Александр Пиллаев - Мария в Заповеднике
Рано утром Пер остановился перед окном и, продрав глаза, позвал вдруг:
– Дермот!..
Обернувшись, он увидел офицера, выходившим из своей спальни.
– Надеюсь, прибавил Пер, ты уже зализал свои раны, как собирался вчера?
Уэлш был теперь одет в обычные свои штаны и рубашку, а следы побоища под действием «живучки» почти совсем исчезли у него с лица.
– Я уже видел, – сказал он.
Он тоже остановился у окна, и теперь оба они что-то там стали разглядывать.
После некоторого молчания Уэлш произнес:
– Нам говорили на лекциях, что воины темных веков Цивилизации физически не выдерживали безобразного вида гуннов и поэтому не могли против них сражаться.
– Вот и не нужно как раз сегодня никакого шума, – согласился с ним Пер.
– Потрясающе! – откликнулся Йоцхак, который до этого дремал в углу в кресле. – Никогда бы не подумал, что у вас в школе биовышибал читают лекции по истории четвертого века Азии!
– Йоцхак! Между прочим, нам туда сегодня выходить... Не задирай зря офицера безопасности! – потребовал Пер сердито.
– Я и сам могу защитить себя, возьму вот наше ружье… – сказал Йоцхак невозмутимо.
– Боюсь, что краймеры тебя не поймут, – опять возразил Пер. – По специальному распоряжению Прокурора теперь в Заповеднике только краймеры имеют право носить огнестрельное оружие...
– Впрочем, как и во всей Империи, – закончил Йоцхак его фразу его же голосом.
– Я бы подписался под этими словами, но тебя ведь просили, Смоленскин, не забавляться голосами при Дермоте. Посмотри, что с ним опять сделалось...
Дермот стоял бледный как полотно, уставясь в одну точку, которая, как обычно, лежала где-то в области бара с виски и льдом. У Дермота дернулась щека, потом он сделал шаг и, глядя перед собой невидящими глазами, двинулся прямо к своей цели. Пока он деревянными руками возился с дверцей, наливал себе из бутылочки, ставил ее обратно и пил виски одним глотком, Йоцхак все это время невозмутимо рассуждал вслух:
– Насколько все-таки несовершенна еще техника Цивилизации! Полюбуйтесь, пожалуйста, перед нами современный дорогостоящий биопотрошитель, творение рук человеческих, на создание которого потрачены миллионы долларов и пятнадцать тысяч учебных часов, – и вот, столько ошибок в программе! Театр не любит, комаров – боится, и я не удивлюсь, если еще и – мышей...
– Дермот! Убьешь его после, когда будете на пенсии и встретитесь как старые добрые друзья за стаканчиком виски где-нибудь в американском баре, – вмешался Пер. – Ты же знаешь, Йоцхаку потому и пришлось покинуть театр и сцену и скрываться в качестве оператора здесь, на задворках мира, что публика принимала его почти как и ты, Уэлш... Только, разумеется, не так сдержанно. – Он строго посмотрел на Смоленскина.
– Ну что вы, ребята, я еще поражаюсь выдержке Дермота-зрителя, бывало и хуже! – согласился оператор.
Дермот оттаял и вернулся к окну. Пер стал с ним опять что-то разглядывать.
– Да, – подтвердил Пер, – у гуннов вместо глаз были какие-то пятна и вместо лица – кусок мяса – об этом говорит Сидоний и, кажется, у Марцеллина есть... Краймеры, конечно, ре-волюционировали и не так человечески без-образны, но я тебя понимаю, они производят на тебя такое же впечатление, как и гунны на врага в свое время, но я очень надеюсь, Дермот, что тебе не придется с ними воевать: до окончания Обряда, по крайней мере, они будут держать себя в руках... хотя движения их настораживают. Смотри, тот вон, все время схватить что-то хочет руками...
– Вертятся, пританцовывают... Как будто в них кто-то целится, – заметил Дермот.
– Если долго смотреть, возникает желание отравой побрызгать их, дустом, как...
– Фашист! – подал голос со своего кресла Йоцхак сквозь дрему.
На него не обратили внимания.
– Эта порода особенно расплодилась не так давно, – продолжал Пер, – в основном, после революции. Краймеры внесли определенную нервозность в стадо, как в стоячее болото. Между прочим, ни Министр, ни Прокурор не должны были иметь такие имена, Стрекоблок, Калиграфк... – это детские имена, их дают младенцам, чтобы отпугивать злых духов, и когда дети становятся взрослыми, они меняют имена на приличные. Но и Шенк, и Калиграфк росли уже во время большой численности краймеров и они сами настояли, чтобы их родители подольше не меняли им отпугивающие прозвища...
– По-моему, звучит вполне прилично, – опять вмешался Йоцхак, зевая.
– Шенк Стрекоблок у них означает – «пучеглазая лягушка», а Калиграфк – «вонючий цветок», – сказал Пер.
– Черносотенец! – отозвался Йоцхак. – Все вы там, у себя в России, в именах ищете...
Его снова проигнорировали.
– Смотри – бритый, с голым черепом, земляникой угощается... И ему еще подносят.
– Лидер группы. У краймеров очень развит коллективизм, из них легко создавать партии, нацеленные на продукты питания и вещи, которые производит Цивилизация. Они сопутствуют Цивилизации, как тараканы. Если бы большим империонам не поставлялись из Цивилизации вещи и техника, то краймеры вряд ли у них так широко расплодились или, во всяком случае, они не были бы столь активны, ведь вдохновлять могут только высокие цели – импортная одежда и вещи из Цивилизации, а то, что выходит из-под рук самих больших империонов, объектом политической деятельности краймеров в стаде никоим образом быть не может.
– Все-таки я очень сомневаюсь, Пер, что сегодня нам не придется вступить с ними в контакт, – сказал Дермот Уэлш. – Они плохо контролируют себя. Боюсь, как бы не пришлось мне опять оставить за собой гору трупов.
– Да, они все время словно бы ждут чего-то безвольно и в этом смысле, конечно, назойливы, как бывают назойливы женщины, когда алчут и мечутся в поисках театральных или симфонических развлечений...
– Я не понимаю, Пер, почему стадо не убьет их?..
– Ты говоришь о стаде империонов, как о людях. Но это – дикари, а дикари не могут убить краймеров, потому что они сами боятся смерти. Это же двуногие неочеловеченные аборигены, Дермот!
– Так мы в зверинце? – спросил Йоцхак, подходя к ним сзади.– Дайте-ка, я тоже хочу взглянуть из нашей клетки для цивилизованных обезьян на посетителей...
Йоцхак вклинился между Уэлшем и Пером.
...В лесу за окном сновали десятки людей. Они то кучковались группами, то вновь рассыпались и исчезали в зарослях; движения их были резкими, они переговаривались, что-то жевали и пили... Некоторые были пьяны или пребывали под действием наркотика. Иные из них забавлялись, толкая друг дружку, как школьники на переменке, били подзатыльники, отпускали щелбаны проигравшим в какую-то «дворовую» игру, одному просто сунули кулаком в нос, и когда он упал и его стали пинать – с методой – ногами, Пер произнес:
– Интересно было бы посмотреть, как они спариваются?..
– Клубнички захотелось?! – не преминул прокомментировать Йоцхак.
Раздался звонок и Пер снял трубку у телефона связи с Резиденцией. «Да, сейчас придем»,– сказал он и повесил трубку обратно на рычаг.
– Мария приглашает нас всех в гостиную, там у нее культурная элита. Будем считать, что для нас обряд уже начался... – Он первым направился к двери.
Появление Персонала в лесу произвело эффект выезда девственницы на бал, только, вместо одобрительных аплодисментов, в их сторону немедленно обратились со всех сторон затаившиеся, непредсказуемые лица краймеров. Реакция их могла показаться исключительно физиологической, ничто не удерживалось у них внутри, они были пусты постоянно, никакого внимания внутрь себя они не обращали и поэтому реагировали на внешние раздражители с непосредственностью маленьких детей, и так же, как у младенцев, полученная органами ощущений информация практически не обрабатывалась у них под черепом на каком-нибудь более или менее ином уровне, но исключительно только в плане: опасен объект или, наоборот, беззащитен – с тем, чтобы на него напасть. Очевидно, потребности абстрактно любоваться у двуногих не было.
А полюбоваться было на что! Все трое, появившиеся из Домика, были, как боги... хотя у самих на родине «не каждая женщина захотела бы оглянуться им вслед...». Но здесь, в Заповеднике Большой Империи, они даже в сравнении со свитой Министра выглядели как инопланетяне. Члены свиты Министра рядом с Пером, Йоцхаком и Дермотом казались драными – но еще больший контраст с Персоналом являли собой одинаково безликие, корявые краймеры. И если физически эти тела уже не принадлежали светлому царству животных ввиду специфического устройства их скелета, то совершенно пустые, как белый лист, лица уже не оставляли никаких сомнений в их тяготении к потемкам мира. Дикари боялись краймеров, потому что – как и себя самих – они принимали их уже за людей, и вместо того, чтобы немедленно локализовать их и уничтожить, они приписывали им способности к страданию, нравственность, совесть, честь, справедливость... а точнее – отсутствие всего этого у краймеров по каким-то, не зависящим от них самих причинам... «Скоро они предъявят претензии в отсутствии нравственности – курице!» – сказал однажды Пер.
