Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)
И только когда Шамсали-мирза начал излагать свои догадки об исчезновении Асадолла-мирзы, родственники загудели. Все понимали, что князь сбежал из дома Дустали-хана, как только туда вернулся хозяин, но Азиз ос-Салтане, дабы не гневить супруга, утверждала, что Асадолла-мирза ушел еще до прихода Дустали, и ни словом не обмолвилась о путешествии князя по крышам.
Слегка успокоившись, дядюшка Наполеон сказал:
– Этот негодяй хотел вчера позвонить помощнику инспектора и сообщить, что Дустали убил Асадоллу. Вместо того, чтобы предъявлять мне тут всякие ультиматумы и устраивать сидячие забастовки, пошли бы лучше и привели Асадоллу, – и немного помолчав, повернулся к Маш-Касему: – Скажи им все, что знаешь!… Дамы и господа, прошу внимания! Сейчас вы узнаете, какие несчастья сыпятся на мою голову… Касем, расскажи им про Асадолла-мирзу!
Маш-Касем почесал затылок:
– Ей-богу, зачем мне врать?! До могилы-то… Я ходил сегодня на базар, там ученик пекаря рассказывал, что он утром относил лепешки мяснику Ширали и, когда открыли ворота, увидел в том доме господина Асадолла-мирзу…
– Что?
– Как?
– Правда?
У всех от изумления открылись рты. Поднялся невообразимый шум. Родственники дружно поносили Асадолла-мирзу. Только и слышалось: «Осел!… Развратник!… Бесстыжий!… Глаза завидущие!… Наглец!…»
В конце концов дядя Полковник закричал:
– Замолчите! Дайте ему договорить!… А ученик пекаря уверен, что он не ошибся?… Ты сам не ходил проверять, он правду говорит или врет?
Маш-Касем сокрушенно покачал головой:
– И не приведи господь!… Я пошел в лавку Ширали, хотел спросить его, правда или нет, а он, злодей, услышал имя Асадолла-мирзы и как заревет, ну чисто бык! Кто, говорит, тебе сказал? А потом схватил секач и за мной погнался. Я со страху признался ему, что мне ученик пекаря сказал, а потом – ноги в руки и бежать!…
– Так он небось сейчас за этим беднягой гоняется?
– Нет. Я потом встретил того парнишку на улице возле нашего дома, сказал ему: смотри, мол, возле лавки Ширали и не показывайся…
Дядя Полковник с вытянувшимся лицом проговорил:
– Ага, придумайте же что-нибудь!… Нужно послать кого-то к этому дураку и передать ему, чтобы немедленно убирался из дома Ширали. Он же позорит многовековую репутацию благородной семьи! Вы об этом хоть думаете?! Князь, человек знатного происхождения, и вдруг – в доме какого-то мясника!…
В это время прибыл и Дустали-хан. Вероятно, он уже немного отошел и сейчас решил принять участие в сидячем протесте, организованном дядей Полковником. Былой жажды мести в нем уже не чувствовалось. Но, стоило ему услышать, что Асадолла-мирза скрывается в доме Ширали, он снова воспламенился и начал на чем свет стоит крыть не только Асадолла-мирзу, но и вообще всех князей. Наконец, совсем обессилев, он прохрипел:
– Я… я… не мужчина, если не убью этого человека… У, развратник!… Будет знать как глумиться над честью других!…
Дядюшка Наполеон прикрикнул на него:
– Хватит, ага! Вашу честь вроде никто не задел. Чего ж вы за Ширали так переживаете?
– Я… пекусь о чести нашей семьи… о чести нашего квартала… Сами подумайте: член благородной семьи позволил себе оказаться в доме мясника!… Человек, представляющий цвет аристократии страны, – в доме какого-то Ширали!… Да еще рядом с молодой женщиной!… Если б я вчера его нашел, он сегодня не сумел бы навлечь на нас новый позор! Змею нужно убить, а иначе она ужалит! Подлец! Мерзавец!
В общем шуме лишь Дядюшка Наполеон сохранял относительное спокойствие. Все остальные – и не только мужчины, но и женщины – были в великом негодовании и вопили, что необходимо любой ценой заставить Асадолла-мирзу покинуть дом Ширали.
Наконец дядюшка Наполеон, предварительно познакомив собравшихся со стратегией Наполеона в аналогичных ситуациях, предложил направить для переговоров с Асадолла-мирзой делегацию и любым способом убедить его отбросить сомнения и тревоги и покинуть свое убежище. Дядя Полковник и Шамсали-мирза добровольно вызвались взять на себя эту миссию. Но дядюшка Наполеон решительно заявил:
– Нет. Пойду я сам.
Раздались возгласы протеста:
– Вам не подобает туда идти, ага!… С вашим положением не пристало идти в дом Ширали!…
Дядюшка оборвал протестующих:
– Очень даже пристало! Должен пойти человек незаинтересованный и беспристрастный.
Дядя Полковник хотел возразить, но дядюшка сердито повторил:
– Я сказал: должен пойти человек незаинтересованный и беспристрастный! – и сделал упор на словах «незаинтересованный и беспристрастный». Затем поправил абу и приказал: – Пошли, Маш-Касем! Покажешь мне дом Ширали… Пошевеливайся! Нам надо успеть поговорить с этим балбесом, пока Ширали не вернулся.
Я неслышной тенью последовал за дядюшкой и Маш-Касемом. Дядюшка шагал быстро, и было видно, что он не хочет привлекать внимания соседей.
Дядюшке пришлось несколько раз постучать в ворота, прежде чем с другой стороны раздался нежный голос Тахиры, жены Ширали:
– Кто там?
– Здесь живет господин Ширали?
– Нет его. Он у себя в лавке.
Дядюшка придвинулся к воротам почти вплотную и, стараясь говорить потише, попросил:
– Ханум, будьте добры, скажите Асадолла-мирзе, чтобы он подошел сюда.
– Кому?… У нас таких нет.
– Ханум, прошу вас, послушайте. Мы знаем, что Асадолла здесь. У нас очень важное дело. Если он не выйдет, потом пожалеет… Это вопрос жизни или смерти…
После паузы из-за ворот раздался голос Асадолла-мирзы:
– Вы меня звали, ага?
– Асадолла, выйди, я должен с тобой поговорить.
– Моменто! Это вы?! Как поживаете?
– Асадолла, открой ворота!
Князь испуганным голосом ответил:
– Боюсь, ага. Я теперь ни в чем не уверен. Моя жизнь в опасности…
– Послушай меня, Асадолла, открой! Даю тебе слово, что все уже улажено… Это было просто недоразумение. Дустали обещал мне, что обо всем забудет.
– Моменто, моменто! Если вы верите обещаниям этого бешеного осла – дело ваше! Я лично не верю!
Злым шепотом дядюшка приказал:
– Асадолла, кому я говорю, открой ворота!
Судя по голосу Асадолла-мирзы, его волнение и страх лишь возросли. Он нервно ответил:
– Ага, я не хочу уклоняться от выполнения ваших приказов, но моя жизнь в опасности. Я знаю, что мне не спастись от этого дикого вепря!… И хоть от могилы меня отделяет всего один шаг, мне хочется пожить еще несколько часов.
– Заткнись, Асадолла! Открывай!
Асадолла-мирза скорбно запричитал:
– Почему вы не хотите сжалиться надо мной?… Да вы, если меня увидите, и не узнаете. Страх перед неминуемой гибелью состарил меня лет на двадцать!… Брату моему скажите, чтоб простил меня… Я тут думал, думал и решил: лучше я сам с собой покончу, избавлю Дустали от хлопот…
– Чтоб ты сдох! Вместе с твоим братом! – От злости у дядюшки на шее вздулись жилы, а багровое лицо почти почернело. Он повернулся и зашагал к нашему саду.
Я подскочил к воротам и в щелку между створками попытался разглядеть, что происходит во дворе. Мне очень хотелось хоть одним глазком увидеть постаревшее лицо Асадолла-мирзы. И еще я хотел сказать ему, что это не я выдал его убежище, и не из-за меня он теперь страдает и стареет. Князь был в рубашке и просторных шароварах. Все пуговицы на рубашке были расстегнуты. Лицо у Асадолла-мирзы еще больше прежнего цвело здоровьем и радостью. Он держал чашку с шербетом и пальцем размешивал лед. Неподалеку, прижав пальчик к губам, обнажавшим в улыбке сверкающие белые зубы, сидела, сдерживая смех, Тахира, жена мясника Ширали. У меня отлегло от сердца.
Когда я вернулся в залу дядюшки Наполеона, тот хрипло докладывал родственникам о своем неудачном походе. Сквозь гул возмущенных криков прорвался голос Маш-Касема:
– Нужно скорее что-нибудь придумать… Бедному князю совсем плохо. Глядишь, сам на себя беду накличет.
Дядя Полковник заорал:
– Это на нас он беду накличет! Опозорит всех! С чего вдруг ему там плохо? Заболел, что ли? Уж лучше, чем там, где еще ему будет?
– Да, ей-богу, зачем мне врать?! До могилы-то… Я ведь голос его из-за ворот слышал. Уж больно печально он говорил, прямо будто на тридцать лет голосом постарел. Будто в пасти у льва побывал…
Дядюшка Наполеон нетерпеливо сказал:
– Хватит вздор нести, Касем!… Я считаю, что, если этому остолопу наплевать на семейную честь, надо придумать что-нибудь другое.
И снова начались шумные споры. Почти все были согласны, что надо послать за Ширали и сказать ему, что дальнейшее пребывание Асадолла-мирзы в его доме чревато неприятностями и может вызвать пересуды. Конечно, никто из присутствующих не хотел брать на себя такую тяжкую миссию, и все говорили, что единственный, кому это по плечу, – дядюшка Наполеон.
Но дядюшка никак не соглашался, и тогда в неожиданном приступе героизма Дустали-хан закричал:
