Михаил Демиденко - Валенки
— Что с женщинами делают! — сказала сочувственно Зина.
— Восток — дело тонкое, — сказал Егор Евсеевич. — Помните «Белое солнце пустыни»? Гарем…
— Я догадалась, — сказала Зина почему-то радостно, — это любимые жены ханов или дашнаков. Автоматы какие маленькие, прямо игрушечные.
Егор Евсеевич с упреком посмотрел на первую домру: по его мнению, она перепутала дашнаков с душманами.
— Автоматы иностранного производства, — сказал со знанием дела Вася Лепехин, служивший в свое время в строительных войсках. — Слушай, Воля, спроси у женщин, куда позвонить? И обязательно выясни, за что тут еще порют на базарных площадях, чтоб не попасть впросак? Тебе они скажут.
В его словах было рациональное зерно. Мебельная решительно направилась к одной из «жен хана», не обращая внимания на опешившую охрану.
— Слушай, подруга! — обратилась она с речью к «закрепощенной женщине Востока».
Видно, женщина была очень запуганная, потому что она стала метаться, пока Мебельная не загнала ее в угол, уйти практически от Воли было немыслимо, если она решилась на подвиг.
— Понимай? — Воля, как на грех, забыла все иностранные слова, которые учила в восьмилетке, на курсах кройки и шитья с английским уклоном, а также в прочих «ликбезах». — Не бойся! Мы с тобой одной крови, ты и я… Ой, не то говорю, извини! Чего лицо прячешь? Покажи личико-то! Не бойся, никто не увидит, я загорожу. И вообще, ходить в такой одежде да в такую жару очень неудобно. Сними ты паранджу! Понимай?
И она помогла «женщине» избавиться от пережитка проклятого прошлого. Каково же было ее удивление, когда под покрывалом оказались усы и борода, черная-пречерная. Транзитный пассажир, вождь кочевого племени закрыл лицо руками, завопил пронзительно, вырвался из угла и побежал к мужскому туалету, следом за ним бежали охранники с автоматами иностранного производства.
— Во дают! — только и успела произнести Мебельная, как тут же со всем коллективом и вещами за злостное хулиганство оказалась на улице под испепеляющими лучами безжалостного солнца, что было самым обидным: в самый последний момент Зина выяснила, что прохладительные напитки, которые настойчиво предлагали пассажирам, входили в стоимость билетов.
Девочки и режиссер с гармонистом еле добрели до толстого, в шесть обхватов, дерева, спрятались в спасительной тени. Что характерно, дерево оказалось обыкновенным фикусом, который растет у нас в кадках. Здесь под открытым небом он достиг рекордных размеров, если сравнить с гостиницей «Урал» города Свердловска.
— Черт знает, что творится! — возмущалась Мебельная. — Дикие нравы! Где же наши представители? Девочки, девочки, не раскисать! Ко мне! Сосредоточиться! В таких случаях проводят собрание.
Призыв остался без ответа. «Ручеек» расположился цыганским табором под фикусом, валялись горой вещи и шубы вперемешку с реквизитом, футлярами музыкальных инструментов. Девчонки от жары были близки к обмороку.
— Да, только тут оценишь, — сказала Мебельная, вспоминая собрания и заседания, на которых она сидела в президиумах, где на столах стояли бутылки с «Боржоми» и «Нарзаном».
— Спокойно, товарищи! Сейчас чего-нибудь придумаем. Никто не знает, в какой цене здесь электрические утюги?
Никто не знал, даже вездесущие коза и мальчишки, сбежавшиеся к вековому фикусу со всех близлежащих улиц и переулков. За ними подошли мужчины, но стояли вдалеке, наверное, прослышав про злостное хулиганство, хотя лица у них и были открытыми. И ни одной женщины, с которой можно было бы поговорить!
— Я предлагаю купить ящик кока-колы, — сказала Мебельная, — потом стоимость напитка высчитаем с каждого.
— Ой, ради бога! — взмолился коллектив. — Отдайте все за стакан воды!
— Хорошо! Эй, любезные! — позвала мужчин Мебельная. — Подойдите поближе, или вы не мужчины? Понимай? Вода есть? Буль-буль еси, нету? Ес, ноу? Су, бар?
— Бар! Бар! — поняли жители, куда-то убежали, потом вернулись и принесли ящик соды-воды, сверху лежали куски дымящегося сухого льда.
Жажда была утолена, жизни спасены, началось обильное потовыделение, девушки приобрели способность говорить.
— Жить можно! Ура!
Воля отвернулась к стволу фикуса, достала из заветного места скудные запасы валюты, предложила жителям, но те замахали руками, из чего можно было понять, что они соду-воду принесли бесплатно. И тогда добрая душа Зиночка предложила:
— Давайте, я что-нибудь им сыграю на домре в знак благодарности?
Бросились искать футляр с домрой, но не нашли, и тогда Мебельная распорядилась:
— Вася Лепехин, вот ваша гармоника, сыграйте! Девушки споют и спляшут, может быть, тогда нас услышат. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.
Вася развернул меха, вдарил гимн каталей:
— Валенки, валенки,
Не подшиты, стареньки!
Девушки грянули песню, другие девушки пустились в пляс, закружились, отчего взлетели подолы платьиц, оголив стройные ножки.
Знай наших!
И узнали! Но как-то странно. Послышались звуки сирены, примчались машины с надписями на боках «полицай», из них выскочили мужчины в белых касках с белыми поясами. Козы, мальчишки и аксакалы бросились врассыпную, обгоняя друг друга, и улица опустела, как в полночь на селе в пятидесятиградусный мороз.
— Наконец-то хоть кто-то явился, — обрадовалась Мебельная. — Девушки, это за нами! Неужели, господа, вы только что получили телеграмму о нашем приезде? Ну и работает почта! Мы уже надежду потеряли. Кто у вас главный? Обратите внимание, что один наш товарищ остался на аэродроме, не забудьте и его прихватить.
— Вери вел, — ответили полицейские, не проявляя насилия. «Ручеек» с радостью садился в машины: семь бед, один ответ.
— А вещи? За ними приедут? — спросила Мебельная.
— Бар! Бар! — ответили ей.
Взревели моторы, белые машины с полицейскими в белых касках и с белыми поясами, как у гаишников, повезли девочек по тесным улочкам, где с начала Вселенной не было правил уличного движения, каждый ездил куда душа пожелает, и то, что никого не задавили, не столкнулись с ослом, запряженным в колымагу, можно считать восьмым чудом света.
Когда везли через шумный базар с лавками, лавчонками, навесами, где продавцов было больше покупателей, Вася заволновался:
— Чего это нас привезли сюда? Хорошо Жорке, он на нейтралке, а мы в суверенном государстве. Это здесь порют?
Но машины рулили дальше, пробились сквозь шумную толпу, свернули к парку и остановились перед белым зданием. Коллектив выбрался из машин.
— Куда это нас доставили? Полиция? — удивился Егор Евсеевич.
— Можно вас на минуточку? — отозвала его Мебельная. — Как вы считаете, это не происки мирового заговора масонов?
— Думаю, что нет, — неуверенно ответил Егор Евсеевич, проходя в полицейский участок. — Опять что-то перепутали.
— Тогда не страшно! — приободрилась Мебельная. — Девушки, не поддавайтесь на провокации!
Милые девчонки! Они были бесконечно рады выпавшим на их долю приключениям: первый раз за морем, и столько событий! Кругом был белый кафель, над столом дежурного офицера полиции светилось лампочками табло, зал был перегорожен решеткой, как в кино.
— Может, споем? — спросила Зина. — «Орленка»?
— Пока не надо! — остановила девчонок Мебельная. — Гражданин начальник, что наших мужчин сажаете отдельно, понятно, но почему в нашей камере сидит представитель чуждого пола?
И действительно, девушек встречал парень очень симпатичный, с большими добрыми черными глазами, одетый по моде.
— Вася, забери парня, а то заголосит и убежит в туалет. Эй, начальник, давай мэна от нас, вуменов.
— Ноу! Ноу! — запротестовали полицейские. — Ноу мэн!
— Это сэр, мы леди!
— Ноу сэр! — замахали руками полицейские.
— Черт с вами! — сдалась Мебельная. — Пусть сидит, ему же хуже будет.
Девчонкам было страсть как интересно, они расспрашивали местного жителя: о ценах в магазинах и местных музеях, правда, он ничего не понимал.
— За что тебя забрали? Понимай? Ты боролся с угнетателями?
Они не представляли, что в чужой стране могут арестовать за иное. Парень был вылитый любимый певец… Не буду называть его имени, чтоб другие не обиделись. Парень улыбался, играл с девушками в ладушки.
— Зина, — позвала первую домру Мебельная. — Дай закурить!
Воля гордо отвела руку парня, предложившего «Кэмел», взяла родную «опалину», от души затянулась.
— Вы не бойтесь! — зашептала ей на ухо Зина. — Девушки настроены героически. Как думаете, про нас напишут? Дадут хотя бы грамоту?
— Вам не знаю, а мне непременно выдадут, — ответила Мебельная.
На душе у главы группы было муторно. Как хорошо начиналось: «Вызываем за тридевять земель!» И вот она, горькая действительность… Дуб привычек и стереотипов поведения, выработанный годами Волей, зашатался, корни, лишенные родной почвы, оголились, и казалось, дунь на могучее дерево доморощенных постулатов, рухнет дуб, как гнилая березка на болоте. Мир оказался непредсказуемо сложнее, он не втискивался в узкие рамки упрощенных представлений, и это пугало неизвестностью и необъяснимыми поступками людей, которые, по понятиям Воли, только и ждали от нее праведного слова. И она хотела сказать им доброе слово; что самое горестное, — ее не понимали, хотя бы только потому, что кроме единственного «су, бар», одного бита, как говорят кибернетики, на поверку ничего она не могла предложить. Что происходило в этой загадочной стране, не имело, по ее убеждению, объяснений. Да и сама страна… До приезда она не ведала, где находится Берег Верблюжьего бедра, хотя имела в школе по географии твердую четверку. Кругом угнетенные — это ясно, а дальше — тайны за семью печатями. В голове перемешалось: кули, рикши, минареты и дувалы, у себя она в крайнем случае написала бы письмо международному обозревателю товарищу Юрию Жукову, он бы все разъяснил, а тут требовалось разбираться самой, принимать собственные решения, без подсказки. Она вдруг с удивлением поняла, что твердая четверка по географии в школе имеет не больше практического значения, чем диплом об окончании вечерних заочных ускоренных курсов кройки и шитья с английским уклоном и прочих подобных «ликбезов», и никто не даст ей указаний сверху, что автоматически освобождало ее от ответственности.
