Таня Танк - Девианты
Рядовой пишущий состав тоже на все лады обсасывал явление Светлова.
— Не понимаю я этот нездоровый ажиотаж, — делился с коллегами Антон Кузьмин, который вот уже три года работал в «Девиантных» корреспондентом криминального отдела. — Его же никто в глаза не видел. Лично я не читал ни одной его статьи.
— Ну как же, Антош, в «Ньюсуике» он был правой рукой самого Парфенова, — с сомнением произнесла Юля Колчина, которая в последние год-полтора все более внимательно присматривалась к Кузьмину на предмет законного брака.
— Да??? А почему ты в этом так уверена? Зайди на сайт «Ньюсуика» и посмотри, кто у Парфенова правая, а кто левая рука. Ты удивишься, но никаким Светловым там не пахнет.
— Но ты же слышал, он вынужден скрываться из-за проблем с последним расследованием…
— Ну-ну. В общем, теперь мне понятен рецепт успеха. Надо свалить годика на три в столицу, а потом возвратиться с важно надутыми щеками. И неважно, чем ты там в Москве занимался — может, был третьим подползающим — тут ты будешь нарасхват. А мы, как бы ни писали, какие бы сенсации не находили, там и будем считаться провинциальными бездарями.
— О да, нет пророка в своем Отечестве, — скорбно заметила Крикуненко.
— Кстати, Анжелика Серафимовна, судачат, что вы были знакомы с этим Светловым. Расскажите-ка, что это за птица, — оторвалась от компьютера Корикова, которая до последнего боролась с искушением вступить в беседу. Алина вела счет каждой минутке, даже на обед отводила себе не более четверти часа. Кроме того, единственная из журналистов «Девиантных», она вела ежедневник, с которым сверялась чуть ли не каждые полчаса. Когда вечером каждое дело из длинного списка оказывалось зачеркнуто красной ручкой, Алина светлела лицом — день прошел не зря.
— О да! Мне посчастливилось знать Романа лично, — вдохновенно начала Крикуненко, с лучезарной улыбкой уставившись куда-то, где стена соединялась с потолком. — И хотя наши судьбы пересеклись всего на миг, воспоминание о соприкосновении с человеком, столь щедро одаренным свыше…
— Ну, понеслось говно по трубам, — перехихикнулись Кузьмин и Вопилов. Влад вернулся в «Девиантные» три года назад — по протекции Кудряшова Яблонская взяла его редактором отдела новостей — должность чисто номинальную.
— Приступ климактерического слабоумия, — довольно громко шепнул друзьям Ростунов.
— Я бы вам, Анжелика Серафимовна, посоветовал книгу воспоминаний о Светлове написать, — веселился Вопилов. — Озолотитесь. А пока кропаете бестселлер, езжайте по стране с серией лекций. На Светлова все сбегутся.
— Господа, вы свиньи, — заметила на это Анжелика Серафимовна. — Я больше ни слова не пророню о Светлове, хоть вы меня распните. Не желаю быть причастной к вашему затхлому мирку, где злоба и зависть вершат скорый неправедный суд. И пусть вас разорвет от сознания того факта, что ни один из вас никогда не приблизится к тому сверкающему престолу, на который моего друга Романа Светлова вознес гений, данный ему милосердным богом!
— О как, — опять заржали Ростунов, Вопилов и Кузьмин. — «Судьбы пересеклись на миг», и уже «мой друг Роман Светлов».
— Лично меня вот что интересует, — опять вернулась к общему разговору Корикова. — Я слышала, этот Светлов ни больше-ни меньше, на место главреда метит. Вот я и думаю…
— Я ничего этого не слышала! — заверещала Крикуненко. — Не смейте вести при мне ваших контрреволюционных разговоров. А на вашем бы месте, Алина, я на Яну Яковлевну молилась. Вы, если не ошибаюсь, каких-то два года в журналистике, а такой стремительный взлет! И все благодаря ей, нашей Яне Яковлевне!
— Ну, не два, допустим, а почти пять. И про какой взлет вы говорите? Вы меня ни с кем не путаете? По-моему, за это время взлетели все, кому не лень, а я как сидела в корреспондентах, так и сижу…
— А тебе редактором хочется? — повернулась к ней Серова. — Знаешь, Алин, а я как раз хотела бы писать. Но как-то все не складывается. Попишу немного, и меня в редакторы двигают.
— И ты этим, типа, расстроена? — с замаскированной язвительностью сказал Вопилов. Вот уж кого не интересовали высокие материи, так это его. Превыше всего Влад ценил статусную должность, хорошую зарплату и возможность покинуть контору не позднее 18.30. И еще один важный плюс он видел в своей профессии — время от времени от какого-нибудь заинтересованного чиновника или бизнесмена ему поступало предложение пройтись в кабачок-сауну. Само собой, за счет приглашающей стороны.
— Да нет, Влад, я не расстроена, — отвечала Серова. — Просто с недавних пор меня это стало удивлять. Я не стремлюсь к должностям, а они все равно меня находят. А некоторые — наоборот. Мечтают о повышении, а так и буксуют на месте…
— Намек понят, — Корикова опять оторвалась от компьютера. — Ну, давайте из меня прожженную карьеристку сделаем! Одной Кориковой нужны должности и деньги, а остальные — все такие святые бессребреники. Ну-ну. Врите себе, врите. Но вы не заставите меня поверить в то, что можно считать себя успешным человеком, имея должность старшего корреспондента и зарплату 15 тысяч.
— В том-то и дело, что критерии успешности у всех разные, — отозвалась Серова. — По твоей логике, Алин, успешен может быть только человек не ниже редактора? Так? А пишущий журналист, значит, неудачник по определению? Но ты забываешь, что карьера тоже бывает разная. Бывает административная — когда из журналиста вырастаешь в редактора. А бывает и творческая — когда за 20–30 лет работы в журналистике ты настолько вырастаешь как творец… Вот кто, по-твоему, круче: главврач или блестящий хирург?
— Ну вот и росла бы творчески, — пробурчала Алина. — Зачем в редакторы-то пошла? Не нашла сил отказаться?
Серова промолчала — судя по всему, достойный ответ на выпад Кориковой у нее пока не родился. Да и многие вдруг почувствовали какую-то неловкость от того, что сказали чуть больше того, чем стоило. Нет, Светлана не носила начальнице последних известий под соусом «а народ думает так» — это было давно проверено. Мало того, она старалась прикрыть журналистов от яниного гнева, когда у них случались мелкие промахи. Но Серова была предана Яблонской еще похлеще Кудряшова, и этим было сказано все …
— Прикиньте, у меня опять сперли сосиски! — поведала коллегам Корикова, возвратившись с кухни. — Давайте камеры какие-нибудь установим, что ли. У меня пока что не редакторская зарплата, чтобы откармливать всех колбасами.
— Ага, а у меня пивас на прошлой неделе кто-то усосал, — недовольно высказался Ростунов. — А у Филатыча постоянно кетчуп тырят. Он вчера матерился, не знал, с чем доширак пожрать.
— Да ну, Алин, камеры — это не дело, — сказал Кузьмин. — И дорого, и бесполезно. В холодильник постоянно кто-то лазит, ты и не усмотришь, кто что взял. Да и не перестанет этот человек воровать! Он просто станет делать это хитрее.
— Дивлюсь вашей осведомленности, мой юный друг, — иронично процедила Крикуненко. — Наводит, знаете ли, на разные мысли…
— Что за ерунда, Анжелика Серафимовна! Если бы эти сосиски тырил я, то неужели бы стал сейчас говорить про то, как обмануть камеру! Вы меня прямо недоумком каким-то считаете, — завелся Антон.
— Не воспаляйтесь тут больно-то, молодой человек. Я знаю, о чем говорю. Это хорошо изученный психологический феномен, — гнула свое Анжелика. — Преступник всегда становится говорлив, когда общественность начинает обсуждать его деяния. Сыплет идеями, версиями…
— Ага, — подхватил Ростунов, — точно, есть такая нездоровая фигня. Кто набздел, тот первый же и начинает возмущаться!
— Алексис!!! — простонала Крикуненко.
— А вообще, интересно, — подала голос Алина. — Обычно кто виноват — тот больше всех и возмущается. А как же тогда надо себя вести, чтобы никто на тебя не подумал?
— Как-как? Сделать морду кирпичом и слать всех в сад, — выпалил Ростунов.
— А мне кажется, это другая крайность, — вступила в беседу Серова. — Нет, умный преступник — ну, в нашем, бытовом значении — не поведет себя ни так, ни эдак. Наверно, он постарается быть в меру возмущенным и в меру равнодушным.
— Уж никак не ожидала, Светлана Андреевна, что вы будете проводить тут школу лицемерия, ликбез аморальности, — напустилась на Серову Крикуненко — впрочем, не с тем напором, как на всех прочих.
— Ты все понял, о загадочный похититель сосисок? — шутливо вскричал Вопилов, корча комические мины. — О, поклянись, что отныне все будешь делать строго по правилам, и мы никогда — слышишь, никогда! — не сорвем с тебя маску!
Все рассмеялись. И даже Корикова, казалось, перестала тужить о пропаже.
* * *Яблонская с Серовой сидели в буфете. На обед Яна ходила по очереди то с Кудряшовым, то с ней. И совсем редко, не чаще раза в месяц, демократично отправлялась в столовку с Кориковой и Колчиной.
