Веселин Георгиев - Самые смешные рассказы
Так что покончим с неузнаванием, ибо некоторые мои приятели, наоборот, узнают себя в героях моего эпоса, которые не имеют к ним никакого отношения, кроме случайного внешнего сходства, неловкого созвучия неблагозвучных кличек и фамилий, дурацкого совпадения биографических фактов, ну и прочего малосущественного для известности и величия. Например, мой добрый товарищ Гриша Осипов-Краснер почему-то посчитал, что некий отрицательный персонаж моего эпоса, подельник Цейхановича по загранпоездкам в Баден-Баден — Краснер, мочившийся в курортных бассейнах, списан с него. Уверяю вас, дорогие мои читатели-нечитатели, что это не так. Тот зловредный Краснер совсем не Гриша Осипов-Краснер, не родственник Гриши по линии бабки Сары Рейнгольд, даже не однофамилец, а просто Краснер без роду и племени, гражданин мира, так сказать, о котором, слава богу, почти ничего не слышно на расстоянии шепота в открытых и закрытых купальных бассейнах Европы и Австралии. А посему покончим всерьез и надолго с ложным узнаванием и лажным неузнаванием и плавно, без резких телодвижений, перейдем к рассказу о личной линии жизни, дабы не говорить в линии жизни гребаной или о еще какой, не менее неудобо-произносимой.
Итак, год был без числа, да и день, впрочем, тоже, одним словом, погожее утро субботы или воскресенья мангуста. Сухо было и прилично не по местности. Осипов-Краснер, он же Гриша, был приглашен Цейхановичем на грибы, вернее, по грибы, ибо на грибы наш великий друг приглашает только одного меня, поскольку я — не любитель скользкой грибной пищи, особенно под водочку. Добродетельный Гриша прибыл на станцию на электричке «Москва — Бужениново» в точно назначенное Цейхановичем время и, естественно, опоздал, и, естественно, не успел, поскольку наш великий друг никогда никого не ждет и убывает к неведомым горизонтам за миллион секунд до обговоренного срока.
— Почему? — тупо озадачится кто-то.
— А потому! — мрачно отвечу я. — А потому, чтоб знали!
— Что знали? — вопросят некоторые недогадливые читатели-нечитатели.
И я как писатель, уважающий своих тупых читателей-нечитателей, терпеливо отвечу:
— То, что вам знать не положено!.. И пошли все вон! Или еще куда подальше, ну, хотя бы в Австралию!..
Гриша, он же Осипов-Краснер, еще раз убедительно прошу не путать его с безродным мочеотравителем забугорных бассейнов Краснером, не стал возмущаться и гнать волну по поводу нетерпимости нашего великого друга, а чинно, в сопровождении потомственного русского чиновника Уткинда и Чумички с Чуточкой, двинулся, как ему показалось, в направлении грибных владений Цейхановича, открытых еще в позапрошлом веке братьями Крузенштерном и Лисянским. Но не успела честная компания пройти и тридцати трех с половиной метров по нечистотам, как им на головы, словно мешок с грязными валенками, свалился полковник Лжедмитрич, загодя подготовленный нашим великим другом для ориентирования на местности охотников за чужими грибами и гробами. Что делать? Иногда Цейханович любил сидеть на двух стульях, если; твердо знал, что они — не электрические.
— Куда прете, быдло?! — перегарно окликнул полковник живописную команду новоявленных любителей третьей охоты.
— В лес! По грибы… И не прем, а следуем по приглашению Цейхановича… — сухо ответил Осипов-Краснер.
— А Цейханович уже в лесу? — простодушно поинтересовался чиновный Уткинд, ибо очень надеялся на скорую легкую выпивку где-нибудь на сочной ромашковой поляне, подальше от муравьиных кочек и обездоленных людишек, под золотистое порханье бабочек, вальдшнепов и стрекоз.
— А до леса еще далеко или чуточку? — хором гнусаво пропели Чумичка и Чуточка, трезво уверовавшие, что без белых грибов не смогут вернуться в большую жизнь к мужчинам без вредных привычек.
— Ха!!! — гнусно выдохнул в ответ перегарный полковник. — Да куда вас несет нелегкая?! Ишь разогнались! Поворачивайте оглобли! Вам назад надо, за линию… Там ваши грибы, а тут и без вас все мухоморы подгребли.
— За какую линию?.. — уточнил дотошный Гриша. — Линии разные бывают…
— За гребаную!.. Железная дорога — это что?! Это и есть самая настоящая линия! Можно сказать — линия жизни! И линия смерти заодно… — ткнул полковник грязным пальцем воздух в сторону гудящей электрички.
— А мне Цейханович говорил, что настоящие грибы только по эту сторону… — мягко не согласился Осипов-Краснер.
— Ты не так его понял, дурила! С прошлого года эта сторона — та, а та сторона — эта… И, стало быть, грибы теперь там, где было не там… А те, кто с прошлого года не эти, те совсем не те!.. Да чего я с вами тут рассуждаю?! Здесь вам — не тут! А ну, кругом! И шагом марш куда надо, быдло! — сердито гаркнул полковник, дабы никто не сомневался, что на языке его — мед, а под языком — лед или еще что-то вроде этого.
«Сильные росы — к ясному дню. Кто пахать не ленится, у того пшеница телится», — мудро подумал Осипов-Краснер, не стал долее спорить с наглым полковником и, как любимую женщину, охаживая инвалидной палкой траву, повел свою команду за железнодорожную линию.
— Попутный ветер в жопу! — злорадно прокричал вслед полковник, но никто его пожелание не расслышал за шумом уходящей электрички, а если бы и расслышал, то вряд ли обиделся, ибо на полковников грибным утром обижаются только генералы.
Осипов-Краснер не зря носил очки, поскольку со школьных лет страдал близорукостью. Но после запойного лечения у Цейхановича зрение его враз улучшилось аж на 200 процентов, и он стал видеть то, чего нет. Но очки, несмотря на их очевидную (ха-ха-ха!) бесполезность и вредность, он все-таки оставил, ибо настолько привык в них спать под приличными заборами, что сразу начинал маяться бессонницей даже в дневное время, при отсутствии оных на лице, к тому же в очках ему иногда удавалось усмотреть среди того, чего нет, то, что есть. И, беззастенчиво забегая вперед, назло терпеливым читателям-нечитателям, с удовлетворением сообщаю всем, всем, всем, что старые очки не подвели Гришу и в этот раз, и, вопреки вредоносному полковнику Лжедмитричу, помогли узреть там, где ничего не было то, что надо. И еще сообщаю, что втайне от самого Цейхановича и Подлюка Краузе симпатизирую Осипову-Краснеру, как человеку и грибоискателю и не только за то, что он не портит воду в благородных бассейнах с морской водой. Так что понапрасну портит лесной воздух своим мелким брюзжанием чинуша Уткинд: весь воздух даже ему не испортить.
Ничто не смогло отвратить Краснера-Осипова от перехода железнодорожной линии. И он перешел линию, и повлек за собой всю команду напролом, через сохлую паутину, в чахлые железнодорожные заросли, за лопухи, за крапиву, за борщевики — в ржавый осиновый подлесок. Молодец! Кто после этого будет возмущаться, что в свое время Гриша чуть не стал директором шпилько-колодочной фабрики?!
В тусклом осиновом подлеске, кроме бытового шлака и прочих человеческих останков, ничего не произростало и не могло произрасти, в силу незыблемых законов космогонии. Но Осипов-Краснер, излеченный Цейхановичем от близорукости, плевал с клена на всю мировую космогонию, а посему не только узрел то, чего не было, но и нашел то, чего быть не могло. Короче говоря, через час с небольшим корзины Гришиной команды с избытком наполнились крепкими боровиками, подосиновиками, подберезовиками и прочей грибной радостью. Этому не смог помешать брюзжащий Уткинд, который, расстроенный отодвинувшимся на неопределенное время пикником, вляпался в нечто общечеловеческие и благоухал этим общечеловеческим на тридцатиградусной жаре не хуже двугорбого верблюда, приговаривая: «Земля навоз помнит…» — и прочее не менее мудрое.
— Однако! Откуда там взялись грибы? Чудес не бывает!.. — хором вопят некоторые всезнающие и везде-с-с-су-щие читатели-нечитатели.
— Оттуда! — жестко отвечаю я всезнающим и везде-с-с-сущим. Надо не только уметь видеть то, чего нет, но и уметь обращать это несуществующее в существующее. Что касается тупых утверждений «Чудес не бывает!», я еще более жестоко добавлю: без наличия чуда наша жизнь невозможна, как огонь без света, как свет без огня. Законы чуда правят Вселенной, и они в миллион раз достоверней научных законов, придуманных человечеством, ибо природа не знает наших фантазий. Впрочем, далее не буду растекаться мыслью по древу, поскольку все мои объяснения истинности чудесного в мире сем для идиотов так же бесполезны, как бесполезно раскаянье грешника после смерти. Но добавлю: отнять чудо у жизни также невозможно, как отнять слона у мухи. И оставим чудо в покое, дабы оно не оставило нас в этой жизни и осталось с нами не только по эту, но и по ту сторону России, ибо мертвые у ворот не стоят, но свое все равно берут.
Осипов-Краснер был уравновешенным человеком, но жил не без радости и не ждал, пока ему отгрызут голову мыши по полной программе, ибо знал: «Кто навоз в огород кладет, тот всю жизнь огурцы соленые жрет». Впрочем, он также знал, если человек не нажрался чужих соленых огурцов до шестидесяти лет, то не нажрется уже никогда. Мудр был Гриша Осипов-Краснер, не по годам мудр, хотя давным-давно, еще до перелета Ярославского шоссе на махолете Цейхановичем, разменял не только свой седьмой, но и восьмой десяток вместе с заначенной от глупой жены купюрой в 500 евро. И самое главное, Гриша верил в божье чудо, в отличие от идиотов, не верящих в. оное, но верящих, что некогда из мертвой материи само собой возникли живые организмы, он знал, что все сотворено исключительно по воле божьей. Поэтому не стоит удивляться, что наш Краснер доблестно отличился в бесплодном подосиновике как грибной охотник и не позволил сгинуть, своей дохлой команде в репьях-лопухах, вывел ее с добычей на свет божий и явил пред очи Цейхановича почти в полном составе.
