Георгий Эсаул - Рабочий
— Гм! Ты слишком много выпил, Пудила, но не предложил даме, а я бы взамен угостила вас квасом.
К твоему оскорблению присоединяется и высокий стиль, грубая манера, с которой ты не рассмотрел меня целиком, не увидел во мне девушку, вероятно, давал друзьям возможность понять, что заточка для тебя дороже жизни, а это — фамильярность, и она не ответит на все вопросы, которые перед тобой поставит жизнь.
Я до ненависти не люблю тех парней, которые меня не любят, и все силы отдаю на то, чтобы победила ненависть, пусть даже, через любовь в стогу сена.
Не воображай, Пудила, что ты сейчас меня проучишь, потому что я — девушка, и у меня нет мошонки между ног.
Зато у меня две собаки, волкодавы, и они ждут дома, в будке моего сигнала — Фас!
Впрочем, в детской комнате милиции тебе многое посоветуют, что отчасти решит твои нигерийские, потому что не заметил, что у меня душа белая, проблемы.
Женька Красовская пошла, но по-девичьи не могла уйти просто так, без последнего слова, а последнее слова девушки не всегда — слово, а, иногда — дело.
Женька наклонилась, поправила тапочек, но наклонилась нарочно низко и с вывертом ягодиц, чтобы платье подлетело на миг и оголило ягодицы, белые, нетронутые летним Солнцем, потому что спрятаны под тряпками — так Луна прячется за тучку.
Пудила засмеялся, захохотал, хлопал ладонями себя по ляжкам, выбивал тюремную пыль:
«Может быть, я слишком груб по фене, но Женька опозорилась!
Она говорила, мы её слушали, развесили уши, а, когда она гордая своей речью, пошла, то нечаянно показала нам голый зад, наверно, потому голый, что не надела на него трусы, а трусы мокнут в корыте.
Обсикаюсь от смеха, всем расскажу, пацаны, что Женька Красовская забыла трусы дома!
ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!»
Лёха тогда тоже смеялся над незадачливой невезучей Женькой — надо же, трусы забыла.
О заточке уже не думали, Пудила подобрел, расплавился от водки.
На следующий день пацаны о Женьке Красовской, которая забыла дома трусы, рассказали хохму другим пацанам и девкам, словно награждали золотыми деньгами себя и слушателей.
Прошло лето, ушло вместе с мыслью о заточке и с трусами Женьки Красовской.
Иногда ночами Лёха вспоминал под шум листьев яблоневого сада встречу с Красовской, и смутное, неясное мужское подозрение вставало в мозжечке колом:
«Добрейший ли Пудила, когда говорил о заточках?
Что человек решает сам, а что за него решают другие?
Думала ли Женька Красовская о своём Бущудем, когда без трусов поправляла тапочку на смех пацанам?
Может быть, трусы у неё были, но — тонкие, стринги, незаметные сзади, потому что полоска входила между ягодиц?
Если — стринги, то смысл заточки терялся, как уходили симпатии к Пудиле и к фиолетовому крепкому вину».
Лёха у станка вспомнил Женьку Красовскую без трусов, или в стрингах, Пудилу, напильник — где они все?
На кладбище домашних животных, на свалке?
И в чьих никотиновых легких застряла заточка Пудилы?
Женька Красовская вышла замуж за генерала или дома учит математику по Мордковичу, до сих пор учит, потому что человек счастлив до сентиментальности, когда открывает книгу, а в книге — непонятные формулы.
Напильник под ногами после воспоминаний Лёхи о детстве не приблизился, не прыгнул на станину или в карман, словно раньше жил железной жизнью, а теперь умер.
Где сейчас изготавливают напильники? В Китае или на подпольном Челябинском заводе заточек имени Леньки Пантелеева?
Лёха вспомнил, что индусы долго всматриваются в свой пупок, пока не заметят вокруг него сияние звезд.
Может быть, если смотреть на напильник, то он воспарит, взлетит, словно ведьма в повести Гоголя «Вий»?
Взлетит, полетит, испугает балерину, что приехала, несмотря на запрет любовника, и танцует среди станков «Лебединое озеро»?
Лёха глядел на напильник до рези в глазах, до боли в переносице — так учитель разглядывает синяк под глазом отличницы.
Напильник терял очертания, иногда, кажется, поднимался над бетоном пола, но Лёха промаргивался, и напильник возвращался на свое место, иллюзия, обман, привидение напильника.
Он, даже, словно обрел глаза, уши и клыки, подмигнул Лёхе, и Лёха мотнул головой, отчего лес и звери в голове взбунтовались ураганом и чумой.
Лёха плюнул на напильник, но попал себе на ботинок, словно косой снайпер инвалид по зрению стрелял по Президенту США.
— Во как!
В автобусе, во как
Лёха опоздал на автобус на шесть сорок пять на три минуты, пришел в шесть сорок восемь.
«Золушка тоже опоздала, но все равно вышла замуж за Принца.
Следующий в шесть пятьдесят семь, не опоздаю на завод, приду впритык, как в спину штык.
Где я потерял три минуты, словно пропил их в шалмане на Курском вокзале?
Когда кошелек искал — так почему вчера не проверил, не положил в карман? или, когда Антоныч у меня сигаретку стрельнул, стрелец, а по гороскопу — козел, наверно.
До «Дикси» три минуты ходу, а он попрошайничает, словно не сосед, а — Манька на большой дороге.
Антоныч из себя хитреца-мудреца корчит, а на сигаретах экономит».
Лёха озлоблялся, но, вдруг, как бультерьер из спальни французского министра-капиталиста, появился двести восьмой — нежданный, но радость несущий, зеленый с белым и чистым светом фар.
Автобус шел прицепом за шесть сорок пятым и до шесть пятьдесят семь, поэтому почти пустой — три человека не в счет, потому что люди начинаются от роты.
Лёха пролез под турникет — у рабочего человека нет денег на проезд в общественном транспорте, а у балерин денег много, и у депутатов много, но ни балерины, ни депутаты в автобусах и троллейбусах не поедут, потому что — депутата не переизберут на другой срок, если он в автобусе на работу поехал, а балерину не возьмет замуж американский миллионер с фермы, где у свинюшек розовые пятачки: не правильно, если балерина в белых панталонах, плясальной косынке и пачке в автобусе толкается.
Лёха подумал и сел на переднее место — для инвалидов и матерей с детьми, словно менял правила жизни.
«Кто из ребенка вырастет: враг народа?
Из инвалида никто не вырастет, и пользы от инвалидов Государству нет, только — расходы на ненужного человека, у которого нос на боку.
Мерси боку!
С этого момента лучшие места в автобусе — для рабочих, тружеников села и городской интеллигенции с потертыми портфелями и очками минус сто!»
Лёха наслаждался видом — смотрел на дорогу, мысленно помогал водителю в нелегком деле вождения автобуса с инвалидами: водитель — еще не рабочий, но уже не интеллигент и не балерина.
Две остановки никто в автобус не заходил, а на третьей вошла тётка — не тетка, баба — не баба: толстая женщина, или девушка с красным лицом, короткими крашеными в белую солому волосами и вислыми щеками.
Женщина недолго думала, присела напротив Лёхи — передние и задние места — друг против друга, чтобы пассажиры смотрели в глаза и выбирали между службой на флоте и поездкой в автобусе, где на задних сиденьях пьют пиво «Жигули барное» и «Девятка крепкое».
Женщина смотрела в глаза Лёхи, и он отвечал ей прямым взглядом, полным ненависти и неприкрытого душевного разлада.
Лёха негодовал, что женщина не пошла на другие свободные места — автобус пустой, а нарочно села и закрыла бульдожьим лицом прекрасный вид на дорогу впереди автобуса — так в кинотеатре перед финальной сценой девушка залезает на тумбочку перед экраном и загораживает голым телом главного артиста.
Женщина тоже негодовала, или таблетки с творогом в ней играли, но она мысленно укоряла Лёху за то, что он оскверняет места для пассажиров с детьми, престарелых и инвалидов без пенисов.
«Дорогуша! Ты не составляй мне компанию и ничто не говори, иначе черти тебя поднимут на руки и вышвырнут из транспортного средства.
Ты, наверняка, мать-героиня, или инвалидка по ожирению и обмену веществ.
Вы говорите, что у вас плохой обмен веществ, поэтому вас распирает, словно вы проглотили бочку с известкой, но на самом деле, наоборот, вы обжираете трудовой народ и детей Анголы, кушаете, жрете, пока поджелудочная железа не лопнет, и обмен веществ очумеет от постоянного поедания морепродуктов, каш, творогов, колбас, сыров, Белорусского масла, Вологодской сметаны, Костромского хлеба.
Кирдык своему обмену веществ делаете сами, после чего чувствуете себя отвратительно, недобро смотрите на рабочий люд, а сами не работаете, словно вам щетку-сметку между жирных ягодиц вставили.
Вы нашли дурачка, женили на себе, сделали ему ребенка, а потом жиреете, жиреете, оттого, что вас раскармливают, словно свинью на убой.
Свой жир вы оправдываете тем, что сидите дома, глядите за ребенком, словно он улетит на Луну.
Цыгане у вас детей воруют, а вы жизни за брюхом не видите, на мнение мужа плюете, потому что муж ночью тайком смотрит порнофильмы с худыми балеринами в главных ролях.
