставил.
– Верняк. Его ящик точно в середину унитаза попал. Чистый снайпер-вредитель.
– Вот ты и влетел на кровные, – Степаныч оторвался от пива, – Моня узнает – не простит. Ты его перед свадьбой чуть сиротой не оставил. Все грандиозные планы мог порушить.
– А чё так сразу я? – Лёнчик затравленно заозирался, – Хотел как лучше… да есть у меня импортный один. Для себя берёг. Сейчас сбегаю и перекину. Моню только не заводите. Мне всего час-другой нужен, – он быстро допил пиво и стал суетливо втискиваться в неподатливые рукава новенькой спецовки. – Уже бегу.
Лаврентий проводил его тяжелым взглядом и вздохнул.
– Эх, парень-то совсем бесхитростный. У такого в саду единственную яблоню прохожие по всякому обдирали и обдирают, а он потом будет гордо пелёнки стирать. И всем хвастать потомством. Не вразумить никак.
– Хорошо бы «бабье лето» наступило, – Степаныч причмокнул губами, – Тепло, солнышко.
– Не наступит, – желчно отреагировал Лаврентий, – Тут некоторые шалавы себя слишком плохо вели и много грешили. Задержки будут.
– Питерская осень и так самая большая мерзость из всех времён года. Теперь только наводнений не хватает. Скоро все при соплях кашлять будут.
– Интурист, а ты не мучайся – покажи пример – сиди дома и культурно качай себе брюшной пресс кашлем. Не слышал о таком? Поверь, всем здоровее станет. Может и ты выкарабкаешься.
– Мечтай лучше, чтобы тебе внуки в кашу не каждый день хулиганили. – не очень вежливо вернул я ему сомнительное пожелание, – Так и прёт из некоторых страна советов без труда, но с вредными привычками.
– А ты… да я…
– Лаврентий! – раздался предостерегающий голос барменши, – Не наскакивай. У интуриста, видать, травма, да душевное расстройство. А тут ты со своим занудным зубоскальством. Пожалей человека.
– Слушаюсь, Далис Пантелеймоновна! Импортную пыльцу сдувать буду. Исключительно ласковым шёпотом. – Лаврентий явно утончённо хамил, судя по потемневшему лицу барменши. Но мне такие нюансы недоступны.
– Заинтересовался? – Степаныч допил пиво, а теперь внимательно следил за разворачивающимся действом – Тогда проставляйся. Просветим.
Я неторопливо налил себе водочки, с удовольствием принял, наблюдая как непроизвольно дёрнулся кадык у Лаврентия. Настроение неожиданно стало улучшаться. Я оценивающе посмотрел на остаток в графинчике и решил, что мне пока хватит.
– Лаврентий, давай мировую. Мне ничего не заказывай. Ты иди выбирай, что вам двоим подходит, а я пока с другом уединюсь. О возвышенном помечтаем и гламурненько так пожурчим.
Расплатившись, я порадовался мирной сосредоточенности, царившей за соседним столом. Степаныч, красуясь, лихо залил в себя водку, а теперь весь сосредоточился на поглощении мясного салата.
– Готов выслушать о наших проблемах по жизни? – я покивал, опасаясь, что Степаныч, насытившись, сейчас тихо уплывёт в сторону, как у него частенько бывает. – Так вот. Нам троим… – тут от потыкал пальцем в каждого, но без меня, – Нам не очень повезло с именами. Хорошо хоть не первой волны коммунизации. Там иногда неплохие попадались, но редко. Велиор, Гертруда, Луиджи – можно только гордиться. А вот от Ледата, Лентроша и Тролена некоторые «счастливцы» избавлялись поперёд собственного визга – сразу, как только началась борьба с Троцким и разными там кривыми оппозиционерами. Но всё равно им потом припоминали долго. А иногда такие загогулины, прости Господи, выдумывали, что хоть стой, хоть падай. Как тебе Даздрасмыгда с Даздрапермой? Тут язык поберечь надо. Но нам повезло – проскочили.
Он замолчал в ожидании очередной дозы. Посмаковал, выдохнул, и продолжил:
– Потом вторая волна накатила. Вот тут нас конкретно накрыло. Не его, – он махнул в сторону Лаврентия, – У него из-за имени всего два прозвища и было – либо «бритиш шпик», либо «берийка». Зато они ему дорогу на всю жизнь определили. Но нам, считаю, – он кивнул в сторону барменши, – Очень повезло. Вот она могла быть какой-нибудь Ватерпежекосмой. Легче обет безбрачия принять, чем с трезвым парнем познакомиться. Ей почти удача выпала – назвали Далис, что означает «Да здравствуют Ленин и Сталин». Это ей покойный отец завещал, когда в Африку отбыл, интернациональный долг отдавать. Так и не вернулся из Анголы или Мозамбика – до сих пор нет никакой ясности.
Тут мы дружно помянули сгинувшего в далёких тропиках простого советского солдата Пантелеймона, а Степаныч даже что-то проникновенное прошептал. Корочкой занюхал и продолжил:
– Даля и Даля. Иногда Галя. Мы же все с одного двора. Ух, боевая была! – он отвлёкся на глоток пива, – А потом прибила хахаля своего непутёвого. За дело, между прочим. И понеслось… Много ей в местах, не столь отдалённый, из-за имени пережить пришлось. Нашлись там особо начитанные. Языки она быстро укоротила, но пришлось лишний срок тянуть и прочие сопутствующие неприятности. Зато теперь какова, а! Но своё имя до сих пор не любит. Но это её история, а я на себе закончу. Так вот. Семья моя была из самых что ни на есть настоящих коммунистов. Хорошо хоть не Кукуцаплем назвали. Зато дали имя Нисерх19 – Никита Сергеевич Хрущев. Нисерх Степанович Бздюлёв. Прошу любить и жаловать. Рассказать, что я за свою жизнь вытерпел? Или на слово поверите? А ведь никуда не денешься. От деда и прадеда – знаменитая фамилия досталась. Они вятские, из деревни Бздюли. Вся родня в крестах и орденах. Отец тоже от «вредителя кукурузного» не отрёкся. Лично знавал, когда служил тут недалеко главным инженером. Вот и мне пришлось соответствовать. Все зубы стёр, но до директора завода добрался. – он явственно всхлипнул, словно подводя черту минувшим дням, – А никто из нас счастливым так и не стал. Как корабль назовёшь… Даля теперь на раздаче, Лаврентия чуть не убили в 91-м – так он и не оправился потом, а меня бандиты-рейдеры в дальний угол задвинули, как вещь ненужную.
