Александр Пиллаев - Мария в Заповеднике
Повсюду кругом себя избранные гости, как засуха и разруха, несли с собой запустение и сеяли мусор. Весь лес вскоре был усыпан обрывками бумаги, вскрытыми консервными банками и пустыми бутылками; были поломаны сотни кустов и деревьев и даже в асфальтах появились свежие трещины и выбоины, что уже походило на мистику, поскольку все краймеры были в кроссовках. В апартаментах у Магнуса выбили окна. По-видимому, он тоже не нравился местным. Истома это чувствовал и благоразумно и ненавязчиво держался все время в пределах видимости и слышимости офицера безопасности Станции Дермота Уэлша. Домик Персонала также ограбили.
Облегчались гости у всех на виду. В районе Усадьбы прозвучали выстрелы, и куда-то пробежал по коридорам Резиденции Стрекоблок.
– Они здесь тебе все пастбище вытопчут, – предположил Пер, столкнувшись один раз с Марией в холле.
– Вот увидишь, завтра они, как только осознают, что заключены в зону и что выхода нет, сами наведут порядок – у краймеров очень развито чувство лагерной дисциплины.
– Жаль, у нас украли ящик с игрушками, – посетовал Пер,– тебе нечем будет поощрять их первое время,
– Ты обязательно должен запросить новые игрушки для Заповедника,– потребовала Мария. – Побольше барахла, погремушек, магнитофонов, электрогитар, зажигалок... игрушечной валюты... В общем, сам знаешь, что-нибудь в расчете на среднего империона – и краймеры будут ходить у меня в подчинении, в этом смысле они ничем не отличаются от простых подданных.
– А что прислать для поэтов, культурной элиты? – поинтересовался Пер, как богатый американский дядюшка.
– Я для того и собрала их здесь, в Заповеднике, чтобы сохранить цвет нашей культуры, – сказала Мария, – а ты все равно не оставляешь своих коварных варварских цивилизованных попыток загубить ее. Настоящая поэзия, истинная культура в Большой Империи исчезнет сразу, как только я стану раздавать поэтам предметы роскоши. Я буду вынуждена и впредь гнать и не печатать своих поэтов, как это делалось в Большой Империи, иначе они не напишут и строчки. Здесь, Пер, тебе не Цивилизация, где поэты свой божественный дар тратят попусту на искусство для рынка, нет, здесь они у меня, как и прежде, станут преодолевать бюрократические преграды и биться головой о стенку гонений, иначе, повторяю, они не создадут ни единого шедевра.
– Это будет поистине уникальный Заповедник, – соглашался с ней Пер.
Пока главный техник вел беседы с будущей «матушкой», произошли новые любопытные события. Йоцхак отправился на Станцию, чтобы вынести замаскированный портативный блок спутниковой связи с офисом по планированию. На пути «туда» у него сняли кроссовки и вельветовые штаны, а «обратно» – побили какие-то краймеры особой породы: они отличались от остальных отсутствием лобной кости черепа; они гнались за Йоцхаком, выкрикивая: «масон! масон!», при этом у них сильно выдавалась вперед нижняя челюсть, а в руках они держали тяжелые короткие палки с характерным утолщением на конце...
Второе событие касалось Дермота. Вместе с краймерами, служителями культа, святыми и творческой элитой Заповедник наводнили какие-то выморочные девицы с волоокими глазами. Они истово готовились к великому Обряду и с визгом шарахались от краймеров. На них Персонал не обращал внимания совсем, как на стрекоз в лесу. Девицы, однако, сразу же забывали, зачем они здесь, при виде кого-нибудь из членов Персонала. Дело кончилось тем, что одна из них подкралась к Дермоту сзади и со словами: «Так не доставайся же никому!» – плеснула ему в лицо соляной кислотой.
Она, разумеется, «промахнулась», но Пер из этого сделал вывод, что Персонал становится объектом нездорового любопытства со стороны гостей и будущих обитателей Заповедника и что при данной концентрации аборигенов отношение их к пришельцам становится уж слишком навязчивым и фамильярным, и Пер впервые задумался о том, что ждет в Заповеднике Персонал завтра, когда Мария закроет границы?
Но времени на размышления уже не было. Солнце близилось к закату и в Заповеднике возникло как бы само собой движение всей двуногой фауны в направлении Усадьбы. Перед Резиденцией высыпала свита Министра и вскоре появился сам Шенк Стрекоблок. Он не походил на счастливого тестя, хотя при сложившейся расстановке политических сил в Империи он не мог пожаловаться на жениха своей дочери, которого выбирал сам Калиграфк!
Наконец, с крыльца свели Ольгу – она была без чувств, и на этот раз, кажется, взаправду. Ольгу даже подсадили в обрядовую карету из фанеры, запряженную почему-то громадной ломовой лошадью, и вся процессия двинулась в направлении Усадьбы. Выморочные девицы, исполнявшие, по-видимому, роль «подружек»-плакальщиц, потянулись за каретой, громко взвыв на весь лес.
– Наверное, так раньше выглядели похороны в России, – прошептал растроганно Пер Йоцхаку, который был одет теперь в новые штаны из гардероба... Магнуса – Магнус явно терял самообладание и готов был делиться с Персоналом последним... – Примерно такими я и представлял себе похороны, когда читал родную историю. У нас в России похороны всегда грозили перерасти в массовые беспорядки, нигде больше так не возились с телом покойного и не доводили себя до крайних степеней истерики, как это было в России во времена ее собственной дикости и варварства. У одного нашего историка говорится, что истерия похорон доходила до такой темности, что дальше они выродились уже в плохой карнавал. Рыдания, обнимание и целование трупа умершего, перед тем как опустить в могилу, – с одной стороны, и страсть периодически самим же заваливать страну трупами – с другой, – все это некоторым ученым дало основание подозревать даже у русской нации массовое и хроническое некрофильство. Но, слава богу, как мы теперь знаем, все обошлось...
Процессия выбралась на поляну перед развалинами Усадьбы
– Вон куда я просил тебя слазать! – сказал Пер, обращаясь к Дермоту. – А ты где был?
Уэлш молча указал в направлении Сарая Калиграфка.
Поле вокруг дома Калиграфка было, как столбиками, утыкано автоматчиками с расставленными ногами; плакальщицы украдкой косились им на галифе, пока шли мимо к Усадьбе. Над вытоптанной чудесной поляной стоял стон, прорезываемый иногда белесыми воплями краймеров. Быстро опустились сумерки, загорелись свечи в руках тысяч аборигенов и засияли изнутри таинственным светом Развалины, Стало красиво.
– Как же туда все поместятся? – удивился Дермот.
– Билетов с указанными местами у нас нет. Там посмотрим, – ответил Пер.
Они шествовали вместе с толпой, а она, будучи уже в слабом экстазе, теперь мало обращала внимания на пришельцев. Голова процессии уткнулась в стену Усадьбы. Судя по начавшим исчезать впереди огням свечек, аборигены каким-то образом просачивались внутрь Развалин. Когда Персонал приблизился, оказалось, что в стенах, на самом деле, были десятки проломов и щелей, куда и стали пролезать и пробираться и Пер, и Йоцхак, и Дермот, и Магнус – который от них не отставал – вместе с другими дикарями, чертыхаясь и соскальзывая с невидимых выступов и камней под ногами.
Паутина и птицы носились по освещенному тысячами свеч воздуху. Здесь, внутри культового храма империонов, аборигены смешались: старцы, краймеры, проститутки, поэты, выморочные девицы – все они одной дружной семьей шли теперь к цели где-то в центре Развалин. Краймеры шарили по чужим карманам и порой несдержанно хвалились своим искусством, но никто не был пойман за руку. Высокая душевность империонов запрещала им осуждать вора: каждый может стать вором, говорили дикари, не судите да несудимы будете, от сумы и тюрьмы не зарекайся... И было не вполне ясно, что именно в этих древних словах им больше импонировало: что каждый может стать вором или что никто не окажется перед судом? Одно только упоминание о суде или прокуратуре приводило всегда в большое расстройство дядю Марии...
Его племянница неожиданно появилась рядом с Персоналом. Участники празднества стали размещаться по сторонам и все выше взбирались на какие-то валуны, остатки деревьев, бревна и низкие скалы, образовывая нечто вроде амфитеатра вокруг, сияющего изнутри огнями, каменного сооружения в виде шатра, с большими проемами в стенах.
– Мария! – воскликнул Магнус несдержанно. – Я, кажется, узнаю сей грот!
– Замолчите, Магнус, не богохульствуйте! – прервала его Мария, потупившись, как истая скромница. – Мы теперь около святого места! Вот то ложе, на котором свершится Оплодотворение. В Каменном Шатре.
Вначале ничего нельзя было разобрать – так ослепительно сиял огонь жертвенника, и только когда глаза немного привыкли к яркому свету, все увидели, что внутри и правда находится ничем не покрытое каменное же ложе. Мария подвела иностранцев к большому камню, с которого они и должны были наблюдать Обряд. Но Мария еще наклонилась к Перу и шепнула ему на ухо:
