Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы
Обледенение при снижении в единственном на всё небо облачке? – Не к нам.
Потеря связи после попадания молнии в самолёт в ночном полёте? – Идите нафиг.
У «Семнашки» был свой Шаман. У Шамана была «Семнашка». Они любили друг друга.
Шаман и его «Семнашка» – всего лишь одна действующая сила в нашей истории. Как известно, для столкновения антагониста и протагониста необходимо наличие обеих противоборствующих сторон. Только что мы видели, как судьба за шкирку вытащила на сцену Шамана. Будет логичным показать и скрытую пока для Шамана вторую силу, выходящую под софиты этой сцены.
Итак…
Ласковым майским вечером 1991 года двое парней, одетых в форму военнослужащих срочной службы ВВС, подошли к КПП авиаполка. Если выйти через символические ворота, то через десять километров будет КПП военного городка – 10–й площадки, мозга полигона. Бойцы повернули налево. Там, на могиле двух лётчиков-истребителей, похороненных здесь летом 1942-го во время боёв за Сталинград (лейтенанта и старшего сержанта), стоял мемориал. Мемориал был кубической формы. Венчал его летательный аппарат тяжелее воздуха.
– Антиквариат! – уважительно прищурился сержант К. (он же Митрич), задрав голову. – Реликт корейской войны! Голубь мира!
– Лучше бы он ястребом был, – сказал рядовой Миронов. – Не так бы сильно засрали.
Действительно, МиГ-15 на постаменте был обильно загажен голубиным помётом. Серебрянка, которой он был выкрашен, облупилась. В воздухозаборнике свили гнездо вездесрущие голуби, и в данный момент один из них ловко уронил струю на задравшего голову Митрича. Митрич (не менее ловко) увернулся.
Нужно сказать, что голуби пользовались значительным вниманием и настоящей любовью среди младшего технического состава полка. Они были вкусными. Они были бесплатными. И их было много. Голуби были из настоящего голубиного мяса. Поэтому каждое воскресенье группа «дедов» и дембелей в подменке, вооружённых черенками от лопат, отправлялась на охоту на чердак какого-то заброшенного строения на задворках части. Два бойца выдвигались по пожарной лестнице на чердак, и голуби, завидев дежурных загонщиков, ломились в чердачное окно. В качестве средств ПВО использовались принесённые дрыны, в качестве средств РЭБ – голубиный помёт. Размер популяции бережно поддерживался, и каждый охотник довольствовался двумя птицами. Добычу запекали в глине или жарили на вертеле.
– Между прочим, – сказал Мирон, – птичий помёт является ценным сельскохозяйственным удобрением, когда хорошенько слежится и выветрится. Какие–то азотистые соединения. Может, скажем старшине, пусть годик подождёт, а потом вывезет всё это добро с МиГа к себе на участок?
– Мы не в Чили, Мирон. Нам всё это гуано здесь ни к чему, качество у него хреновое – птички не те, – отрезал Митрич.
Бойцы побродили вокруг постамента, разглядывая МиГ, а потом легли на прогретый травянистый бугорок и закурили. Курили «сигареты овальные», они же «Полёт».
– Я так думаю, – сказал Митрич, – что простой стремянкой тут не достанешь. Нужна гидравлическая. Выдвижная. Она у нас самая длинная.
– Ну, ты дал! – восхитился Мирон. – Она же весит больше 300 кило, а колёса у неё сам знаешь какие – хрен покатаешь! Да и катить её сюда со стоянки ТЭЧ километра три. Пупок развяжется.
Митрич щелчком выбросил окурок и растянулся на тёплой траве, зажмурив глаза и закинув руки за голову.
– А «гуси» на что? Сюда прикатим вместо утренней зарядки, а там посмотрим.
Утром следующего дня Митрич построил младших авиаспециалистов ТЭЧ на зарядку.
– Значит так, авиаторы, – сказал сержант. – Сегодня зарядки не будет. Топаем в ТЭЧ, хватаем стремяночку, катим к мемориалу. Потом завтрак. После завтрака «гуси» переодеваются в подменку и строятся здесь. Бегом – марш!..
Гидравлический подъёмник, любовно называемый «гусаком», в ТЭЧ был в единственном экземпляре. Судя по надписям, изготовлен он был двадцать лет назад. Выкрашенный в цвет нездорового яичного желтка, «гусак» представлял собой четырёхколёсную тележку размером с «Запорожец» с поднимающейся вверх и выдвигающейся стрелой на крыше. Стрела несла на себе площадку с ограждениями. Для управления стрелой на гусаке был пульт с переключателями клапанов и ручка гидропривода, которую приходилось качать до одурения при подъёме стрелы. К передней оси «гусака» было приварено водило. Колёса представляли собой цельнолитую резину на легкосплавных дисках.
«Гусак» никогда не перемещался далее, чем на двадцать метров – ступичные подшипники были инвалидами со здоровьем, подточенным двадцатилетней бессменной службой. Таскали его всегда минимум вшестером – четверо толкали, двое тянули за водило.
Десять бойцов под руководством сержанта К. облепили «гусака» и хорошо скоординированными усилиями с гиканьем покатили по рулёжке к МиГу. Путь в три километра занял сорок пять минут. Шаман, находившийся на стоянке Первой Эскадры и вооружённый красной повязкой ДСЧ, проводил натужно хрипевшего всеми ступичными подшипниками «гусака» нехорошими словами и перекрестил в воздухе хореем. Затем он расчехлил «Семнашку» и устроился покемарить в транспортном отсеке самолёта, выставив будильник в часах «Монтана», чтобы не проспать обед. После обеда Шаман выставил будильник на 16:15 – нужно было готовиться к сдаче стоянки под охрану – и занялся уборкой в самолёте.
В 16:00 сержант К. принял работу. В принципе, мемориал был готов к празднику – отмыт, покрашен. Мусор и прошлогоднюю листву с территории убрали. Митрич прошёл на КПП и позвонил в автопарк ОБАТО.
– Сержанта Сычёва позови! Сыч, это Митрич. Привет. Слушай, подгони мне к КПП ЗиЛ-фургон – нужно подъёмник в ТЭЧ отбуксировать… Да ладно тебе, полётов нет – прокатим по рулёжке… Пачку «Примы»? Да ты опух совсем – полпачки за глаза!.. Хорошо. Через пятнадцать минут жду… Какой? 06-15? Добро.
Вообще говоря, авиаполк и ОБАТО – разные части одного гарнизона. Между казармами – метров сто. Как ни удивительно, такое небольшое географическое различие соседствует с различиями более радикальными:
В полку шестьдесят солдат и сержантов, двести офицеров и прапорщиков.
В ОБАТО – почти триста солдат и два десятка офицеров.
В полку солдаты и сержанты подтянутые, чистые.
В ОБАТО – чумазые и нестиранные. Постоянные фурункулы и цыпки.
Одно из самых страшных оскорблений в полку: «Ты что такой грязный, как из батальона?!»
Одна из самых страшных угроз: «Переведём дослуживать в ОБАТО!»
В ОБАТО в каждый призыв кто-то сбегает из части, а каждый год – вешается или стреляется. Все «молодые» в синяках.
В полку, лётно-подъёмный состав которого прошёл Афган, и почти у всех офицеров которого есть боевые награды, дедовщина только на уровне распределения нарядов по кухне и некоторых мелочах; на кухню традиционно ходят только «гуси». За год было всего три-четыре драки (не избиения, нет!).
В полку приказ офицера не обсуждается. Команч и начштаба знают по имени-отчеству каждого рядового.
В ОБАТО офицеры боятся собственных сержантов.
Минут через двадцать к монументу подкатил ЗиЛ с тентом и скамьями внутри. В кабине сидели два бойца из ОБАТО.
– Салют! – сказал Митрич водителю. – Вот, Сычу отдайте. Как договаривались, десять штук. – Он протянул водителю полупустую пачку «Примы». – Смотрите, мазутчики – скорость не больше тридцати!
На «гусаке» кривой рукой кого-то из авиатехников был непрофессионально нарисован знак ограничения скорости. Техника – штука тонкая и сложная, её эксплуатация и обслуживание в ВВС со всех сторон обложены всевозможными Регламентами, Наставлениями и Прочими Страшными Запретами. Младшие авиаспециалисты при обращении с техникой проявляли крайнюю степень дисциплинированности и ответственности – никому не хотелось получить звездюлей, или, не дай Бог, стать причиной Предпосылки к жуткой штуке, называвшейся Лётным Происшествием. «Деды» строго следили за порядком и обучали «гусей». «Дедов» контролировали прапорщики и офицеры.
– Нэ ссы, сэржант, – сказал смуглый узкоглазый водитель, сплёвывая на землю слюну, вязкую и зелёную от насвая. – Всо будит нормално, да?
Обращение к сержанту и дембелю авиаполка в таком тоне от водилы ОБАТО было настолько смелым, что Митрич заподозрил неладное.
– Ты что, урод?! – спросил он. – Пьяный, что ли?!
Водила поспешно захлопнул дверцу.
«Накурились, уррроды обатошные! – подумал Митрич. – Спиртом не тащит, а глаза красные».
– Эй, сэржант, цепляйте бистрее! – крикнул из кабины второй ОБАТОшник, старший машины. – А то дежюрный по парку хватится! Будишь ручками тащить, да?
– «Да? – передразнил сержант. – П..зда! Понял, военный?! Жди!»
Тем не менее, «тащить ручками» никому не хотелось, и бойцы сноровисто прицепили водило к буксирному крюку, а сержант К. лично проверил его замок. Чего-то не хватало. Затем Митрич почесал затылок, и рефлекс сработал «на ура» – сержант достал из кармана технички большой шплинт и надёжно зашплинтовал замок.
