Виктор Смоктий - Свадебный рэп
— Можно узнать, что это за статья?
— Конечно, это не секрет. Если вы заметили, у меня вообще от вас никаких секретов нет. Так вот эта статья, первая и последняя, гласит: «Все ветви власти подлежат амнистии».
Журналисты безмолвствовали.
— Там была еще одна статья, — прервал тягостное молчание Оракул. — «При равных очках банкирская берет», но потом я вспомнил, что это правило карточной игры «бура».
— Глеб Виссарионович, когда может быть принята ваша Конституция? — спросила сдавшаяся сердитая журналистка из «молодежки».
— А она уже принята, если вы дадите себе труд заметить, — не желая скрывать ехидство, сказал Оракул.
— А как же прежняя Конституция? — простодушно спросила девушка из журнала для подростков, совершенно запутавшись в лукавых хитросплетениях Глеба Виссарионовича.
— Не вижу проблемы, — сказал, снисходительно улыбаясь, Оракул, — ведь Конституций, как и голов на государственном гербе, тоже может быть две.
Журналисты рассмеялись.
— Это вы серьезно? — спросила его сердитая девушка.
— Гадом буду, — торжественно сотворил Оракул тюремную клятву.
И журналисты испуганно замолчали.
Уимблдонский финал
У Начальника на столе загорелась лампочка вызова секретной линии. Вздохнув, он отложил газету «Спорт-экспресс», любимую им за то, что она описывает события, к которым контора Начальника не имеет почти никакого отношения, и взял трубку.
— Он приходил, — выдохнула трубка без предисловия.
— Кто? — без удивления спросил Начальник.
— Тот, кого все разыскивают, — таинственно прошептала трубка.
Начальник взглянул на большую карту мира, занимавшую почти всю десятиметровую стену кабинета, и увидел, что горит лампочка около Лондона. Там, под крышей «Волынимпортэкспорт», работал довольно исполнительный расторопный агент, знакомый Начальнику еще по ЦК ВЛКСМ. Благодаря его осторожной и расчетливой деятельности англичане до сих пор были уверены, что «Волынимпортэкспорт» скупает шотландские волынки, не подозревая, что волынами на оперативном языке называется автоматическое оружие.
— Ты, что ли, Сергей Петрович? — спросил Начальник.
— Узнали?! — восхищенно выдохнули на том конце линии.
— Кончай говорить загадками, у меня на них времени нет. Кто пришел и почему ты звонишь по этому поводу?
— Санкционируете открытую передачу информации? — спросила трубка.
— Давай-давай, все равно ведь ты все разговоры записываешь.
— Достоевский приходил, — сказала трубка и выжидательно замолчала.
— Где он может быть сейчас? — спросил Начальник, честно говоря, заинтригованный сообщением, — ведь появился агент, числившийся в пропавших без вести. В буквальном смысле слова всплыл. Чего он хочет и куда направился?
— В Уимблдоне, — уверенно сказала трубка.
— Аргументируй, — потребовал Начальник.
— Во-первых, на нем был котелок, во-вторых, он взял у меня зонтик.
— Снаряженный? — спросил Начальник.
— Да, с ампулой трупарина.
— Все нормально, Сергей, — успокоил соратника Начальник, — если он взял зонтик с ядом, значит, хочет кого-то убить, значит, он снова в работе. Докладывай кодом о случаях применения зонтика. Отбой.
«Котелок — это, по-моему, скорее дерби в Эскоте, чем турнир в Уимблдоне, там должен быть цилиндр, а не котелок. Впрочем, Достоевский сам разберется, где ему искать Джеймса, обыгравшего его по всем статьям», — подумал Начальник и углубился в размышления о том, что же ему самому делать дальше и как превратить видимый проигрыш в выигрыш.
Уимблдонский турнир невозможно себе представить без клубники в сливках, дождей и зонтиков. Когда Достоевский отпустил такси, дождь, сорвавший выступление четвертьфинальных пар, закончился, и выглянуло солнце. Однако игры еще не начались, площадки утюжили специальными барабанами, собиравшими воду. Публика скучала на трибунах в ожидании продолжения.
Глянув на расписание игр, Достоевский, хорошо знавший пристрастия Джеймса, сразу определил, где того можно сейчас найти — на третьем корте. Трибуны после дождя еще были пусты, и Александр Сергеевич увидел своего врага сразу, на традиционном месте их прежних встреч, в пятом ряду. Рядом с Джеймсом сидела яркая блондинка. Она заметила стремительно приближающегося к ним пугающе странного мужчину с зонтиком наперевес и тронула спутника за руку. Он повернул голову и тоже увидел Достоевского. За долгие годы работы друг против друга они научились понимать противника без слов. Поэтому Джеймс тоже встал в позицию и приготовил зонтик к отражению атаки.
— Ты не оставил мне ни малейшего шанса, — горько сказал Достоевский, сделав первый выпад отравленным зонтиком.
Отбив выпад, Джеймс успел заметить на кончике жала зонтика Достоевского блеснувшую в лучах солнца каплю влаги. «Этот зонтик не простой, надо бы им завладеть», — подумал он и достал из рукояти своего большого мужского зонта еще один, почти детский.
— Я был открыт к сотрудничеству, но ты не был откровенен со мной, твои люди следили за каждым моим шагом, поэтому мне пришлось вести двойную жизнь: одну — легальную, для твоих соглядатаев, на своей ферме, другую — настоящую, в двух шагах от тебя. Все время в двух шагах.
— Я чувствовал это, — сказал Достоевский, — но я тоже не был свободен. За мной следили так же, как и за тобой.
За их поединком давно уже с интересом наблюдали зрители. Они думали, что это новинка дирекции турнира — для развлечения публики между играми разыгрывать на трибунах комические дуэли силами нанятых актеров. Каждый удачный выпад Достоевского и Джеймса встречался аплодисментами, а когда после укола из низкого приседа на рукаве Джеймса показалось красное пятно, публика просто заревела от восторга.
Чувствуя, что у него осталось очень мало времени, Джеймс резко поменял тактику и против традиционно-чекистского качания зонтика стал постепенно раскручивать наваррскую пружину, хорошо зарекомендовавшую себя во время абордажей и поножовщин «один против пятерых». Он стал имитировать потерю координации, и Достоевский в конце концов попался на эту удочку. Уловив момент, Джеймс внезапно раскрыл свой зонтик, скрывшись за ним и на мгновение исчезнув из поля зрения противника, неожиданно появился в том месте, где Достоевский этого не ждал. Мгновенной растерянности хватило, чтобы маленьким зонтиком выбить из рук Александра Сергеевича смертоносное оружие.
Но оставлять противника совсем безоружным было не в правилах агентов ЦРУ, славящихся своим благородством, поэтому Джеймс не вырвал свой зонтик из руки Достоевского.
Схватка затягивалась. Пора было уже начинать игру, поэтому к фехтовальщикам направились молодые люди в униформе работников турнира.
Джеймсу хватило доли секунды, чтобы произвести ответный смертоносный удар. «Только бы хватило яду», — подумал он, почувствовав, как острие зонтика входит в плоть и упирается в кость Достоевского. Более зонтик не был нужен никому, и Джеймс отбросил его, развел руками и улыбнулся приближающимся представителям администрации, всем своим видом показывая, что поединок закончен и можно начинать настоящую игру — в теннис. Он сел рядом с Александром Сергеевичем, лицо которого покрывал мертвенный пот, и сказал:
— Кажется, наш поединок закончился вничью.
К Джеймсу подошла блондинка и что-то шепнула ему на ухо. Агент ЦРУ кивнул, достал из нагрудного кармана кредитку и отдал ей. Блондинка поцеловала его в щеку, кивнула Достоевскому и ушла, покачивая бедрами.
— Вот и все, счеты с жизнью закончены. Как она тебе? — кивнул Джеймс на уходящую женщину.
— У тебя всегда были классные бабы, — вздохнул Достоевский.
— А кто тебе мешал? — затеял Джеймс их старинный спор. — И в Чехословакии, и в Польше. Афганистан я не беру, там было не до этого, а в Румынии было уже можно, чего ты скиксовал?
— Ты мне всегда был симпатичен, но между нами была идеология. Мы были по разные стороны…
— Турникета, я это уже слышал тысячу раз. Что с тобой? — встревоженно спросил Джеймс, видя, как глаза Александра Сергеевича начинают закатываться и мутнеть.
— Я, кажется, умираю, — ответил Достоевский затихающим голосом.
— Еще бы, чем вы заряжаете свои зонтики?
— Трупарином.
— Крепкая штука, я даже через противоядие чувствую.
— Противоядия нет.
— У меня наше, В5.
— Мы как раз на него и рассчитывали свой яд.
— Вы всегда были сукины дети.
Достоевский только бессильно развел ладони, на большее сил уже не было.
— Какие симптомы смерти? Пить хочется?
— Да, — прошелестел Достоевский.
— Ну, ничего, — вдруг успокоился Джеймс, — я ведь принадлежу к зороастрийской общине парсов.
— Значит, тебя сожгут, Джеймс? — вежливо поинтересовался Достоевский.
