Пэлем Вудхауз - Дживс и феодальная власть
– Но, мистер Троттер! – взволнованно произнесла тетя Далия.- Вы же не уедете сегодня до обеда?
– Уедем. Думаете, я соглашусь вытерпеть еще один обед этого вашего французского кухмистера?
– Но я надеюсь, вы не уедете, прежде чем мы с вами не уладим дело насчет покупки «Будуара»? Может быть, вы уделите мне пять минут для разговора в библиотеке?
– Нет времени. Я должен заехать в Маркет-Снодсбери и обратиться к врачу. Вдруг он сможет что-то сделать, чтобы унять боль. Вот здесь,- пояснил Л.Дж. Троттер и ткнул пальцем в область четвертой жилетной пуговицы.
– Ай-яй-яй,- покачала головой тетя Далия.
И я тоже покачал головой. Но больше никто из присутствующих не выразил сочувствия, причитающегося каждому страждущему. Флоренс во все глаза, сколько у нее их было, упивалась зрелищем Перси Горринджа, а Перси заботливо склонился над мамашей Троттер, которая сидела с таким видом, будто чудом осталась жива после взрыва бомбы.
– Идем, маман,- проговорил Перси, поднимая ее на ноги.- Я смочу тебе виски одеколоном.
И с укоризненным взором в сторону Л.Дж. Троттера бережно повел ее вон из столовой. Сыночек – лучший друг женщины.
На лице у тети Далии все еще оставалось выражение ужаса. Я понимал, о чем она думает. Отпусти она сейчас этого Троттера в Ливерпуль, и все погибло. Такие тонкие сделки, как продажа дамского еженедельника покупателю, пропитанному апатией потребительского спроса, по почте не заключаются. Необходимо иметь его под рукой, обнимать за плечики и давить своим обаянием.
– Дживс! – воскликнул я, сам не зная почему, на самом-то деле я не видел, чем бы он мог помочь.
Дживс почтительно ожил. На протяжении всех последних речей и объяснений он стоял в глубине сцены с отчужденным, отсутствующим видом, который он всегда принимает, если оказывается при массовках кто-во-что-горазд, в которые понятие благопристойности не позволяет ему вмешиваться. Я сразу воспрял духом, увидев с его стороны готовность сплотить ряды.
– Не позволительно ли мне будет внести предложение, сэр?
– Да, Дживс?
– Мне представляется, что тут мистеру Троттеру может принести облегчение один из моих утренних бальзамов.
В горле у меня заклокотало. Я его понял.
– Вы имеете в виду те смеси, которые вы приготавливаете для меня, когда этого требует состояние моих мозгов?
– Вот именно, сэр.
– То есть паши смеси подействуют, если залить их в рот мистеру Роттеру, вернее сказать, наоборот?
– О да, сэр. Они оказывают действие непосредственно на внутренние органы.
Этого мне было достаточно. Я убедился, что Дживс, как всегда, тетигистит эти, как их, ремы […тетигистит эти, как их, ремы.- Довольно неуклюжая попытка передать на доступном языке любимое латинское выражение Дживса: Rem acu tetigisti – коснулся самой сути.]. Я спросил у Троттера:
– Вы слышали?
– Ничего я не слышал. Думаете, что при такой боли… Я остановил его властным жестом.
– Ну, так слушайте теперь,- объявил я.- Бодритесь, Л.Дж. Троттер! Прибыли морские пехотинцы Соединенных Штатов. Никакой врач вам не нужен. Ступайте с Дживсом, и он приготовит вам смесь, которая вернет ваш живот в пик сезонной формы, не успеете вы выговорить «Лемуэль Генгульфус».
Он оглянулся на Дживса с безумной догадкой во взоре. У тети Далии, я услышал, перехватило дыхание.
– Это правда?
– Да, сэр. Могу гарантировать успех. Л.Дж. Троттер звучно охнул.
– Идемте,- кратко вымолвил он.
– Я с вами,- сказала тетя Далия.- Буду держать вас за ручку.
– Одно только предупреждение,- остановил я их на пороге.- Сначала, когда вы проглотите содержимое стакана, у вас возникнет минутное ощущение, будто вас поразила молния. Не обращайте внимания. Это все входит в целительный процесс. Последите только за своими глазами, а то они выскочат из орбит и ударятся о стену.
И они вышли из столовой, оставив меня наедине с Флоренс.
22
Странно, но факт, что среди сутолоки и суеты последних событий, когда люди постоянно приходили и уходили по двое, по трое, а в случае Спода – по одному, я совершенно не задумывался о том, что неизбежно настанет момент, когда я и эта девица останемся с глазу на глаз в так называемом solitude ‘а deux [Одиночество вдвоем (франц.).]. И вот теперь, когда это случилось, растерялся, не зная, с чего начать разговор. Но я все-таки попытал удачи, воспользовавшись тем же приемом, что и раньше, когда пришлось завязывать разговор с Л.Дж. Троттером.
– Передать вам сосиску? – предложил я.
Она ответила отрицательным жестом. В том смысле, что ее душевное волнение невозможно унять сосисками.
– О, Берти,- только произнесла она и смолкла.
– Или кусок ветчины?
Флоренс покачала головой. Спрос на ветчину оказался так же невысоким.
– О, Берти,- повторила она.
– Я здесь, перед вашими глазами,- отзываюсь, чтобы ее подбодрить.
– Берти, я не знаю, что делать.
И снова отключилась. Я стою, жду, что дальше. Мелькнувшую было мысль предложить еще и порцию рыбы я сам отверг. Дурацкое занятие – перебирать все, что значится в меню, словно какой-нибудь официант перед нерешительной посетительницей.
– Я чувствую себя ужасно,- говорит она.
– А вид у вас цветущий,- заверил я ее, но она отмахнулась и от этого тонкого комплимента.
Снова наступило молчание. А потом у нее все-таки вырвалось:
– Из-за Перси.
Я в эту минуту жевал тост, но тут галантно положил его обратно на тарелку.
– Из-за Перси? – переспросил я.
– О, Берти,- в который раз повторила Флоренс. И судя по тому, как дергался у нее кончик носа, она была вне себя.- Все это… что сейчас произошло… когда он сказал, что не огорчит девушку, которую любит… и я поняла… на что он пошел ради меня…
– Я с вами совершенно согласен,- сказал я.- Благородный поступок.
– …со мной что-то произошло. Я словно впервые увидела настоящего Перси. Конечно, я всегда восхищалась его интеллектом, но это – совсем другое. Мне открылась его душа, я увидела…
– Как она прекрасна, да? – подсказал я ей. Флоренс глубоко-глубоко вздохнула.
– Я была сражена. Потрясена. Я поняла, что он – воплощенный Ролло Биминстер в жизни.
Мгновение я не мог сообразить, кто это. Потом вспомнил.
– О, а, да. Вы не успели мне подробнее рассказать о нем, только, что он пришел в отчаяние.
– Это в самом начале, до того как они с Сильвией помирились.
– Они, значит, все-таки помирились?
– Да. Она заглянула ему в душу и поняла, что никого другого для нее не существует.
Я уже упомянул, что в то утро сообразительность моя достигла высшей точки, и в этих ее словах я уловил отчетливый призвук про-персивальских (на сегодняшний день) настроений. Я мог, конечно, ошибаться, но думаю, что не ошибался. И эти настроения я оценил как благоприятные, заслуживающие дальнейшего внедрения. Как справедливо заметил Дживс, в людских делах бывают спады и подъемы, на гребне приносящие удачу [ …на гребне приносящие удачу.- Шекспир. «Юлий Цезарь». Акт 4, сц. 3.].
– Послушайте,- говорю я ей.- Вот какая мысль мне пришла в голову: почему бы вам не выйти за Перси?
Она вздрогнула. Очнулась. Затрепетала. Ожила, словно ощутила под килем струение жизни. В ее глазах, устремленных на меня, я без труда заметил свет надежды.
– Но ведь я обручилась с вами,- возразила она в том смысле, что готова, кажется, убить себя за такой глупый поступок.
– Ну, это несложно исправить,- успокоил я ее.- Отмените помолвку, и все дела, вот вам мой совет. Зачем вам в доме такой хилый мотылек, как я, вы нуждаетесь в родственной душе, в друге, который носит шляпу 9-го размера и будет сидеть с вами, держась за руки, и говорить о Т.С. Элиоте. Перси как раз отвечает всем этим требованиям.
Флоренс слегка задохнулась. Свет надежды разгорелся еще ярче.
– Берти! Вы согласны меня освободить?
– Ну разумеется. Само собой, горькая утрата, и все такое прочее, но считайте вопрос решенным.
– О Берти!
Она повисла у меня на шее и наградила меня поцелуем. Неприятно, конечно, но что поделаешь, с такими вещами приходится мириться.
Так мы стояли, без слов заключив друг дружку в объятия, когда тишину нарушил как бы взвизг местной собачонки, должно быть, стукнувшейся носом о ножку стола.
Но только это была не собачонка. Это был Перси. Он стоял в дверях, весь напружинившись. И неудивительно. Ведь, если любишь девушку и, входя в комнату, застаешь ее в обнимку с другим парнем, испытываешь ужасные страдания.
Овладев собой ценой огромного усилия, Перси произнес:
– Продолжайте, прошу вас. Извините, что помешал.
