Сергей Боровский - Уроки переносятся на завтра
- Пусть треплется. Но следующую порцию пива тебе придется заслужить, - предупредил он бомжа.
- Вижу, вы неправильно истолковали мои намерения, - улыбнулся тот. - Но я не в обиде.
Он стащил с головы шапочку, под которой оказалась буйная растительность, слегка тронутая сединой.
- Меня зовут Бич, - отрекомендовался он.
- Это заметно, - пошутил Серега.
- И опять вы ошибаетесь. Эту кличку я получил от друзей за хлёсткость и прямоту выражений. Хочу поведать вам одну поучительную историю. - Он торжественно поднял вверх указательный палец. - Когда мне исполнилось десять лет, отец подарил мне на день рождения луноход на батарейках. Стоило его включить и положить на пол, как он принимался самостоятельно кататься по комнатам. Наткнувшись на какое-нибудь препятствие, он давал задний ход и двигался в противоположную сторону.
- Помню, - подтвердил Толян. - У меня тоже был такой.
- Конечно, - согласился Бич. - Наша промышленность штамповала его в таких количествах, будто от него зависело здоровье нации. Мне нравилось наблюдать за игрушкой. Я поражался её упорству и оптимизму. Конечно, тогда я ещё был далек от каких-либо выводов, но картинка глубоко врезалась мне в память. Потом в моей жизни произошли многочисленные неинтересные события, о которых и сказать-то особо нечего. Закончил школу, поступил на физмат, потом в аспирантуру, рано обзавелся семьёй... Много всякого повидал. Среди моих планов были, смешно сказать, научные открытия и академическая карьера. Я даже успел вступить в Партию, - шёпотом признался Бич.
- И что случилось потом?
- Сначала мою научную тему признали неперспективной.
- Бывает.
- Потом жена решила устроить мне весёлую жизнь, спутавшись с соседом по лестничной площадке. Потом я загремел в больницу.
- Авария?
- Если бы! В кардиологию. Представьте, мне не исполнилось ещё и двадцати пяти лет. Я нервничал, доказывая свою правоту, участвуя в семейных сценах, голосуя на собраниях за решения, с которыми был не согласен. Сломался, в общем. В палате нас лежало несколько человек, и среди взрослых — один мальчик лет десяти. У него было что-то там врождённое. Нам всем приносили яблоки и котлеты, а ему — игрушки, одной из которых оказался тот самый луноход. Представьте себе, за столько лет они не поменяли в нём ничего. Мальчик играл с ним, а я умилялся, глядя на него, и вспоминал собственное детство.
Бич как-то двусмысленно оглядел своих слушателей, словно подготавливая их сюрпризу.
- И вдруг я понял, - зловещим шёпотом продолжил он. - Что сам являюсь луноходом. Глупой механической игрушкой на батарейках, отскакивающей от непреодолимых препятствий, и даже не получающей удовольствия от этого. Следующую ночь я не спал, размышляя над тем, что потерял лучшие годы своей жизни, гоняясь за призраками. И озарение пришло ко мне! Я осознал, что настоящую свободу человеку даёт лишь отказ от всяческих стремлений. Именно тогда, когда нет необходимости вставать в шесть утра и бежать, высунув язык, на работу, бороться за неочевидную и никому ненужную правоту, в человеке проступают его лучшие качества. У него элементарно появляется время, чтобы заняться собой.
- Что-то по вам не скажешь, что свободное время пошло вам на пользу, - возразил Серега, а Толян, вытирая счастливые слёзы, наполнил стакан рассказчика.
- Вы про мой непритязательный наряд? - не смутился Бич. - Он тоже — часть стратегии, а не следствие безысходности. Вы только посчитайте, сколько денег вы тратите на шмотки, и сколько времени на их поиск — уму не постижимо. И потом, что такое польза? Она глубоко личностна. В ваших глазах — это красивая одежда. В моих — возможность не обременять себя обязательствами, и не тратиться на то, что мне не нужно.
- Бред! - воскликнул Толян. - Это попытка оправдать свою бездарность и никчемность.
- Нет, молодой человек. Это формула созидательного неучастия.
- Неучастия в чём?
- В бесплодных делах тьмы.
- Какой тьмы?
- Той, что заваливает всяким хламом кладовые наших душ и пронизывает червоточиной сердца.
- А по-моему, вы просто капитулировали перед жизнью, - резюмировал Серега.
- Неужели? Тогда ответьте мне на один вопрос. Вы бы хотели иметь то, что имеете, или даже больше, но чтобы при этом ничего не делать? Честно.
Вопросик действительно не выглядел простым, но Серега знал, к кому обратиться за помощью.
- У Маркса...
- Ни слова больше! - прервал его Бич. - Никогда никакие общественные теории не описывали реальный мир, но лишь определяли выбор человека. Недаром их расплодилось по тридцать штук на каждый случай — на, бери себе, какая больше нравится. А среднестатистический сапиенс, даже вооружённый теорией классовой борьбы, ни секунды не сомневаясь, променяет почётное место у токарного станка на бесславный лежак под пальмой. Есть отклонения, но они, скорее, находятся в ведении медицины. К сожалению, мы живём не в сказке. Не приплывёт к нам золотая рыбка и не предложит рай на земле. Вы, как и я, хотите свободы, подсознательно или осознанно, но не желаете её получать той ценой, которую заплатил я. Вот и всё. Вы прикипели к вашим побрякушкам, а я умею обходиться без них.
- А где вы живёте? - зачем-то спросил Серега.
- Это секрет. Но если вы захотите к нам присоединиться...
- К вам?
- Да. У меня много единомышленников.
- И у каждого — отдельный колодец, - не сдавался Толян.
- Ну, почему же? Есть и такие, что живут во дворцах. - Бич глотнул пива, смачивая пересохшее горло. - Вы поймите меня правильно. Я не агитирую, но всего лишь излагаю непривычную для вас точку зрения.
Он посмотрел на часы, неожиданно оказавшиеся на руке — остатки былой роскоши или случайная находка.
- Заболтался я с вами однако. Очень приятно было побеседовать.
Ни слова больше не говоря, он ушёл, напяливая шапочку обратно, и вместо него за столом образовалась почти материальная пустота.
- Похоже, в психбольницах тоже бывают каникулы, - прервал паузу Толян.
- Не всё так просто, - вздохнул Серега.
- Не всё.
Поезд прибыл по расписанию. На перроне они ещё раз крепко обнялись и посмотрели друг другу в глаза.
- Пиши.
- Ты тоже.
Глава 35. Ледовое побоище
Мороз неожиданно отпустил, и на смену ему, воспользовавшись послаблением, заявился снег. Крупными мягкими хлопьями он стелился поверх почерневших от сажи завалов, на утрамбованные валенками тропинки, кружился и блестел в свете уличных фонарей, норовил опуститься в чей-нибудь доверчивый глаз. И его старания не остались не замеченными.
Первым отличился дворник. Он погрозил кулаком небу, издал парочку неблагозвучных проклятий и исчез в подсобке, в сердцах треснув ни в чём не повинной лопатой о стену. Инструмент переломился пополам, а стена с честью выдержала удар.
Освободившееся от дворника место на сцене тут же занял местный дурачок по кличке Вова. Как всегда, с авоськой в руках, уныло телепавшейся из стороны в сторону.
- Молочные! Молочные давай! - заорал он.
Эти малопонятные на первый взгляд слова означали, что он совершенно бесплатно принимает у населения стеклотару из-под молока и кефира. И только её. Пивные и прочие бутылки ему не подходили. Потому как мороки с ними: то тары нет, то учёт. Процент отбраковки непомерно высокий. А молочные — всегда пожалуйста. В общем, кто тут на поверку оказывался дураком, ещё разбираться да разбираться.
- Держи! - раздалось откуда-то сверху, и на голову Вове чуть было не опустилась литровая бутылка.
В самый последний момент он ловко уклонился от бомбы, и она ухнула в сугроб, целая и невредимая. Вова осторожно выудил её на свет и затолкал в авоську, довольный почином.
Впрочем, такая удача сопутствовала ему не всегда. В том, собственно, и состоял общественный договор между ним и студентами: он им — зрелище, они ему — ценное стекло, на которое он потом накупит в аптеке настойки боярышника, ополоснёт нутро и забудется в каком-нибудь тёплом подъезде. В редкие моменты славы у него даже получалось поймать бутылку на лету. В большинстве же случаев сыпавшиеся из окон подарки безвозвратно бились, в том числе, и о различные твёрдости его тела.
Потирая ушибленные места, он отвечал на немилосердный хохот своим фирменным:
- Не ори!
И продолжал охоту.
- Молочные! - снова обратился Вова к аудитории, напоминая о своём присутствии, однако вместо подарка тут же получил в спину крепким снежком. Это стайка бесшабашных студентов, одетых в свитера и спортивные шапочки, выскочила на улицу и принялась катать ровные колобки, чтобы обстреливать ими друг друга и вообще всех, кто покажется на глаза.
Вова раскрыл рот, чтобы выразить своё возмущение, за что жестоко поплатился — следующий снежок застрял у него во рту, буквально обрызгав гланды мелкой холодной пылью. Пришлось занять нейтралитет и спрятаться за кирпичной стенкой, ограждавшей вход в подвал.
