Валерий Романовский - Белая кость
Разместили Клапана в кормовом отсеке между торпедными аппаратами в большом фанерном ящике. Тщательно переложили ложе ветошью, «подушки» из которой во время качки не давали кататься неуправляемому телу пса по днищу, от стенки к стенке. Так все десять суток плавания он и пролежал в своей люльке и ничего не ел.
Шутка ли! Ведь еще совсем недавно псу казалось, что «тайны мироздания» постигнуты, и жизнь будет вечно протекать, как у «Христа за пазухой». Увы, одно дело — беззаботно жить в кубрике, при береговом камбузе, быть всегда сытно накормленным заботливыми моряками и бегать куда глаза глядят. Хочешь — к собратьям в поселок. А хочешь — валяться себе в казарме, у батареи «Цэ-О», пережидая зимнюю непогоду. А другое дело — тяжелый десятисуточный межфлотский переход с полным запретом кораблям-участникам погружаться и в Норвежском, и в Северном морях, то есть с беспрестанной болтанкой по всему маршруту перехода…
Кот же Юрка был доставлен на борт командиром БЧ-5 и устроен на его личной койке в каюте. Правда, этот комфорт каютой и заканчивался. Качку кот переносил также тяжело.
А уж Норвежское море в этот раз просто расстаралось!
Оморячило наших «героев» в полный рост! На прощанье северные широты постарались в «отделке» далеко не новых корпусов кораблей! Английский сторожевик, принявший на себя сопровождение отряда советских «фокстротов» в Северном море, поднял бортовой вертолет, и тот ошарашенно снимал и снимал на пленку все подряд. Зависал низко и часто перелетал от одной лодки к другой. Словом проявлял такой неприкрытый интерес, как будто снимал блокбастер со звучным названием «Восставшие из ада».
И продолжалось это до самой якорной стоянки, расположенной у входа в проливную зону, куда оперативный дежурный Балтийского флота поставил корабли «отдышаться». Море успокоилось…
С постановкой на якорь подводники буквально на руках вынесли сильно ослабевших «героев» на надстройку подышать и погулять.
Увидев Юрку, Клапан изобразил приветствие старинному полярнинскому приятелю: визгливо тявкнул и кокетливо помахал хвостом. Мокрое железо корпуса подводной лодки издавало необычный для них запах. Животные потерянно озирались.
Клапан, боязливо озираясь на сопровождающего его матроса, не спешил справить нужду, словно опасаясь наделать глупостей в незнакомой обстановке и, как бы виновато, взглядом спрашивал взглядом своего поводыря: «А где здесь у нас туалет»?
Тот, правильно оценив ситуацию, дружески потрепал собачий загривок и весело сказал псу:
— Ты, братан, не тушуйся. Сейчас для тебя везде гальюн! Ходи, где хочешь.
От природы сообразительному Клапану два раза повторять было не надо. Качающейся походкой он добрел до кормового аварийного буя и справил все свои скудные собачьи надобности.
Похвалив и погладив пса, матрос, как фокусник Копперфильд, извлек откуда-то приличных размеров мосёл, отваренный во флотских щах. Благодарный Клапан принял его и тут же, растянувшись на мокрой надстройке недалеко от буя, блаженно с ним расправился.
Назад, в корпус лодки, крепкие руки матроса уносили уже вполне ожившего пса, глаза которого вновь светились. Они светились огоньками игрока, который в азартной борьбе с фортуной вдруг сорвал Джек-Пот.
Кот же Юрка воспользовался прогулкой по-своему.
Отметив свое присутствие на основании рубки и с аппетитом съев припасенный хозяином приличный кусок колбасы, медленно ходил по надстройке вокруг хозяина и благодарно терся о ноги поднятым, как труба, серым хвостом.
С прибытием лодок в Лиепаю командование соединения от увиденного изумленно разведет руками и единогласно решит немедленно поставить их в ремонт к стенке 29-го завода. Но все это еще впереди. Вид лодок оставался жалок и печален…
В Лиепае одними из первых на неведомый доселе берег сошли и наши «герои». Каждый по-своему, с присущей его природе особенностью. Мохнатый Клапан — с приветственным лаем, адресованным пока еще незнакомым верхним вахтенным стоящих по соседству кораблей. Переглянувшись с приятелем, один из них с нескрываемым удивлением изрек: «Ничего себе, приматы пожаловали! У нас таких сроду не было. Сразу видно, северные экземпляры!»
Совсем оживший Клапан не забывал активно метить причал: столбы освещения, углы щитов берегового электропитания кораблей, будки верхних вахтенных, курилки. Наблюдая за этим процессом, вахтенный спросил приятеля:
— А знаешь, Вовка, что женщина делает сидя, мужчина — стоя, а собака — подымая ногу?
— Не-а, а чё? — дебильно-вопросительно промычал коллега, уставившись в приятеля.
— Да здороваются, валенок ты серый! Вон, видишь, как он это тщательно делает? Значит, мы ему понравились, и территория тоже…
Кот же Юрка, внимательно оглядевшись вокруг, тенью «серого кардинала» тихо проскользнул к корню пирса и растворился в непривычном, но необычайно манящем шелесте еще не пожелтевшей листвы сирени.
Такая зеленая благодать, наполненная воробьиным гомоном и таинственными шорохами, перед ним предстала впервые. Внутренне он ощущал кошачий кайф!
Знакомство наших «героев» с новыми территориями начиналось приятно.
Клапан, казалось, осваивался быстрее. Он уже безошибочно определил главное для себя: камбуз, казарму, кубрик экипажа и отведенное для него место. Не спеша, определялся и с местными начальниками по принципу «Ху из ху?». И уже на следующий день безошибочно, сидя на парадном плацу эскадры в голове строя родного экипажа, весело вращал по сторонам своей большой мохнатой головой. Осеннее солнце гордо отражалось в висящей на его шее медали «20 лет победы над фашистской Германией», которой кто-то из офицеров, а может мичманов экипажа, щедро отметил собачью преданность.
Первое появление перед строем командира эскадры, казалось, переполнило «сосуд» собачьих чувств через край, и он с громким лаем, из всех сил стараясь перекрыть оркестр, игравший «Встречный марш», бросился навстречу пока еще неизвестному начальнику, вызвав веселье моряков и возмущенное удивление комэска. В этот день вице-адмирал Рябинин впервые узнал, что вместе с новыми кораблями в части появилась и необычная собака.
Реакция начальника была короткой и безжалостной: «Убрать»!
Поистине некоторые начальники полагают, что у них доброе сердце, а на поверку оказывается, что просто слабые нервы...
Поначалу это указание экипажем и командованием лодки было философски проигнорировано, но с появлением множества неожиданных собачьих куч, на которые при обходах территории периодически, как на мины, натыкался комэск, дело приняло для Клапана и его хозяев угрожающий оборот.
Случай опередил события, сняв с плеч начальника назревающий грех. Беднягу Клапана сбил насмерть проезжавший по улице Крейсера «Варяга» шальной грузовик.
Обеспокоенные долгим отсутствием любимца, матросы организовали поиски и обнаружили его бездыханное тело в придорожной канаве.
Погребение Клапана состоялось в этот же день, а ночью в помещении новой, пока еще не оборудованной ленкомнаты, устроили поминки. Помянули, как родного! Расстались с боевым товарищем по-людски, с присущим для русских размахом. Экипаж, не колеблясь, «вложил в копилку» корабля сразу пять грубых проступков.
Разбирался с этим ЧП капитан 1 ранга Рогач, который на общем построении подвел логический итог, сказав экипажу своим уникально-сиплым голосом: «Ваш гнусный проступок, товарищи матросы, — удар ниже пояса в спину нашей перестройки».
После доклада результатов разбора вице-адмиралу Рябинину, последний выдал резюме: «Людями» на лодке уже давно никто не занимается, а офицеры на корабле, еще с Полярного, служат самым наглым образом!».
«Просторный колпак» командира эскадры накрыл и командование корабля. Поступило предложение заслушать его на заседании ближайшей партийной комиссии.
Местную гауптвахту матросы «осваивали» дружным коллективом, на всю десятисуточную катушку.
В отличие от несчастного Клапана, кот Юрка новое жизненное пространство осваивал последовательно, не спеша, осмысленно. Особенно ему нравились чердаки казарм, на которые он попадал одному ему ведомыми тропами. Там было пыльно, но зато тепло от нагретых осенним солнцем крыш. В «джунглях» когда-то вынесенных туда щитов наглядной агитации, старого забытого имущества и фрагментов мебели, обитало много мышей, гнездились птицы. Голубиные гнезда соседствовали с лепными сооружениями ласточек, а между ними в изобилии ютились неприхотливые воробьи.
Появление на чердаках казарм Юрки поначалу внесло в ряды хозяев сумятицу и нездоровое оживление. Затхлый мирок чердаков вдруг ожил и напрягся. Однако к увиденному кот отнесся спокойно и с пониманием, мудро решив — «Дров сгоряча не ломать!».
Так что кличка «чердачный соболь» и «крысодав», которой его вскоре одарили поклонники вряд ли являлась объективной. Просто таким они хотели его видеть. Тем более, что его неординарная внешность немало этому способствовала, порождая неправдоподобные легенды о необычных физических возможностях. Чего только не родит воспаленный ум пресловутых «очевидцев».
