Тонино Гуэрра - Истории тысячного года, или Приключения Тысячемуха, Початка и Недорода
— О свиньях.
— Каких свиньях? — не понял Недород.
— Которые удрали.
— Куда они удрали, эти чертовы свиньи? — разволновался Тысячемух.
— Тебе лучше знать.
Но Тысячемух молчит, он и сам не знает, куда девались свиньи. В голове у него сплошной шум и звон, а в таких случаях лучше молча идти вперед и вперед. Куда-нибудь да придешь.
Они и в самом деле подошли к воротам монастыря. Недород все-таки не поверил в это чудо, пока ворота не открылись и не появился монах-сторож.
— Привет тебе, брат во Христе, — сказал Тысячемух.
— Да будет благословен господь, — ответил монах.
— Кто-кто? — не понял Початок.
— Господь.
— Конечно, да будет благословен. А что дальше? — сказал Недород.
Монах-сторож засомневался, понятно, не в существовании бога, а впускать или не впускать трех оборванцев с голодными глазами.
Но все-таки они тоже братья-монахи, и он их впустил.
— Ну, а что теперь будем делать? — спросил Початок у Тысячемуха.
— Подождем, когда зазвонит колокол.
— А потом?
— Потом нам дадут поесть, — неуверенно сказал Тысячемух.
— А если колокол не зазвонит?
— Значит, он сломался.
— И тогда нас не накормят? — заволновался Початок.
— Может быть, колокол не сломался.
— Почему ты сказал «может быть»?
— А что я должен был сказать? — удивился Тысячемух.
— Что точно не сломался.
— Ну хорошо, он точно не сломался.
— Значит, нас покормят?
— Может быть.
— Сказано тебе, не говори «может быть»! — вспылил Початок.
— Тогда я вообще больше не скажу ни слова, — обиделся Тысячемух.
— Лучше ни слова, чем это твое «может быть».
МЕШОК С БОРОДОЙ
О монастыре, затерявшемся среди гор, знали лишь окрестные крестьяне и никто больше. Чтобы его увидеть, надо было случайно очутиться у ворот, что и произошло с нашими тремя друзьями.
Монастырь этот основали монахи, которые однажды заблудились в лесу. Но потом эпидемия чумы унесла всех монахов до единого. Сто с лишним лет в монастыре никто не жил. Но однажды бродячие монахи с Востока, под предводительством брата Гуидоне, наткнулись на этот заброшенный, обезлюдевший монастырь и поселились в нем.
Монах Гуидоне был самым великим монахом средневековья. Когда он умер, из монастыря в Рим к папе отправился монах с просьбой, чтобы тот объявил брата Гуидоне святым. Но назад монах не вернулся, как не вернулись и другие монахи, которые с той же целью уходили в Рим. Однако монахи этого монастыря продолжали твердо верить, что рано или поздно брат Гуидоне займет место в алтаре среди других святых и у него будет свой день в календаре.
Вот немногие из тех чудес, которые творил брат Гуидоне. Свои молитвы он начинал с песнопений. У него был самый красивый голос среди всех монахов мира. Он сочинил множество кантилен на стихи из Библии. Он умел петь и монотонно и с модуляциями и нередко заканчивал свои проповеди мелодичным криком.
В юности он пел так нежно, что одна монашенка, заслушавшись его, вывалилась из окна. Потом такое же несчастье случилось с одним стариком. Тогда брат Гуидоне перестал петь на улицах селений и пел отныне лишь в чистом поле.
В такие дни на поле собирались крестьяне из всех соседних деревень. Брат Гуидоне взбирался на деревянную башенку и начинал распевать псалмы. И вот наступал момент, когда брат Гуидоне натягивал на голову капюшон и возносил свои песни-молитвы к одному лишь господу. В эти чудесные мгновения и происходили великие чудеса.
У одного крестьянина, у которого болела правая рука и он не мог работать в поле, боль перешла в левую руку. А у одной женщины одна нога была короче другой, и она прихрамывала. Внезапно у нее обе ноги стали короче обычных, зато она больше уже не хромала.
Стоило брату Гуидоне закончить молитву и поднять капюшон, как на него накидывались верующие. Они вырывали у него из бороды волосы и хранили их потом как священную реликвию. Брату Гуидоне боль, понятно, не доставляла такой же радости, как верующим реликвии. И вот однажды он принес с собой ножницы и после молитвы обрезал свою бороду, чтобы раздать каждому по пучку волос. К несчастью, налетел сильный ветер и унес драгоценную бороду. Брат Гуидоне ужасно рассердился и решил больше не петь даже в поле. Он заперся в своей келье и каждый день стал обрезать волосы на бороде и класть их в мешок.
Когда мешок наполнился доверху, брат Гуидоне понял, что настал его смертный час. И в тот же день он умер. А монахи монастыря много лет жили себе безбедно, меняя волосы усопшего брата Гуидоне на мясо и на муку.
Со временем чудодейственные волосы выросли в цене. Теперь монахи меняли их уже на волов и кур, да и крестьяне покупали на них еду, словно это были золотые и серебряные монеты. Но многие крестьяне не соглашались отдавать клок чудодейственных волос ни за какую цену, потому что чудо бесценно.
Из всех чудес, сотворенных братом Гуидоне, одно было поистине невероятным: волос в мешке не убывало. А вот у монахов монастыря бороды вообще не росли. Быть может, причиной тому было преклонение перед бородой брата Гуидоне, а может статься — неизбывная скорбь. Точно этого не знал и сам монах-сторож, который рассказывал нашим друзьям обо всех этих чудесах.
Вдруг зазвонил колокольчик. Тысячемух, Початок и Недород вскочили и пошли вслед за остальными монахами. Они миновали один длинный коридор, потом другой, поднялись по лестнице и снова попали в коридор. Недород забеспокоился и спросил у Тысячемуха:
— Куда же мы идем?
— В трапезную.
— А что это такое?
— Место, где монахи едят.
— Раз у них есть особое место для еды, значит, они едят часто?
— Каждый день.
— Жаль, что я не знаю латыни, не то бы я сразу стал монахом, — со вздохом сказал Недород.
— Да, жизнь у монахов прекрасная, но к этому надо иметь призвание.
— Что это за штука? — удивился Недород.
— Очень странная вещь, которая может посетить каждого.
— И нас тоже?
— Всех, — ответил Тысячемух.
— А как понять, посетило ли тебя призвание?
— Этого я не знаю, но думаю, что оно дает о себе знать, как, скажем, голод.
— С голодом все ясно, он сразу ударяет в живот, — сказал Недород.
— Ну, а призвание, верно, ударяет в голову. Она начинает кружиться, и ты говоришь себе: «Хочу стать монахом, хочу стать монахом».
— У меня как раз кружится голова, — объявил Недород.
— Это от голода.
— Откуда ты знаешь? А по-моему, от призвания.
— Ты хочешь стать монахом?
— Да.
— Вот если у тебя и после обеда будет кружиться голова, значит, это — призвание. Тогда и станешь монахом.
— А вы?
— Тоже. Одного призвания хватит на всех троих, — ответил Тысячемух за себя и за Початка сразу.
Наконец они добрались до трапезной. Настоятель монастыря сел во главе стола, за ним расселись и все остальные. Пришел монастырский повар и поставил перед каждым миску. Тысячемух, Початок и Недород сразу заглянули в миски: что там за еда? Но миски были пустые.
Настоятель громким голосом начал читать на латыни главу из Евангелия, и монахи стали что-то жевать. Тысячемух и двое его друзей забеспокоились. Недород посмотрел на Початка, Початок — на Тысячемуха. Потом все трое уставились на пустые тарелки, затем в потолок, снова переглянулись. А в голове у них гудели непонятные латинские слова. Но вот настоятель сказал не то «суп», не то «супус» и умолк.
Все монахи стали тихо молиться.
Тысячемух набрался храбрости и спросил у монаха, сидевшего рядом:
— Брат, простите великодушно, но моя миска пуста, почему так? Не найдется ли у вас что пожевать и голодное брюхо насытить?
— Мы постимся уже третий день, чтобы мешок с волосами бороды брата Гуидоне всегда оставался полным, — ответил монах.
— Но ведь борода растет быстрее, когда ешь больше!
— Ваша, но не его.
— Да как же у него может расти борода, если он умер? — удивился Тысячемух.
— Вот об этом мы и молимся и потому соблюдаем недельный пост.
Початок и Недород, как услышали слово «пост», сразу заткнули уши. Тысячемух хотел поступить так же, но не успел. Перед глазами у него закружились и стены монастыря, и монахи, и Початок с Недородом, а в голове загудело и загрохотало, словно началось извержение вулкана.
ДВА ЧУДА СРАЗУ
Тысячемух, Початок и Недород проснулись, но еще не пришли в себя. С трудом открыли глаза, а рта раскрыть вообще не смогли.
Кое-как они поднялись и увидели, что спали в трапезной. Втянули в себя воздух, принюхались и не поверили своему носу. Однако нет, это, несомненно, был запах жареной свинины.
— Да, но запах-то старый, — сказал Тысячемух.
— Не слишком, похоже, даже сегодняшний, — не согласился Початок.
— О чем это вы? — спросил Недород.
— О свинье.
— Неплохо бы узнать, где ее монахи раздобыли, — сказал Недород.
— Брат Гуидоне творит чудеса. Почему бы нам не попросить у него свинью? — предложил Початок.
