Джером Джером - Они и я
Все в том же роде. В доказательство он налил себе чашку малины и выпил. Залпом. Он уверял, что напиток превосходный. А сам вдруг побледнел и вышел из комнаты.
Прю вошла в детскую. Заметив, что Марта не выпила малиновую настойку, она ее спросила почему.
Марта ответила, что настойка не вкусна.
Прю ее пристыдила, уверяя, что настойка — напиток полезный и хороший.
Она должна его одобрить. Не напиваться же ей чаем или кофе. Их ей не дадут. Этим все кончится. И так далее. В доказательство она выпила целую чашку. Залпом. Сказала, что напиток хорош. Побледнела. И вышла из комнаты.
Оказалось, что это вовсе не была малиновая настойка. Но просто красные чернила, которые попали в графин из-под настойки. По ошибке.
Им бы не пришлось заболеть, если бы они послушались доброй Марты. Так нет же!
У них были свои взгляды, от которых они ни за что не хотели отказаться. Что взрослые ничего не понимают. Это была ошибка, как оказалось позднее».
Были наброски и в другом роде, сделанные крупными штрихами, но затем оставленные. Трудность избегнуть слишком близкого сходства с живыми оригиналами, очевидно, остановила Веронику.
Против подобной попытки представить Дика в настоящем свете была сделана заметка на полях: «Лучше оставить. Пожалуй, обидится».
Напротив другого портрета, очевидно миссис Сен-Леонар, заметила: «Слишком верно, к сожалению. Надо уничтожить».
Другая характеристика какого-то господина: «Не лишен таланта. Для рассказов. Некоторые не дурны».
Многообещающая коллекция в общем. Судя по описанию, есть один человек рациональный: «когда не бредит. Но непоследовательный».
Он взрослый, она маленькая девочка: «она не красива, но привлекательна. Мы ее назовем Энида». Понятно, что если бы все дети превратились в Энид, не осталось бы желать ничего лучшего.
Он единственный родственник маленькой девочки. Но она считает своей обязанностью исправлять всех неисправимых стариков, в которых другие дети отчаиваются. Она надеется на них подействовать добротой. Она всегда терпелива. И справедлива.
Первый среди ее многочисленных proteges — военный человек, старый полковник; пока она им не занималась, он мог служить примером того, чем может сделаться человек, предоставленный заботам неопытных детей.
Он выражался грубо, повторяя слова, подслушанные у пиратов, «конечно, не понимая их ужасного значения».
Он прячет сигары в дупло деревьев и курит исподтишка.
Он разыгрывает лентяя. Отвлекает стариков от учения. Их находят в лесах, в подвалах за картами, играющих на шестикопеечную ставку.
Разве Энида выходит из себя и неистовствует? Разве она угрожает им пожаловаться дракону, в случае если ей попадет еще хоть одна карта на глаза. Тому дракону, который от гнева будет готов убить полковника и проглотить его? Нет. Нет, она не пользуется такими средствами. Вместо этого она снисходительно улыбается, говоря, что взрослые любят играть в карты, что весьма естественно; она на них не сердится. Ему нечего убегать и прятаться в сыром подвале. «Она намерена сама с ним поиграть в карты». Это замечание производит впечатление на полковника. Он проливает слезы. Она предлагает поиграть в карты в саду, после учения. Если он был умен.
Наконец полковник излечивается от своего пристрастия к картежной игре… Считать ли это последствием ее влияния — остается неизвестным, об этом не упоминается в «записках».
Что касается создания пьесы, Вероника, как я знаю, сочинила ее не одна, но при постороннем содействии.
Постройка дома была закончена в сентябре. Молодой Бьют делал чудеса. Мы играли эту пьесу в пустой бильярдной; за ней следовала другая пьеса в одном акте моего сочинения. По этому случаю дом обогрелся. Набралась толпа зрителей, и все закончилось танцами. Все очень веселились, за исключением Берти Сен-Леонар; он играл принца и не мог снять своего шлема перед ужином. Шлем хорош, но его неудачно надели. Несведущие люди, желая помочь ему освободиться от шлема, помогли еще крепче завертеть винт. Его не только нельзя было снять, но даже найти отверстие, чтобы актеру можно было напиться. Всех это рассмешило, исключая молодого Герберта Сен-Леонара. Наш мэр, веселый старичок, уверял, что об этом надо напечатать в юмористическом журнале. Местный корреспондент напомнил ему, что покойный Джон Лич уже упоминал о подобном инциденте и воспользовался им для комичной иллюстрации. Ему казалось, что этим дело кончится. Но Сен-Леонар и викарий, — вообще соперники по авторитету, которым пользуются каждый из них, — заспорили о вооружении в XIV столетии и поочередно старались доказать справедливость своей теории на голове мальчика. Нам пришлось отправить молодого Гопкинса в тележке, запрягши ослика, за кузнецом. Теперь я понял, каким способом Гопкинс пользуется, чтобы сдвинуть с места этого ослика. Гопкинс уверяет, что его способ гораздо лучше, чем беспощадное битье. Тем более, что на деле ослик вовсе не понимает, за что его колотят. Пожалуй, придется согласиться с этим мальчиком.
Дженни играла роль бабушки в седом парике и в фижмах. Из нее выйдет со временем прелестная старушка. Седые волосы ей очень к лицу, они придают ей много изящества. Я недоверчиво осматривался, сожалея, что мы пригласили столько молодых людей. Дик меня беспокоит. Сознание собственных недостатков, возникшее в нем внезапно, его угнетает. Но это сознание ему полезно. Однако я не хочу, чтоб из-за него он потерял Дженни. Она, насколько я могу судить, ему пара. Добрые люди находят свое счастье в возможности помогать другим. Когда-то я знал одну прекрасную молодую девушку, трудолюбивую и благоразумную. Она ошиблась, выйдя замуж за отличного человека. Ей нечего было делать. Она перестала им интересоваться, посвятив свои силы воспитанию мальчиков, находящихся в исправительном заведении. Это очень жаль: многие женщины были бы рады иметь такого мужа.
Обыкновенный греховный человек нашел бы в ней поддержку. Я должен серьезно переговорить с Диком. Я ему укажу, какой он подходящий муж для нее. Я уверен, что он может дать ей счастье на всю жизнь.
Вероника играла роль принцессы с маленьким Фуа — «роковым сэром Робертом» — в виде пажа. Что-либо более удачное редко появлялось на английской сцене.
Дик играл «Дракона без хвоста». Мы должны были лишить его хвоста; ввиду малых размеров сцены. Хвост у него некогда был. Но это длинная история; к тому же не было времени ее пересказывать. Маленькая Салли Сен-Леонар представляла жену. Робина — тещу.
Все зависит от настроения.
Сколько бед можно было устранить, если бы наука изобрела барометр для предсказывания перемены настроения. Как бы мы могли хорошо устроиться, зная, что в понедельник, например, мы будем легкомысленны, в субботу мрачны и в дурном расположении духа.
Я раз пригласила знакомого посмотреть пьесу «Частный секретарь». В начале мне было весело, в конце досадно на весь план пьесы. Возможность писать подобные пьесы и согласие актеров их исполнять, к стыду человеческой природы, объяснялось законом спроса и предложения. Что было, например, смешного в зрелище человека, запертого в ящике? Почему все должны хохотать, когда спрашивают булку? Люди ежедневно покупают булки — на станциях, в ресторанах и в булочных. В чем шутка? Что в этом смешного?
Если бы я мог предвидеть, я бы знал вперед, что в этот день я буду недоволен. Вместо того, чтобы взять билет на пантомиму, я бы пошел слушать лекции о египетских изделиях, которую читал один из моих друзей в Лондонской библиотеке.
Дети могли бы «зондировать» родителей, предупреждая друг друга, что с отцом надо держать «ухо востро», а мать бранится. Сами дети могли бы следить за барометром. Я помню дождливый день на даче под Рождество. Между нами находится член парламента, человек веселый, любивший детей. Находя, что детям скучно сидеть в детской взаперти, он вывернул наизнанку шубу и представлял медведя. Он ползал на коленях, рычал; дети, сидя на диване, смотрели на него. Но им это не казалось смешным, он и сам это вскоре заметил. Думая, что медведи надоели детям, он вообразил, что вид кита их позабавит. Опрокинув стол и усадив в него детей, он им объяснил, что они должны изображать матросов, потерпевших кораблекрушение. Что им угрожает нападение кита, который может опрокинуть их лодку. Накрыв простыней деревянную вешалку, изображавшую ледяную гору, он завернулся в макинтош и, ползая по полу, ударяясь головой о стол и предупреждая их об опасности. Дети оставались молчаливыми зрителями. Младший подал мысль, вооружившись вилкой, употребить ее вместо гарпуна, но эта выдумка не встретила сочувствия; предложение было отклонено по несогласию кита. Затем член парламента забрался на буфет, объявив, что он представляет собою орангутанга. Дети видели, как он нечаянно разбил миску. Тогда старший мальчик, выступив на средину комнаты, поднял руку. Член парламента, желая его выслушать, уселся на полке.
