Феликс Кривин - Пеший город
Но она имеет в виду, что он внутри у нее один, а сколько у нее снаружи, про это она умалчивает. А снаружи у женщины непременно кто-то живет. Мужчина не может жить сам по себе, он непременно должен жить снаружи какой-нибудь женщины.
А дамочка все лопочет:
— Ты у меня один! Один!
Исполин топчется на пороге души, бормоча извинения. Извини, мол, но я не один.
Тут он разжимает кулак, а на ладони у него муж этой женщины.
Муж отводит глаза. Ему неудобно, что он проник в душу жены с помощью постороннего мужчины. В душу жены муж должен входить один, без свидетелей, своими ногами (извините: только не ногами!). Но он быстро осваивается, перестает отводить глаза, а наоборот, наводит их на жену, как пистолеты, и уже готов устроить ей сцену ревности, приревновав ее к исполину, у которого, между прочим, все еще сидит на ладони, так что неизвестно, кто тут должен кого ревновать. А исполин говорит:
— Это твой? Тогда почему он у тебя не в душе, а под открытым небом? Он же у тебя замерзнет, отощает, заблудится без присмотра!
Тут он ссаживает мужа с ладони и поворачивается уходить, но женщина его удерживает. Разве ему здесь плохо? Черт с ним, с мужем, пускай и муж остается, она уже согласна на все. А муж, нацелив на исполина свои пистолетики, заряженные ревностью и всякими нехорошими словами, тоже просит исполина не уходить, поскольку ему, мужу, боязно с женой наедине оставаться.
Для большей убедительности он предлагает исполину выпить.
Исполин непьющий и некурящий, но в чужую душу со своим уставом не лезут. И вот уже они выпили — сперва по маленькой, а потом по большей и большей, и вот уже они свободно расположились в душе женщины, разлеглись, растянулись, причем исполин растянулся робко и скованно, а крохотуля — вольготно и широко. И затянул крохотуля песню, чтоб исполин ее подхватил, но исполин подхватывать такое не стал, ему неловко было такое подхватывать, поэтому песня звучала без подхвата:
Лилия, лилия, лилия-путана,
В топи плоти твоей, утопая, тану.
Или пута твои, лилипута руша,
Утопили в пыли, утоптали душу.
Пьяная песня, ну что с нее возьмешь? Но дамочкина душа от нее всколыхнулась, воспрянула, потянулась к плоти. А плоть откликнулась, заиграла всеми живчиками, хотя ее там и на один зуб не станет, нечему играть.
Исполин совсем смутился:
— Я, наверно, пойду, а вы оставайтесь, семействуйте.
Муж по пьянке разгулялся, расхрабрился. В конце концов, может он или не может остаться наедине с женой?
Спровадил исполина. Но только собрался остаться наедине с женой, как снаружи послышались голоса:
— Только после тебя, дружище!
— Нет, дружище, только после тебя!
Великанская лексика. Сапожище закладывает за голенище. Позорище!
Узнаете голоса? Это великан и гигант решили проведать родную душу и топчутся у нее на пороге, уступая дружище дружищу любимую женщину.
В ожидании ясной погоды
Один старик женился на собственной тени. А на ком ему жениться? Молодые женщины не смотрят на старика, а на старух он и сам не смотрит.
Он уже много раз женился и все невпопад. Женщины ему попадались с характером, а зачем ему еще один характер? Он и со своим с трудом уживается. А тень тихая, молчаливая, даже незаметная, если к ней спиной повернуться.
Хорошая у них жизнь получилась. Куда старик ни пойдет, тень всюду за ним тянется или даже впереди бежит, угадывая нужное направление. Как примерная супруга, угадывает желание старика.
Правда, в ненастные дни тень куда-то исчезала. Жены, говоря откровенно, не любят ненастных дней. Но только солнышко выглянет, она опять тут как тут. Бежит впереди старика или сзади его догоняет.
И все же не давала старику покоя мысль: куда это жена бегает в ненастную погоду? Может, у нее кто-то есть? Он даже ходил по улицам, ее искал. Но ни одной тени в ненастную погоду на улице не было. Может, у каждой из них кто-то был, а может, просто дома отсиживаются в ожидании ясной погоды.
Очень старик переживал по этому поводу. Сидит дома, и так ему одиноко. Дай, думает, полежу. Жена придет, разбудит.
Сложил руки на животе, лежит, дожидается. И тут кто- то шепчет ему на ухо: жена твоя, старик, в царстве теней, гостит у родственников. Ты про царство теней слыхал? Что ж это ты, супруг, родней супруги брезгуешь?
— Да я не брезгую, не брезгую, только я не знаю, куда идти… Вы только покажите, я мигом сбегаю.
Голос говорит: ну, если так, мы покажем. С кровати, между прочим, вставать необязательно. Как лежишь, так и иди.
И пошел старик, как лежал.
Соседи хватились — старика нет. Почтальоны сбились с ног, не знают, куда нести пенсию. Авизовки за свет, за газ лежат в почтовом ящике. А старик все бродит по царству теней, ищет свою супругу. То ли найти не может, то ли уже нашел, и зажили они в царстве теней по-царски…
Любовь как инструмент политики
Давид означает Любимый, а Соломон — Мирный. Давида любили, а Соломон сам всех любил. Ох как он любил! Одной женщины ему уже не хватало. Ему и гарема не хватало, потому что любовь для него была не личным делом, а инструментом государственной политики.
Допустим, ведомство иностранных дел сообщает: испортились отношения с Вавилонией. Соломон тут же готовит гостинец, букетик цветов и отправляется к вавилонской жене для выражения государственной страсти. Вавилоночка — ах, ах! — и сразу Вавилон меняет политику, шлет Соломону запрос, не требуется ли военная помощь.
А с кем Соломону воевать? С Египтом? Так не лучше ли сходить к жене-египтяночке? С Персией? Так не приятней ли навестить жену-персияночку?
Работать, конечно, много приходится, буквально ночей не спишь. Но зато в стране мир, все военные страсти полюбовно улаживаются.
Экономически, правда, тяжело. Ведь весь этот дипломатический корпус приходится кормить, одевать, засыпать подарками. Страну заполнили иноземные родственники, которые ведут иноземную жизнь, очень дорогую по местным возможностям. Кое-кто выражает опасение, что Соломон раздаст все земли иностранцам и народ останется без отечества (так оно в конце концов и случилось).
В стране начались волнения, кое-где перераставшие в восстания. Соломон зачастил к отечественным женам, пытаясь через них наладить отношения с собственным отечеством, но это у него не получилось. Со своим отечеством поладить труднее всего.
Но как инструмент внешней политики гарем неплохо себя зарекомендовал. Его явно не хватает в современных международных отношениях. Женить президента Клинтона на дочери Саддама Хусейна, президента Ельцина на матери Шамиля Басаева, породнить Грузию с Абхазией, Азербайджан с Арменией, Югославию с Югославией…
Мы слишком далеко ушли по дороге ненависти, пора уже нам вернуться к любви. Пора вернуться к опыту Царя Соломона.
Публичная любовь императора Клавдия
Приходит Клавдий домой и застает жену с любовником. Потом опять приходит домой и застает жену с любовником. И в третий раз приходит и застает жену с любовником.
А в четвертый раз приходит — жены нет. Оказывается, ей надоело, что ее постоянно застают с любовниками, и она решила немножко поработать в публичном доме.
Клавдию это не понравилось. Зачем ей работать? Разве императрицы работают?
Возвращается жена утром с работы, а муж к ней с упреками:
— Мессалина, постыдись! Как тебе не стыдно работать!
— Подумаешь, работа! — отмахнулась супруга. — Всего один публичный дом.
Но приняла к сведению замечание мужа.
Приходит он домой и застает жену с любовником. Опять приходит — и опять застает с любовником. В третий раз пошел на хитрость. Сделал вид, что надолго уехал, нагрянул внезапно — и снова жена с любовником.
А в четвертый раз приходит — жены нет. Оказывается, она тут по соседству выходит замуж.
Бросился туда Клавдий.
— Мессалина, куда ты выходишь? Разве так можно — из брака в брак?
— Клавдий, только без пошлостей! Здесь тебе не публичный дом.
Такое замечание не могло остаться незамеченным. В общем, молодых унесли.
— А как же свадьба? — забеспокоились гости. — У нас же срывается свадьба!
— Свадьба не срывается! успокаивает их император. — Я сам буду молодым!
Гости не поверили: такой старый и вдруг станет молодым!
А тут и молодая подходит. Она подходит в сопровождении двух любовников, а за руку держит своего ребенка Нерончика. А другие мальчики, очень кровавые, пляшут у нее в глазах
В одном из этих мальчиков Клавдий мог бы узнать себя. Но он не узнал, к сожалению. Потому что был уже молодым.
Быть молодым — дело опасное, рискованное. Куда безопасней быть старым
Прекрасная Розамунда
