Маша Трауб - Дневник мамы первоклассника
— Да кто сейчас это выяснит?
— Может быть, не просто серые сарафаны, а хотя бы с розовым?
— Купите розовую блузку, будет вам серый с розовым.
— Вот он и не пришел на собрание. Испугался. Рыльце-то в пушку.
— Ребенка жалко.
Сидели уже два часа. Я тихо встала, спрятала за спиной сумку и выскользнула из класса.
Кажется, никто не заметил.
Пришла домой.
— Ну? — спросил Вася.
— Все хорошо. Ты окончил на четверки и пятерки.
— Я знаю, — сказал ребенок, — тоже мне новость.
— Васюш, а почему ты в конкурсе самодеятельности не участвовал? Что там хоть было?
— Ну, на пианино играли и на этой, как ее, дудочке.
— Ты же тоже мог сыграть.
— Там надо было в четыре руки. А где я тебе еще две возьму?
— Я бы с тобой сыграла…
— Нет, там две девочки играли, знаешь как? Вот так.
Вася двумя руками стал тарабанить по столу.
— Я так не умею. И, если честно, мне так не нравится играть. Мне по одной нравится. Хотя им цветы подарили. Красивые. Только девочкам на пианино — по одному. А девочке на дудочке — сразу два.
— Ладно, на следующий год будешь выступать. Ты у меня молодец. Только руку поднимай.
— Что, завтра?
— Нет, на следующий год.
— Вот в следующем году и напомнишь. Я за лето все забуду. Буду как «чистый лист».
— Это ты от кого услышал?
— Да все учителя так говорят и чужие родители. Придете, говорят, после лета как «чистый лист».
23 мая Последний раз в первый класс
Идем нарядные, торжественные и веселые. Уроков не будет. Дети подготовили концерт для родителей. После концерта — торжественная часть с вручением грамот, фотографий и памятных подарков.
Я с утра чуть не прослезилась. Так это волнительно… Муж тоже ходил в лирическом настроении.
— Надо же, уже первый класс закончился, — сказал он.
— Да, мне тоже не верится.
— Грустно, он так быстро вырос…
Дети собирались в рекреации.
— Вася, привет! Мы все лето с тобой не увидимся! — закричал другу Антон.
— Почему? — удивился Вася.
— Потому что каникулы! Сто дней! — опять закричал Антон. От восторга он мог только кричать.
— А я буду Илью видеть! — подскочил к мальчикам Дима. — Он в моем доме живет!
— А я… а я… А я с Машей не расстанусь! — воскликнул Антон.
— Нет! Она не в твоем доме живет! — возразил Дима.
— А я ее в гости приглашу!
Мальчики задумались.
— Маша, ты ко мне в гости пойдешь?! — крикнул своей возлюбленной Антон.
— Не-а, — кокетливо ответила Маша и поправила косичку, — больше мне делать нечего… Я вообще уезжаю.
— Ты будешь меня вспоминать?
— Я буду таблицу умножения учить и вспоминать.
Антон опустил голову и пошел на Машу.
— Маша, — взял он ее за руки, — запомни, ты будешь меня вспоминать. Запомни, — потребовал Антон, встряхивая Машу.
— Ну хорошо, отпусти, буду, — вырвалась девочка.
Антон, удовлетворенный, вернулся к мальчишкам.
Дети расселись на стульчиках. Начался концерт. Они пели песни, читали стихи, танцевали.
Когда стих читала Маша, Антон ей хлопал громче всех. И даже ногами притопывал. У Маши был длинный стих — она накручивала и раскручивала пальцами подол юбки. На последнем заходе палец запутался в ткани. Маша дергала юбку, пытаясь высвободить руку.
Раздали фотографии. Все, как положено, — учительница в середине, дети, фамилии-имена. Фотографии Васи и Насти — по обеим сторонам от учительницы. Мы с мамами сидели и умилялись.
— А Настя и Вася — лучшие ученики? — спросила обиженно мама-отличница.
— Не знаю, — ответила я. — А что?
— Рядом с учительницей всегда ставили фото лучших в классе. На моих фотографиях я всегда в первом ряду.
— Я не знала такой традиции.
— Ну, может быть, сейчас все изменилось…
— А я тоже помню свое фото, — сказала мама-активистка, на удивление спокойная, тихая и медлительная, — я так о большом банте мечтала и хвостике. И чтобы бант — на макушке. Огромный, как корона! А мама мне заплетала косу и завязывала атласную ленту. Как я ненавидела эту ленту!
— Да, а помните, тогда готовых бантов не было! — воскликнула мама-отличница. — Из ленты на нитку надо было собирать! Ой, сколько я тогда их нашила! Если лента длинная — то и бант большой.
— Как я плакала от этой фотографии! — продолжала вспоминать мама-активистка. — Я была в очках, таких, в жуткой оправе… Хорошо еще, что они блики давали — фотограф мучился, мучился и велел их снять. Как же я была счастлива! Но фотография все равно ужасной получилась. Фартук белый, я сама — бледная блондинка. Фото — черно-белое. Ужас!
— Оля, что ты там попой пол вытираешь! В белых колготках! — запричитала бабушка.
— Ой, а помните наши колготки? — встрепенулась активистка. — Это же ужас. Все время сползали.
— Да-да, — подхватила мама-отличница, — и в зацепках. Как сядешь на стул, обязательно за гвоздь зацепишься. Так и ходишь с ниткой. У меня были коричневые, зеленые и бордовые.
— А у меня красных десять пар на год, — сказала активистка, — другого цвета в магазине не было.
— А зимой — шерстяные, — охнула от воспоминания мама-хорошистка, — чесались ужасно!
— Точно! Точно! И у меня такие же были!
— А помните, помните баранки? — подхватила еще одна мама.
Детей отвели завтракать, а мы, родительницы, сидели на партах дружной кучкой и, перебивая друг друга, делились общими воспоминаниями.
— Какие баранки? — не поняла активистка.
— Ну, баранки… Косу заплетаешь и в баранку. Или две баранки, когда мама на работу не спешит…
— У меня это кольцо называлось. Два кольца над ушами.
— Красиво же. А моей не нравится. Говорит, так не ходят.
— Да, помню, я просила маму не отстригать косу, чтобы баранка большая получилась!
— Ой, а я застревала всегда в платье, когда надо было на физру переодеваться. Стягиваешь через голову и застреваешь бантом и кольцами, пока учительница не вытащит!
— И я тоже застревала!
— А у мальчишек всегда брюки короткие были! По щиколотку!
— Конечно, их же на несколько лет покупали.
Пора было расходиться, но никто не спешил. Мамы обменивались телефонами, которыми не обменялись в течение года. Никто не скандалил, не ругался. Все обнимались, целовали и тискали чужих, подвернувшихся под руку детей. Дети носились по классу, валялись на полу, Антон обнимался с Машей, Вася пытался поцеловать Настю и Лизу одновременно, Илья тянул Лизу за руку, чтобы тоже поцеловать.
— Ой, она у вас такая красотка! — доносилось с разных концов класса.
— А у вас такая молодец!
— Мальчик такой замечательный. Он мне сразу понравился!
— А ваш такой самостоятельный!
— Да не переживайте вы из-за этих контрольных! Их еще столько будет! Она же умничка!
— Давайте поблагодарим Светлану Александровну! — предложила активистка.
Мы хлопали в ладоши, кричали «спасибо!» и все дружно хотели ее обнять и расцеловать. Потом опять аплодировали и кричали «Поздравляем!», выяснив, что у Илюши день рождения.
Дружной гурьбой вывалились из класса. В школе вкусно пахло пирожками.
— Пирожки, как в детстве, — сказала я.
— Идите скорее, их в это время из печки достают, — посоветовала активистка, — берите с капустой.
Я и еще несколько мам побежали в столовую за пирожками. Набрали и с капустой, и с картошкой, и сладких. Выходили из школы, прощаясь с набитым ртом: «До швиданья, ушачи». Пирожки были теплые, мы ели их по дороге домой. Смеялись, шлепая повидло на грудь…
