Веселин Георгиев - Самые смешные рассказы
Вот плывет по реке мазут. Вот плывет по мазуту баржа. Ледокол бы давно завяз тут, не пройдя одного виража. А баржа у нас — еще та Лепота!
Вот детсадовцы пьют вино. Вот они лупасят родителей. Разве папы и мамы в кино не смотрели про телохранителей? Хороши удалые лета! Лепота!
Вот лежит на помойке панк — надышался, чудак, отходами. Вот застрял на проспекте танк в куче мусора. Так народами с негативом ведется война. Нас к победе ведет она. Смысла нет тут, и все тут — туфта. Лепота!
Вот стоит неказистый ларек, там берет наркоту паренек. Вколет он себе что-то чуток, превратится разом в пенек или станет тверже болта. Лепота!
Вот чиновник лопатит грязь. Вот он по уши в ней увяз. У чиновника в этой грязи будет с бабками все на мази. Грязи этой он хочет еще, с нею жить ему хорошо: бах — и деньги свалились с куста. Лепота!
Вот стоит на эстраде певец — безголосый, как огурец. И зеленый такой же, блин. В шоу-бизнесе он не один, и таких ядреных певцов у нас больше, чем огурцов. Ноу-хау у них в манерах, а хиты торчат на фанерах. Да и на хрен им петь с листа? Лепота!
Вот стоит на площади мент. Мент — не памятник, не монумент. И любому в любой момент мент предъявит свой аргумент — пистолет, автомат, кулак. Все тут правильно, все тут так: оплатил проход у поста — и живешь, не отведав кнута. Лепота!
Вот бредет немного косой старикашка за колбасой. Снег кружится, а он босой, но ведь прется за колбасой. Жил бы с ливером и с хамсой! Тут старуха за ним с косой припустилась вослед лисой. Ее труд изначально таков — чистить город от стариков. И конкретная нищета не видна уже. Лепота!
Вот рассказ написал поэт. Где-то складно, а где-то — нет. И куда-то поэт сейчас сдать попробует свой рассказ. Вот редактор его возьмет. Вот читатель его прочтет. Вот читатель вспомнит про мат — он поэту не сват, не брат: ему чтиво нужно складней и значительно веселей! За поэтом — подъем пласта, за читателем — правота. Лепота ли? Да — лепота!
Вот поэт получил гонорар. Вот поэта хватил удар. Вот в компьютере — чистота. Лепота…
Портрет современникаЯ давно мечтал написать портрет нашего современника, но никак не мог найти натурщика, который подошел бы по всем параметрам. Я даже объявления развешивал по столбам: «Художнику требуется молодой человек без комплексов, имеющий идеальную фигуру и яркое, выразительное лицо».
По этому объявлению ко мне в студию целая толпа явилась. Их лица и фигуры были так выразительны, что еле-еле от них отбился. Может, я отстаю от времени, но женщинам изменять ни с кем не хочу!
Приходили и другие натурщики, но все это было совсем не то: одним от меня нужны были деньги, другим — похлебка, третьим — что-то еще. Ну не могли они меня вдохновить — хоть убей! Что они зачастую и делали, но о пяти реанимациях я просто стараюсь не вспоминать.
Неудачи меня не смутили, и я начал писать портрет современника, имея перед глазами нынешнее сообщество строителей настоящего.
Лоб я писал с одного политика. Хороший получился лоб — покатый, но твердый, как молоток. Орехи таким лбом удобно колоть. Кому надо, может воспользоваться.
Глаза писал с одного лукавого мужика, апологета бродящего по Европе призрака. Этот дядя почти каждый день под моими окнами манифестации затевает, и его глаза излучают торжество давно минувшей эпохи.
Рот я позаимствовал у компании нуворишей. Этот рот что угодно пообещает и легко проглотит кусок даже самых невероятных размеров.
Короче говоря, все детали нашего современника так мне удались, что на экспонировании портрета меня чуть не растерзала разъяренная толпа ярких представителей современного общества. И хотя от погони я оторвался, но до сих пор нелегально проживаю в катакомбах, так как очень-очень состоятельный аноним объявил на меня облаву за то, что герою портрета я подарил, как ему показалось, его бессовестные ручонки. А об этих шаловливых и загребущих конечностях, по мнению олигарха, открыто говорить не положено, так как это не что иное, как злостное разглашение тайны стратегического значения.
Скрипка СтрадивариВ 23:00 на пульт ГУВД поступил сигнал об ограблении ювелирного магазина «Золотая ручка». В 23:01 на место преступления, которое находилось на другом конце города, выехала группа захвата во главе с капитаном Хваталкиным. В 23:02 на ближайшем переходе был задержан мужчина, по внешним данным похожий на предполагаемого преступника. В 23:04 майор Оралкин приступил к допросу. В 23:05 скрипач Областного симфонического оркестра сознался, что возвращался с концерта домой. В 23:06 он раскололся и сказал, что зовут его Григорием Михайловичем Смычковым. В 23:07 задержанный признался, что скрипка принадлежит некоему Страдивари, но к ограблению ювелирного магазина они оба не имеют никакого отношения. В 23:08 майор Оралкин поручил сержанту Ломалкину произвести обыск скрипки и подозрительного футляра. В 23:09 ни от скрипки, ни от футляра не осталось даже названия. В это время подозреваемый обозвал Оралкина варваром, а Ломалкина — идиотом, что было занесено в протокол дознания, как оскорбление при исполнениях. В 23:11 дерзкий скрипач с угрозой заявил работникам органов, что история не простит им этот акт вандализма. В 23:12 майор Оралкин поручил сержанту Ломалкину сотворить предполагаемому преступнику частичное ограничение движения типа «ласточка», что в конечном счете должно было повысить безопасность представителей силовой структуры. В 23:17 сержант Ломалкин усовершенствовал «ласточку» до «колибри». В 23:18 скрипач Смычков вспомнил матерей всех работников МВД. В 23:19 к дознанию подключился капитал Хваталкин с группой захвата. В 23:24 подозреваемый сознался в совершенном преступлении и назвал сообщников: Страдивари, Паганини, Торантини и уборщицу филармонии бабу Надю. В 23:25 позвонили из ювелирного магазина «Золотая ручка» и отсобачили ментов за то, что они не явились на тренировочный сигнал тревоги, а за оплатой по охране прилетают раньше кассира! В 23:26 скрипач позорный пробкой вылетел из милиции. В 23:27 капитан Хваталкин догнал отпущенного и выдал ему пинка. А не фиг путаться под ногами!
Лев КОТЮКОВ
Гребаная линия
Многие персонажи моего эпоса горестно жалуются, что в моих сочинениях их не узнают ни родные, ни друзья и подруги, ни любовницы и любовники, ни собаки, ни кошки, ни прочая прирученная живность типа домашних кобр и попугаев. Мало того, они и сами себя не узнают, хотя очень и очень жаждут… Ха-ха-ха-ха!!! Если вы сами себя не узнаете в моих сочинениях, то почему вдруг решили, что это именно про вас?
— А про кого ж еще? — отвечают. — Все говорят, что это про нас, дураков, написано…
Со скрежетом зубовным отвечаю всем, всем, всем доставшим меня своими претензиями персонажам: да как вас узнать-то без намордников и в противогазах, когда по утрам я сам себя не узнаю?! Ну-ка, встаньте перед зеркалом нагишом в полный рост тусклым предутрием, этак часов в пять, и посмотрите себе в глаза. Пристально посмотрите, как враги народа… Как враги всего рода человеческого, в конце концов' Ну что, узнали себя?! Не совсем… То-то!.. Не каждое лицо не говоря уже о мордах, харях и рожах, выдерживает испытание дневным светом. А уж о женских лицах и, извините, мордах, харях, рожах помолчу. Для них испытание дневным светом порой просто погибель. Так чего ж вы удивляетесь, дамы и господа, что вас не узнают в моих сочинениях, ежели вы сами себя в зеркалах не узнаете и проходите мимо, не здороваясь. Да и вообще, с какого бодуна я должен вам обеспечивать всенародное признание-узнавание? На хрена вы мне сдались, господа хорошие, с вашим узнаванием-раздеванием?! Мне бы себя кое-как узнать в литературе. Я категорически не хочу, чтобы в окололитературном Зазеркалье меня путали то с Гоголем, то с Достоевским, а порой почему-то даже с Сервантесом. Ведь мне как честному писателю хочется быть неповторимым и выглядеть неповторимо и элегантно в чужих и собственных глазах: в дорогом костюме, в модном авто, с роскошной шатенкой, можно и с блондинкой, во дворце на Канарах, а не в потертом пиджаке, под руку с дремучей старухой-теткой, которая Сталина видела, в электричке на Мытищи. Но, увы, увы, о, как далеки Канары, о, как близки Мытищи! А станция «Тайницкая» еще ближе… Но, как говорится, молчание и еще раз молчание.
Давайте, господа хорошие, прилично помолчим и сделаем приличный вид, что все мы узнали друг друга, что все мы прилично выглядим в собственных и чужих глазах. Давайте дружно помолчим, а то ведь и до Мытищ не доедем и некому будет охотиться за грибами в лесах подмосковных, и останутся на наши головы лишь охотники за черепами и черепахами.
Покончим в молчании с неузнаванием, ибо этот мир пока не в силах принять незримое как зримое, и вожди слепые, отцеживающие комара, а верблюда поглощающие, как и встарь, норовят вслед за своими стадами пройти по зыбким водам времени над безднами вечности. И самое удивительное — проходят, и все их знают, и все их узнают, даже по ту сторону России.
