Виктор Смоктий - Свадебный рэп
— Есть, — процедил сквозь зубы майор, который, к сожалению для себя, в этот раз отступил от правила сначала стрелять, потом разговаривать.
Володя достал из лабораторного сейфа огромный том ин-фолио, обшитый полимерной пленкой, защищающей бесценные страницы даже от концентрированной кислоты. Этот фолиант, напоминающий анатомический атлас Парацельса, содержал схемы расположения гейронов Земли, установленных группой Рубцова за долгие годы. Земля на страницах этого труда выглядела существом, с которого дотошные исследователи содрали кожу. Поверхность Земли была усеяна точками, каждая из которых имела свой номер, от этих точек в разные стороны отходили линии, соединявшие эти точки с другими, находящимися иногда даже по другую сторону земного шара, на других континентах. Если бы эти линии не были окрашены в разные цвета, то очень трудно было бы проследить, какая из них куда ведет. Некоторые линии представляли собой пунктир, возле выходной точки которого стоял вопросительный знак. Так были обозначены гейроны, в точном расположении которых ученые не были уверены.
Рубцов достал из нагрудного кармана бумажку с подробными координатами острова Кремль-2, нашел нужную точку на просторах Атлантического океана — рядом оказался выход гейрона под номером 837.
— Так, — повел пальцем Рубцов по линии, которая отходила от этого гейрона в сторону Европы, — хорошо, — сказал он, когда палец миновал Апеннины, — очень хорошо, — сказал он, миновав Карпаты, — прекрасно, — сказал Рубцов, когда палец наконец нашел пару гейрону 837, расположенную недалеко от Екатеринбурга. — Все складывается как нельзя лучше, вход гейрона оказался на нашей территории. Я, честно говоря, боялся, что Атлантика больше связана с Китаем или Америкой. Но нам повезло.
Так Володя оказался ранним туманным утром под Екатеринбургом, у условной точки гейрона 837. Специзделие (так на языке военных называлась атомная бомба) привезли в крытой машине, на которой для отвода глаз было написано «Перевозка мебелина дальние расстояния», и обычным строительным подъемным краном стали опускать в одну из заброшенных шахт, существовавших здесь с незапамятных времен, чуть ли не с девятнадцатого века.
Все делалось в спешке, поэтому в тумане не заметили провода электропередачи, которые были протянуты на небольшой высоте прямо над этими шахтами, и стрела крана с подвешенной бомбой коснулась их. Посыпались искры, по стреле с сухим треском пробежала голубая змейка. Водитель кубарем вылетел из кабины и, тяжело дыша, лег прямо в середину лесной лужи.
— Жив? — испуганно спросил его Володя.
Тот кивнул и перевел дыхание.
— Но я туда больше не полезу. — Водитель осторожно показал в сторону искрившегося, как новогодняя елка, крана. — Ты хоть знаешь, что это за шахта? — спросил он Володю.
— Нет, а какая разница? — ответил Володя, действительно не понимая, какое это имеет значение, если есть возможность на практике проверить одну из самых смелых научных гипотез, а тем более на это есть приказ самого Президента.
— В эту шахту царскую семью сбросили, — шепотом сказал крановщик и стал выбираться из лужи.
Володя посмотрел на кран, по которому бежали голубоватые искры. Искры бежали и по стальному тросу, за который была подвешена бомба. Рубцов растерянно оглянулся на военных, но те, почувствовав его неуверенность, дружно сделали два шага назад. Володя понял, что остался один, и решился.
— Будешь подавать мне команды, — сказал он крановщику. — Комплект противохимической защиты, — приказал подполковнику-командиру.
— Вы пойдете в кран? — спросил командир с надеждой, что ему не надо будет посылать кого-то из своих солдат, и с облегчением услышал:
— Да, ведь больше некому. — Володя презрительно оглядел струсивших, как ему показалось, военных.
А те в это время думали: «Чтоб тебя там…» — не совсем отдавая себе отчет, что если Володя что-то сделает не так, то вместе с ним, который там, и от них, которые тут, ничего не останется. Но это уже особенность военного образа мысли.
Володя надел прорезиненный комбинезон, бахилы, перчатки и полез в искрящуюся кабину.
— Давай командуй, чего делать? — скрипнул он моментально севшим голосом крановщику.
— Ручку плавно от себя! — крикнул крановщик.
— Какую? — не понял Володя.
Такпод Екатеринбургом у гейрона 837 вспыхнула искорка вечно тлеющей российской революционной ситуации — когда низы не хотят, а верхи не могут.
Интервью с Оракулом
Небритый человек в вытертом свитере с пузырями на локтях, в дешевых джинсах и очках в тонкой золотой оправе вышел с помойным ведром из подъезда и тут же оказался под прицелом десятка телекамер.
— Глеб Виссарионович, последние события застали общество врасплох. А вы знали о готовящихся переменах, ведь вас называют Оракулом?
— Что вы имеете в виду? — спросил человек, лукаво улыбаясь.
— Я имею в виду возникновение альтернативного российского государства Кремль-2 и очевидную сдачу позиций Кремля-1.
— Все это было предсказано еще в Книге Екклесиаста.
— Это где про камни, что ли? — спросила его молодая бойкая журналистка.
— Там не только про камни сказано, — печально улыбнулся Глеб Виссарионович. — «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Вы помните наш герб? — спросил он.
— Да. Орел, — сказала другая журналистка.
— Двуглавый, — поправил Глеб Виссарионович. — А о чем это говорит?
Журналисты озадаченно молчали, боясь попасть впросак.
— Это говорит о том, — пришел он им на помощь, — что Провидение предначертало, что нашей страной будут управлять два человека. И народная мудрость, кстати, гласит: «Одна голова хорошо, а две — лучше».
— А как же Конституция? — спросила его самая бойкая журналистка, которая знала про Екклесиаста.
— А что Конституция? — повернулся Глеб Виссарионович к журналистам. — Какие проблемы? У нас, кстати, давно назрела конституционная реформа. Сейчас в законодательных органах как раз рассматривается достаточно радикальный конституционный проект, предложенный мной.
— Глеб Виссарионович, в чем его радикальность?
— Хороший вопрос, спасибо, — поблагодарил журналиста Оракул. — Многие беды нашего государства происходят, видимо, оттого, что, проголосовав за последнюю Конституцию, мы неосмотрительно завысили правовую планку и никак не можем до нее допрыгнуть. Вы знаете, что и Конституционный суд вынужден все время констатировать несоответствия наших политических отправлений положениям Конституции. Это обстоятельство провоцирует нестойкие умы на размышления о неполноценности нашей Конституции и, что греха таить, о ее ущербности.
Согласитесь, в таком состоянии государство жить не может. Для снятия абсолютно всех противоречий между жизнью и Основным законом, каковым является Конституция, я предлагаю обсудить проект так называемой Практической Конституции, которая идет не от идеальной умозрительной модели, а от самой жизни.
Журналисты переглянулись, явно «не догоняя», как говорят они сами, Оракула.
— Наша Практическая Конституция — это есть сама жизнь, воплощенная в законе.
— А нарушения прав человека, разворовывание государственного бюджета, коррумпированность на самом высоком уровне — это есть в жизни, значит, это тоже конституционно? — сердито выкрикнула девушка из «молодежки».
Глеб Виссарионович пожевал губами, выбирая слова для ответа.
— Да, и в этом — революционная очищающая сила нашей новой Конституции, ибо основополагающая статья нашей Конституции — что ни произошло, то и конституционно. Поймите меня правильно: задача Практической Конституции — вылечить общество от комплекса невозможности исполнения Конституции сегодняшней. Сколько можно мучиться? Так можно и свихнуться. По нашему представлению, Практическая Конституция будет краткой и ясной, как закон Ома или правила карточной игры «Три листика», и отражать глубинные жизненные процессы.
Отличие Практической Конституции от действующей заключается в том, что она выполняется без всяких референдумов и голосований всеми участниками общественного процесса, вами, мной, вон дворником…
— И наемными убийцами? — выкрикнула все та же сердитая журналистка.
— Они тоже участники общественного процесса, — терпеливо разъяснил Оракул, — и совершенное ими тоже по праву должно стать тканью Практической Конституции.
— А где можно ознакомиться с текстом этой Конституции? — спросил рассудительный бородач с цифровой видеокамерой.
— Там, собственно, и знакомиться особенно не с чем. Ведь Конституция состоит из одной-единственной статьи, которая, как мне кажется, является альфой и омегой нашего законотворчества, так сказать, краеугольным камнем Конституции. А что может быть устойчивее здания, состоящего из одного краеугольного камня? — весело спросил Оракул журналистов.
