Ричард Гордон - Доктор на просторе
Мое дурное настроение усугублялось не только тем, что она продолжала то и дело называть меня Джеймсом, но и погодой: ярко светившее с утра солнышко скрылось за тучами, и задул препротивнейший ветер. В довершение невзгод, у меня заболело горло: стрептококки сестры Плюшкиндт, роем устремившиеся ко мне при нашем прощальном поцелуе, уже наверняка наплодили детей и внуков, которые сейчас устроили шабаш на моих слизистых, предаваясь самому гнусному разгулу. Если покидал я Св. Суизин с горлом, в котором лишь слегка першило, то сейчас в нем жгло, как у пожирателя огня после неудачного представления.
По счастью, когда Лондон остался далеко позади, у сестры Макферсон разыгралось романтическое настроение и она, склонившись ко мне, начала гладить меня по руке, нашептывая приятные слова. Причем не только ухитрилась несколько раз подряд назвать меня Ричардом, но даже похвалила Хильду, признав, что не каждый механизм времен завоевания Британии Цезарем способен бегать в наши дни с такой резвостью. Словом, к тому времени, когда в начавших сгущаться сумерках впереди замаячили огни «Шутовского колпака», я уже приободрился, предвкушая предстоящее приключение.
— Вот мы и приехали, Нэн, — сказал я, притормаживая перед входом в гостиницу.
Сестра Макферсон подозрительно вгляделась в ближайшее разбитое окно.
— Ты уверен, что мы приехали туда, куда хотели? Мне кажется, что это скорее какой-то приют для умалишенных.
— Внутри должно быть очень романтично. И главное — если верить моему просвещенному приятелю, — то хозяева придерживаются вполне прогрессивных взглядов.
Сестра Макферсон недоверчиво хмыкнула. Мое сердце учащенно заколотилось.
— Ты правильно надела кольцо? — спросил я внезапно дрогнувшим голосом.
— Ну конечно, глупыш, — пожала плечами Нэн. — Помоги мне выбраться.
Я подал ей руку, и Нэн спрыгнула на землю.
Когда я попытался расспросить Гримсдайка про «Шутовской колпак» более подробно, он в ответ только проквакал, что это «постоялый двор в лучших английских традициях». Признаться, традиции эти меня несколько смутили. Возможно, от плохого знания собственной истории, подумал я. Стены внутреннего холла были утыканы головами оленей, выдр, барсуков, лис, хорьков, горностаев и куниц; на полках под стеклянными футлярами красовались чучела щук, лососей, форелей, окуней и лещей; в углу горделиво выставили грудки пара бекасов, а над лестницей угрожающе белел рогатый череп бизона. Царящие в холле сумрак, замшелая тишина и запах вековой пыли поневоле заставили меня вспомнить Музей естественной истории на Кромвель-Роуд.
Слева я увидел дверь с растрескавшимся матовым стеклом, на котором витиеватыми буквами было выведено: «КОФЕЙНЫЙ ЗАЛ»; дверь напротив украшала надпись «ГОСТИНАЯ». В углу за кадкой, из которой одиноко торчала чахлая пальма, возвышалась деревянная стойка с табличкой «СПРАВКИ». Рядом висел на цепочке небольшой медный колокольчик.
— Ах, как уютно, — пробормотала сестра Макферсон.
— Здесь, видимо, очень спокойно, — произнес я, понимая, что должен отстаивать честь нового пристанища. — Как-никак, мы с тобой в самую глушь забрались.
Нэн не ответила, и я, поставив наши вещи на пол, робко звякнул в колокольчик. Дожидаясь, пока кто-то появится, я прочитал объявление, предупреждающее, что гостиница не несет ответственности за похищенные у нас ценности. Никто не спустился, и я дернул за шнурок ещё раз.
Вокруг стояла гробовая тишина.
— Надеюсь, персонал этой славной гостиницы не постигла судьба экипажа «Летучего Голландца»? — промолвила сестра Макферсон, напудривая носик.
— Просто в этой части Англии люди любят поспать, — неуверенно пояснил я. — Больше им здесь нечем заняться. Мы ведь не на Пикадилли-Серкус в конце концов.
— Да, я уже начала замечать, — кивнула Нэн, разглядывая паутину на потолке. — Обойдя всю гостиницу, мы не найдем ни души, зато на столах будет стоять полусъеденная пища, ванны будут наполнены ещё теплой водой, кровати — застелены, а камины разожжены. Потом окажется, что сюда проникло какое-то жуткое чудовище с Марса, и все сбежали, за исключением одного старичка, который от страха тут же дал дуба. Его неостывший труп с исказившимся от животного ужаса лицом мы найдем в саду. Какая сенсация для нашей желтой прессы! Мы позвоним в «Дейли экспресс», и вскоре сюда нагрянут столичные щелкоперы с фотографами. «Ну-ка, любезный доктор, объясните, что вы тут делаете в обществе дипломированной медсестры…»
— Помолчи, пожалуйста, — нервно осадил её я. Горло уже драло по-настоящему. — Видишь — я и так стараюсь.
Одной рукой я звонил в колокольчик, а другой барабанил по матовому стеклу. Сестра Макферсон, помогая мне, нетерпеливо топала ногами по полу.
— Че вам?
Открылась дверь кофейного зала, и в холл высунулась чья-то физиономия, а в следующую минуту показались и остальные части тела. Перед нами предстал лысый, как биллиардный шар, старикан в засаленной жилетке.
— Нам нужна комната.
Старичок почему-то испугался.
— Я приведу миссис Дигби, — проскрипел он и растаял в воздухе.
Мы молча прождали несколько минут. Я уже подумывал было, не лучше ли будет запихнуть сестру Макферсон в «Доходягу Хильду» и дать деру, когда дверь рядом со мной резко распахнулась.
— Да?
Передо мной возникла одна из самых неприятных женщин, которых я когда-либо видел. Худое лицо с длинным острым носом, колючий взгляд, подстриженные под горшок волосы, золоченое пенсне на цепочке и платье, явно перешитое из балахона надзирательницы колонии для несовершеннолетних преступников.
— Да? — сухо повторила она, взирая на меня с нескрываемой неприязнью.
— А… Э-ээ… Вы миссис Фигби? — проблеял я.
Стальные глаза гневно сверкнули.
— Я миссис Дигби, — процедила она жестким как наждак голосом.
— Отлично. То есть, я хотел сказать… — В моем горле разыгралась настоящая баталия, а язык упорно не желал ворочаться. — Видите ли, нам нужен номер.
— Да?
— У вас есть свободный номер?
— Да.
Я уже нервничал как мускусная крыса — мы дошли до той стадии, которую я столько репетировал, уединясь в своей комнате. В дешевых книжках и воскресных газетах все это выглядело проще пареной репы: главная сложность заключалась в том, чтобы уговорить девушку, а остальное всегда шло как по маслу. Теперь же, глядя на эту мымру, взиравшую на меня с откровенной ненавистью, мне казалось, что легче соблазнить сотню монашенок во главе с матерью-настоятельницей, нежели убедить цербера в юбке, что мы с Нэн — муж и жена.
— Фамилия? — рявкнула она, раскрывая журнал размером с кадастровую книгу.
— Филлимор, — заявил я, заранее решив, что такой псевдоним ни у кого подозрений не вызовет.
— Распишитесь здесь.
Она вручила мне ручку, и я принялся лихорадочно вписывать в журнал фамилию, имя, адрес и национальную принадлежность, второпях разбрызгивая чернила и разрывая пером бумагу. Последняя графа, которую я заполнять не стал, предназначалась для особых отметок.
Свирепая хозяйка гостиницы промокнула мои каракули. Брови её поползли на лоб.
— А кто из вас Фремли? — процедила она.
— А? Что вы сказали, миссис Регби? — встрепенулся я.
— Дигби! — прошипела она.
— Ах да! Извините. Фремли это я. Я! Мистер Фремли. А Филлимор — вот эта дама. Мисс Филлимор.
Я был готов оторвать себе голову. Фремли было моим вторым выбором после Филлимора, но, охваченный волнением, я перепутал. Миссис Дигби смотрела на меня, как Гамлет на своего дядю Клавдия.
Я попытался улыбнуться и прохрипел:
— Нам нужны два номера.
— Еще бы! — зловеще фыркнула мегера.
Я засунул руки в карманы, потом вытащил наружу и поскреб в затылке.
— Мисс должна зарегистрироваться.
Хозяйка вручила ручку сестре Макферсон, которая хладнокровно нацарапала: «Гортензия Филлимор, Парк-Лейн, Лондон».
Считая себя обязанным пояснить столь странное прибытие не состоящей в браке парочки в загородную гостиную, я заговорил:
— Мы просто путешествуем на север. Она, знаете ли, моя кузина. Мы едем на похороны нашего дяди. Замечательный был джентльмен, богатый промышленник. Вы, возможно, слыхали о нем. Работаем мы оба в Лондоне, вот и решили, чтобы сберечь средства, поехать вдвоем. По дороге спросили, есть ли в этих местах хорошая гостиница, и нам подсказали…
— Эр-нест! — оглушительно завопила мегера. — Эр-нест! Где ты, Эрнест?
Из кофейного зала снова вынырнула плешивая голова.
— Че?
— Возьми багаж.
Старичок, с виду неспособный нести что-либо тяжелее почтовой открытки, заковылял к нам.
— Дама будет жить в номере три, — проскрипела миссис Дигби, снимая с доски увесистый ключ. — А джентльмен… — Она прошагала к самому концу стойки. — В номере девяносто четыре.
