Павел Асс - Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица
— Так это же я, Пельше.
— Пельше, твою мать, ты чего там делаешь? Полезай сюды! Ты то мне как раз и нужен. Шофер, останови машину! Эй вы, там, оглохли, что ли? Stop car! Stop! I sad, чувырло!
Автомобиль остановился, из багажника вылез дорогой товарищ Пельше. Через минуту с грохотом открылся капот и из-под радиатора начал выползать Борман.
— Здравствуйте, Никита Сергеевич! — поздоровался Пельше.
— Guten Tag! — поприветствовал Мартин Рейхстагович.
— Хиллоу, халлоу! — неохотно поздоровался Хрущев. — Живо в машину, тут люди кругом, еще покалечат не на шутку.
Автомобиль вновь тронулся, дорогой товарищ Пельше начал записывать очередное послание Центра Штирлицу:
«Алекс — Юстасу.
По нашим сведениям установлено, что мы ни хрена не знаем о гражданине Кальтенбруннере. Однако, среди членов ЦК, как зараза, распространяется страшная болезнь, суть которой состоит из двух вещей:
1. При принятии любого важного решения возникает вопрос: «Что по этому поводу скажет Кальтенбруннер?»
2. Кальтенбруннера никто не знает и в глаза его никогда не видели.
Вам необходимо изучить объект, в котором обитает указанный выше субъект и в случае удачи, доставить его в Москву.
Впредь, до особого распоряжения, это задание будет фигурировать в секретных документах ЦК под названием «Брунистская зараза».
Алекс».
— А что вы там делали, в багажнике? — спросил Никита Сергеевич. — И кто это с вами, говорящий по-перуански?
— Так работа же у меня такая, — гордо сказал Пельше. — А это Борман! И говорит он не по-аргентински, как вы изволили выразиться, а по-китайски. Он немец английского происхождения, бывший фашист и рейхсляйтер. Хотя Андропов говорит, что он наш человек и работает на его ведомство давно.
— А-а! — протянул Хрущев. — Это тот, который побирался у меня под носом! Дорогой товарищ Пельше, а на хрена он нам?
— Нужен, Никита, нужен! — Пельше тоже стало жарко и он открыл окно. — Я тебе потом расскажу.
Вдруг Пельше увидел плакат с надписью:
Колхозники Техасщины,
Мичиганщины и Примиссисипья!
Дадим трехлетку досрочно!
«Бред какой-то!» — подумал дорогой товарищ Пельше и закрыл окно. От этого плаката ему стало как-то холодно, в глазах появился туман.
Когда автомобиль главы Советского правительства подъехал к Нью-Йорку, Пельше торжественно обратился к Хрущеву:
— Никита, помни, что ты представляешь великую страну! Веди себя достойно, кедами по трибуне не стучи, гопака не пляши! Не матерись… И вообще, веди себя в рамочках.
— Ты кого это, cpaka срачная с хреном безмозглым, учишь? — культурно оборвал его Хрущев. — Я без тебя знаю, как мне себя вести с этими проклятыми янки.
Пельше покачал головой, а Борман приготовил веревочку — на его лице застыла улыбка великого мерзопакостника…
Впереди показались бараки, похожие на небоскребы и гордая башня ООН, ни на что не похожая.
ГЛАВА 14. НАД ЧЕМ СМЕЮТСЯ ШПИОНЫ
В эту ночь Штирлиц не спал. Великое потрясение постигло легендарного разведчика. Чудовищные душевные муки одолевали его четкий и холодный рассудок. «Что делала эта грязная фашистская сволочь под карбюратором? Что эти злыдни замышляют? На кого делать ставку? На лысого или на толстого? И что, наконец, означает эта шифровка?» — думал он, сидя на унитазе и читая вечернюю «MORNING STAR».
Но Родина ждала твердых решений от своего кумира и Штирлиц ровно в три часа ночи вызвал радистку.
«Юстас — Алексу.
Все в порядке, против вас никто ничего не замышляет, можете спокойно работать. Товарищу Федору Остаповичу Русову объявлен строгий выговор и лишение квартальной премии, и вообще, этого Kacmpy мы поставили на вид. Так что все негры довольны. Кроме этого, я лично заставил его сожрать сто килограммов «Останкинской».
Кальтенбрунер находится в Берлине, вся информация о нем у товарища Хонекера (говорят, что он, Хонекер, голубой, но мой вам совет: не верить этим слухам. Вы меня понимаете?). В случае необходимости, готов вылететь за ним немедленно».
Юстас».
Через пять минут в номере Штирлица раздался телефонный звонок и кто-то, голосом Никиты Сергеевича, прошипел:
«Алекс — Юстасу.
Ответственность за провокацию при моем выступлении в ООН полностью ложится на вас.
В случае каких-либо инцидентов — получите по роже.
За поклеп на моего друга, товарища, партнера и брата — товарища Хонекера ответите по всем статьям, в том числе и по двести семнадцатой.
Алекс».
— Слушаюсь, товарищ Первый! — отрапортовал Штирлиц, но, услышав короткие гудки, добавил: — Дебил, тебя еще, лысый, научат говорить со мной!
Молодая радистка услужливо на подносе принесла Штирлицу банку тушенки. Максим Максимович подобрел, Хрущев стал ему неинтересен.
— Тебя как звать то? — участливо спросил Штирлиц, поглаживая грязной рукой нежное бедро девушки.
— Так… Маруся же я.
— Маруся! Это хорошо! Ну что ж, Маруся, давай-ка займемся тем, чем все нормальное человечество занимается в это время! — полковник Исаев украдкой посмотрел на часы. Стрелки показывали 3.20. Штирлиц разделся и прижал к себе груди девушки, смущенная радистка кокетливо прошептала «Не надо!» и полностью отдалась.
В это время Шлаг, лежащий под ванной в номере Штирлица неожиданно для себя проснулся. Быстро умывшись, он здесь же, под ванной, одел новую сутану и пополз к Штирлицу.
— Ну, что ты вся сжимаешься, девочка моя, расслабься! — страстно шептал разведчик, облизывая девушку.
— Штирлиц! Вы слышите меня? — глухо проговорил пастор Шлаг, уже лежащий под диваном влюбленных.
— Кто это? — насторожился разведчик.
— Это я, Шлаг, — пробубнил все тот же противный и глухой голос.
— Дебил, ты что здесь делаешь? — надевая штаны, спросил Штирлиц.
— Послушайте, я в разведке не первый год, — цитируя Штирлица, начал Шлаг. — Я не позволю оскорблять себя, как вы выразились, идиотом. Я к вам от Бормана и товарища Брежнева.
— Ты чего, папаша, совсем обурел?! Тоже мне святоша! — полковник Исаев машинально полез за кастетом.
«Сейчас будут бить!» — подумал пастор. Но удара не последовало.
— От кого? От Бормана? — Максим Максимович спрятал кастет и вытащил толстого Шлага за несколько уцелевших волос на его безобразной лысине. — Ну, чего надо?
— Послушайте, я все слышал и все знаю! Я ехал вместе с ними к ООН.
— Вместе с ними? Где же ты, дружище, там уместился?
— Пустяки! Но если вас это интересует, то в промежутке между аккумулятором и карданным валом! — гордо заявил пастор Шлаг.
— Да, тяжело, наверное, было. Ну, так что ж ты там, собака, слышал?
— Во время выступления вашего, ну, этого, лысого, тама, — пастор показал куда-то пальцем, — сработает одно из адских устройств Бормана. Кроме этого, Леонид Ильич передал вам вот этот пакет.
Штирлиц вскрыл большой конверт, в котором, кроме фальшивых долларов, лежало несколько исписанных листков бумаги и отпечатанная на пишущей машинке записка:
Максим Максимович!
Если вы хотите участвовать в финале, подложите эти бумаги к докладу Первого. За мной дело не станет.
Вы меня понимаете?
Ваш дорогой Леонид Ильич.
Полковник Исаев бегло прочитал указанные документы и от души рассмеялся. Взглянув на пастора, он прошипел:
— Что ты, собака, имеешь против моего любимого друга Бормана? А?! Иди и помогай ему! Чем больше сработает его адских устройств в ихнем гадюшнике, тем лучше!
Пастор, потянув за собой весьма длинную сутану, мирно удалился, не забыв отрапортовать:
— Служу полковнику Исаеву!
Штирлиц еще немного поржал, посмотрел на часы и принялся за прерванное важное дело. Маруся встрепенулась и ласково заморгала глазками.
ГЛАВА 15. КОНЦЕРТ ПО ЗАЯВКАМ ШПИОНСКИХ ТОВАРИЩЕЙ
— Дорогие мои! Товарищи ньюйоркцы, Нью-Йорки и граждане прилегающих улиц, кварталов, округов, районов, городов, селений и прилегающих к ним штатов! Я пришел сюды не для того, чтобы восхвалять вашу страну! Нет! В жопу всех вас, дорогие мои! Насрать мне на ваш проклятый капитализм! Я здесь для того, яночки родные мои, чтобы прославить свою страну! — Никита Сергеевич дрожащей рукой вытер потную лысину и тайком взглянул в зал ООН. Все были ошарашены. У Эйзенхауэра, сидящего в первом ряду, отвисла челюсть. Поборов невольное смущение перед таким сенсационным вниманием, Хрущев продолжил: — Я — человек простой, и не люблю громких фраз. Я вот тут когда ехал в Нью-Йорк, видел как ваши мерзкие челюсти поедали достаточно жирненькие сарделечки. Да, у нас этого нет, но я, товарищи янки, люблю социализм. Так вот, до каких пор, заедрени вашу мать и статую, вы будете порочить наше советско-социалистическое отечество? Вы — мелкие людишки и подлые подхалимы. — Хрущев уверенно показал пальцем в зал. — Вы — те, кто сегодня порочит меня, а завтра пьет со мной шнапс или водку. Вы — лицемеры и мерзопакостники. Вы — прохиндеи и политические проститутки. Вы — рогоносцы и скотобазы. Вы — гибриды мертвой кобылицы и живой курицы. Вы — голландские петухи, выращенные в Тюменской области на китайском корме…
