Павел Асс - Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица
Объяснительная
Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего Рейха, будучи в здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю, что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской России в период c 1933 по 1945 год с подпольной кличкой «Лысый».
А. Гитлер
Январь 1964 года.
— А чего тут подписывать, это и так правда!
— Как? — изумился Брежнев.
— А вы не знали? Ну знаете ли, батенька, видно сразу, что вы в политике недавно, — сказал Гитлер и подписал документ.
За окном шел снег.
ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!
Никита Сергеевич сидел в своем кремлевском кресле и занимался одновременно пятью делами: курил сигару, писал квартальный отчет, цедил виски, жрал половником черную икру и старался не замечать только что зашедшего к нему Брежнева.
«Тоже мне Цезарь,» — подумал Леонид Ильич.
— Ну что там еще? — спросил Хрущев.
— Все! — ответил сияющий Брежнев. — Король умер, да здравствует король!
Бумага, которую протянул Хрущеву Брежнев, воняла бутырским сортиром. Это Первый секретарь понял сразу. Но кроме этого, он отдал себе отчет в том, что пришел конец его политической карьеры. Документ, который прочитал Никита Сергеевич, был ужасным приговором.
— Брехня! — спокойно сказал Генсек. — Да, кстати, Леонид Ильич, я тут собирался в Сочи! Надо бы отдохнуть! Устал я от этой работы…
— У вас будет достаточно времени для отдыха, — торжественно сказал будущий Генеральный секретарь.
И тут Хрущев понял, что все это было спланировано заранее: и его поездка в США, и позорное выступление в ООН, и…
Никита Сергеевич нажал кнопку и вызвал секретаршу.
— Вот что, милая моя, закажите-ка билет на самолет в Сочи первым же рейсом.
— Все уже готово, товарищ бывший Первый секретарь, — сказала Катя Козлова, — заказное такси ждет внизу. Скатертью дорожка!
ЭПИЛОГ
За окном шел снег и Юрий Гагарин.
Леонид Ильич лениво опустился в кресло и, крякнув, спросил стоящего у окна Черненко:
— Константин Устинович, а что, товарища Штирлица еще не убили?
— Однако, не знает моя? Надо у Пельше спросить! — ответил Черненко.
— У дорогого товарища Пельше?
— Да. А у кого же еще? На то он и Пельше, чтобы все знать.
— Пельше, Пельше… — генсек на минуту задумался и вызвал своего помощника.
Вошел аккуратный человек пожилых лет, очень похожий на Леонида Ильича, но с физиономией Бормана.
— Вот что, Мартин Рейхстагович, — сказал четырежды герой Советского Союза, — узнайте-ка, где находится товарищ Пельше и пригласите его к нам.
Борман покорно кивнул и вышел, не забыв при этом рассыпать канцелярские кнопки на стул, на котором обычно сидит Константин Устинович.
— Однако, не понимает моя, зачем нам Штииц? — садясь на стул, удивился Черненко, и громко ойкнул от боли, поразившей его зад посредством кнопок Бормана. — Однако, Брежнев Леонидыч, этот фашист со своими кнопочными штучками мне порядочком надоел! Весь задник мой истыкан, как паровоз…
— До свадьбы заживет! Тем более все это мелочи по сравнению с тем, что я хочу вам сказать… Дело в том, что для товарища штандартефюрера Исаева есть новое задание, — тихо произнес Генеральный секретарь, мельком представив себя в облике пятнадцати Героя Социалистического труда и тринадцати Героя Советского Союза.
— И я того же мнения, дорогой мой товарищ Леонид Ильич.
А за окном шел снег и Юрий Гагарин.
Книга четвертая. КОРЕЙСКИЙ ВОПРОС
ОТ АВТОРОВ
Написав роман «Как размножаются ежики», мы не собирались возвращаться к этой теме, если бы не настоятельные просьбы одного московского издательства. Повинуясь им, мы приостановили свой роман этого десятилетия, именуемый «Поросята», и разродились «Корейским вопросом». Годы шли, мы постарели, постарел и наш герой. Теперь он стал пенсионером и от долгого проживания в нашей родной стране изрядно «осоветился». Это не свидетельствует о его падении, в какой-то мере и здесь происходит очередное становление нашего Штирлица. С годами образ его становится все более душевным, объемным и притягательным, на сколько бы лет он ни смотрелся. Мы будем признательны, если читатель не станет искать в этой части подобие нашей первой удачи (или неудачи). Или, более того, отголосок или альтернативу многочисленных продолжений, написанных известными и не известными нам авторами. Мы их все равно не читали. Думается, что у нас получился совершенно другой роман, также как и мы по каким-то причинам стали совершенно другими людьми.
П. Асс, Н. Бегемотов
ПРОЛОГ. СТРАНА РАЗВИТОГО СОЦИАЛИЗМА
За окном ходили кругами охранники и часы на Спасской башне Кремля. Все охранники были в милицейской форме и, чтобы не выделяться из толпы, имели хмурые и заспанные лица. Цоканье подкованных каблуков звучало гораздо громче тиканья часов, но внезапно часы встрепенулись и громко пробили полдень.
— Послушай, Сусликов… — молвил развалившийся в мягком кресле Генеральный Секретарь.
Суслов отвернулся от окна.
— Я не Сусликов, Леонид Ильич, я — Суслов, — вежливо, стараясь не обидеть лидера Партии, поправил Суслов.
— Послушай, Суслов, — не обиделся Леонид Ильич, — а как там поживает наш лучший советский разведчик Штирлиц?
— Он на пенсии, Леонид Ильич.
— Как на пенсии? — удивился Брежнев. — И сколько же ему лет?
— Около семидесяти.
— Мне тоже уже давно около семидесяти, а я все еще на своем посту! Если человек нужен Партии, Родине и делу Мира, какое право он имеет уходить на пенсию?
— Вы совершенно правы, дорогой Леонид Ильич!
— Надо найти товарища Штирлица. Для него нашлось новое, чрезвычайно важное задание!
— Будет исполнено, найдем! — подобострастно кивнул Суслов и вышел из кабинета.
А за окном отсвечивали на солнце охранники в милицейской форме и часы на Спасской башне Кремля.
ГЛАВА 1. РУССКИЙ РАЗВЕДЧИК НА ПЕНСИИ
— Максим Максимыч, твой ход! — азартно выкрикнул старик Панкратыч, взмахнув длинными руками.
Все пенсионеры терпеливо уставились на названного в ожидании — какую кость он выложит на стол?
Максим Максимыч Исаев был пожилым крепышом с открытым волевым лицом и бдительными глазами разведчика. Он действительно всю свою жизнь провел в контрразведке, более того, это был лучший разведчик всех времен и народов, человек-легенда. Расскажи об этом его партнерам по домино, они бы только посмеялись и не поверили. Легенда не может сидеть возле дома и курить со стариками на лавочке.
Выйдя на пенсию, Исаев до сих пор чувствовал себя засекреченным агентом. Никто из его приятелей пенсионеров не знал, кто он есть на самом деле. Бытовало мнение, что в годы войны Максим Максимович длительное время был в немецком тылу, поскольку, выпив, говорил исключительно по-немецки. Эта особенность, да еще сдержанный, невозмутимый нрав привели к тому, что соседи прозвали его в шутку «Штирлицем», на что Исаев никак не реагировал, потому что привык.
Штирлиц взъерошил свои еще густые волосы и, грохнув о стол ладонью, хрипло сказал:
— Рыба!
Старики повскакивали с лавочек и стали обсуждать, как не надо было ходить до того, как Штирлиц сделал «рыбу». Штирлиц усмехнулся, встал из-за перекошенного стола, сколоченного под открытым небом из занозистых досок, собрал в карман со стола монетки, потянулся и захотел пива.
— Панкратыч, одолжи рубль до понедельника! С пенсии отдам, гадом буду!
— Извини, Максим Максимыч, — старик Панкратыч развел своими длинными руками, — я на мели.
— Все вы тут на мели, — буркнул Штирлиц, — как пароходы в луже!
Может быть у кого-нибудь здесь и был рубль, но просить его у бережливых стариков было бесполезно, поскольку отдавать долги Штирлиц считал ниже своего достоинства.
Легендарный разведчик взял свой костыль, прислоненный к дереву, и побрел домой, где, как помнится, у него стояло на балконе несколько пустых бутылок.
Лифт, как было заведено в стране развитого социализма, не работал. Штирлиц, болезненно кряхтя, стал подниматься по лестнице на пятый этаж. Проходя мимо почтового ящика, он даже не обернулся. Газет он не выписывал, потому что почту воровали, и не читал, опасаясь испортить зрение мелким шрифтом. Работая в разведке, он и тогда избегал всяческих шифровок и мелкого убористого почерка. А что касается писем, так их никто ему не писал, ибо Штирлиц был круглым сиротой.
Открыв отмычкой дверь своей квартиры, Штирлиц прошел на балкон, где, покопавшись в куче разного хлама, извлек пять пивных бутылок. У одной было отбито горлышко и Штирлиц, с сожалением покачав головой, запустил ею с балкона.
