Стивен Ликок - Стивен Ликок. Юмористические рассказы
— Изумительно! — сказали мы.
— Затем, с предельной выразительностью, я перехожу на середину сцены, сажусь на простую деревянную скамью и некоторое время сижу там, глядя на череп.
— Необыкновенно!
— А потом отступаю в глубь сцены и ложусь на живот, продолжая держать череп перед глазами. Пробыв несколько минут в этом положении, я медленно ползу вперед, передавая движениями ног и живота всю печальную историю Йорика. Под конец, все еще не выпуская черепа из рук, я поворачиваюсь к зрителям спиной и с помощью судорожных движений лопаток передаю страстную скорбь Гамлета, потерявшего друга.
— Как! — вскричали мы вне себя от восторга. — Да ведь это уже не открытие, это откровение!
— Это и то и другое, — сказал Великий актер.
— И значение его состоит в том, — продолжали мы, — что вы вполне можете обойтись без Шекспира.
— Именно так. Без Шекспира. Без него я могу дать больше. Шекспир связывает меня. То, что я хочу передать, — это не Шекспир, это нечто более значительное, более всеобъемлющее, более… я бы сказал, более грандиозное…
Великий актер умолк, а мы ждали с поднятыми карандашами. Потом глаза его засверкали, в них появилось нечто похожее на экстаз, и он прошептал:
— В сущности, то, что я хочу передать, это мое я.
Проговорив это, он застыл на месте — безмолвный, недвижимый. Мы осторожно опустились на четвереньки и тихо поползли к двери, а потом — вниз, по ступенькам лестницы, держа блокноты в зубах.
Воображаемое интервью с типичными представителями нашего литературного мира
Мы имели удовольствие получить интервью у супругов Афтерсот в их прекрасном загородном доме на берегу Вунегенсет. По дружескому предложению хозяев мы пешком проделали те четырнадцать миль, которые отделяли их дом от ближайшей железнодорожной станции. Да, именно так: узнав о нашем намерении посетить их, они сразу предложили нам пройтись пешком. «К сожалению, мы лишены возможности послать за вами автомобиль, — написали они. — На дорогах до того пыльно, что мы боимся, как бы наш шофер не запылился».
Эта трогательная заботливость может послужить ключом к разгадке их характеров.
Дом супругов Афтерсот — восхитительное старинное здание, выходящее окнами в большой сад, который, в свою очередь, выходит на широкую площадку, выходящую на реку.
Прославленный писатель встретил нас у ворот. Мы ждали, что автор «Энджел Риверс» и «Сада желаний» окажется бледным, меланхолическим субъектом (мы нередко обманываемся в своих ожиданиях, когда идем брать интервью). Нам не удалось сдержать возглас изумления (и, надо признаться, мы редко удерживаемся от подобных возгласов), когда мы увидели плотного здоровяка, который, если верить его собственным словам, весил сто стонов[20] (кажется, он так и сказал — стонов) без башмаков.
Он сердечно поздоровался с нами.
— Пойдемте посмотрим моих свиней, — сказал он.
— Нам, собственно, хотелось задать вам несколько вопросов по поводу ваших книг, — начали было мы, шагая по дорожке.
— Сначала посмотрим свиней, — сказал он. — А вы не занимаетесь свиноводством?
Во время наших интервью мы всегда стремимся быть специалистами по всем вопросам, волнующим нашего собеседника, но тут нам пришлось сознаться, что в свиноводстве мы смыслим не слишком много.
— Так, может быть, вы что-нибудь смыслите в собаководстве? — спросил Великий писатель.
— К сожалению, нет, — ответили мы.
— А как насчет пчеловодства? — спросил он.
— Вот это нам знакомо, — ответили мы (как-то раз нас покусали пчелы).
— В таком случае давайте пройдем прямо к ульям, — предложил он.
Мы уверили его, что предпочли бы посетить ульи несколько позже.
— Тогда идемте в хлев, — сказал Великий писатель. И добавил: — Вероятно, вы плохо представляете себе, как выращивают молодняк.
Мы покраснели. Мы ясно увидели перед собой пять детских головок, склонившихся над столом, — пять детских головок, ради которых — чтобы заработать им на хлеб — мы и взялись за эти интервью.
— Вы правы, — сказали мы. — Мы плохо представляем себе, как выращивают молодняк.
— Ну что? — спросил Великий писатель, когда мы добрались до места назначения. — Нравится вам этот хлев?
— Очень, — ответили мы.
— Я поставил здесь новый сток, выложенный кафелем. По собственным чертежам. Вы заметили, какая тут чистота? Все благодаря стоку.
Признаться, мы этого не заметили.
— Боюсь, — сказал Писатель, — что свиньи еще спят.
Мы попросили его ни в коем случае не будить их. Он сказал, что сейчас откроет маленькую боковую дверку, чтобы мы могли пролезть в хлев на четвереньках. Но мы постарались убедить его, что у нас нет ни малейшего желания нарушать покой этих зверушек.
— Нам бы очень хотелось, — сказали мы, — услышать от вас хоть что-нибудь о методах вашей работы — о том, как вы пишете романы.
Последнюю фразу мы произнесли с необыкновенной горячностью. Дело в том, что, помимо прямой цели нашего интервью, у нас была еще и другая цель — нам страшно хотелось узнать, как пишутся романы. Если бы нам удалось ознакомиться с этим процессом, пожалуй, мы сели бы за роман и сами.
— Сначала взгляните на моих быков, — сказал Писатель. — Вот здесь, в этом загоне стоит пара бычков, которые непременно вам понравятся.
Мы нисколько в этом не сомневались.
Он подвел нас к низенькой зеленой ограде. Два свирепых животных стояли за ней и жевали зерно. Не переставая жевать, они выкатили на нас свои круглые глаза.
— Ну что, разве они не великолепны? — спросил он.
Мы ответили, что это великолепные быки, что именно такими мы и представляли себе лучших быков на свете.
— Не хотите ли войти в загон? — предложил Писатель, открывая дверку.
Мы попятились. К чему тревожить этих животных?
Великий писатель заметил наши колебания.
— Не бойтесь, — сказал он. — Они вряд ли тронут вас. Я каждое утро без малейших опасений посылаю к ним моего работника.
Мы с восхищением взглянули на Знаменитого писателя. Нам стало ясно, что, подобно другим писателям, актерам и даже мыслителям нашего времени, этот человек прекраснодушен и правдив, как сама природа.
Но все же мы покачали головой.
— Быки, — пояснили мы Великому писателю, — это не та область, исследованием которой мы намерены заняться. Нам желательно узнать кое-что о методах вашей работы.
— О методах моей работы? — переспросил он, отходя вместе с нами от загона. — Да, по правде сказать, я и сам не знаю, есть ли у меня какие-нибудь методы.
— Какой план или метод применяете вы, — повторили мы, вынимая блокноты и карандаши, — когда начинаете новый роман?
— Как правило, — сказал Писатель, — я прихожу сюда и сижу в хлеву до тех пор, пока не нахожу нужных мне героев.
— И долго вы здесь сидите? — спросили мы.
— Не особенно. Как правило, спокойно посидев полчасика среди свиней, я нащупываю хотя бы одного своего героя — главного.
— А что вы делаете потом?
— Ну, а потом я обычно закуриваю трубку и отправляюсь на пчельник за сюжетом.
— И вы находите его?
— Неизменно. Потом, сделав кое — какие заметки, я беру своих лаек и отправляюсь с ними на прогулку, миль этак за десять, после чего спешу домой, чтобы успеть обойти все стойла и повозиться с бычками.
Мы вздохнули. Увы! Писание романов представлялось нам теперь еще более недосягаемой мечтой, чем когда бы то ни было прежде.
— Должно быть, в вашем хозяйстве есть и козел? — спросили мы.
— Ну, еще бы! Превосходный экземпляр. Не хотите ли взглянуть?
Мы покачали головой. Очевидно, разочарование отразилось на наших лицах. Вечная история. Мы чувствовали, что метод, с помощью которого писались знаменитые современные романы — при участии козлов, собак, свиней и молодых быков, — был вполне правилен и даже полезен для здоровья их авторов. Но мы чувствовали также, что он, этот метод, не для нас.
Мы позволили себе задать еще один вопрос.
— В котором часу вы встаете? — спросили мы.
— Между четырьмя и пятью, — ответил Писатель.
— И, конечно, сразу идете купаться — и летом и зимой?
— Конечно.
— И, должно быть, — сказали мы с плохо скрываемой горечью, — вы предпочитаете, чтобы слой льда был как можно толще?
— О, разумеется.
Мы умолкли. Мы давно уже уяснили себе причину наших жизненных неудач, но было больно лишний раз убедиться в собственной неполноценности. Этот «ледяной» вопрос стоял на нашем пути уже сорок семь лет.
Как видно, Великий писатель заметил наше удрученное состояние.
