Олег Рыков - Разговорчики в строю №2
Мечту детства сменили реалии флотских будней, но латентная тяга к самолетам сохранилась…
Наш «Чарли» (так его называли американцы), наш славный корабль пасся уже месяц у берегов Канады и США, наблюдая за активностью их флотов. Активность вскоре сдохла и уступила место скуке. Скуку развеивали канадские либо американские корабли, лазающие как привязанные на кормовых курсовых углах «Чарли». Американцы вели себя сдержанно холодно, ребята из Королевских ВМС были повеселей. Служба у них такая райская. Думаю, что, когда душа моряка попадает в рай, у ворот (для проверки) его встречает американский флотский, организует его распорядок дня немецкий кригсмаринер, кормит французский кок и развлекает матрос Ее Величества ВМС Канады. Службу канадцы несли в основном прибрежную; корабли их в большинстве были отслужившими свой срок британскими фрегатами и деревянными тральщиками. Нашим любимцем был малыш-тралец по имени «Фанди». Даже имя игрушечное! На «Фанди» служили счастливые люди: утром убегали от берега и жен на 20 миль, ложились в дрейф, выносили на ют огромную стереосистему «Сони», разворачивали шикарные спиннинги и начинали рыбалку под веселый рок-н-ролл. Рыбалка прерывалась лишь на 2 минуты, когда с борта «Чарли» доносился Гимн Советского Союза, говорящий о начале дня в стране Советов, и канадцы вставали по стойке смирно для отдания чести нашему флагу. Наши же матросы дико смотрели на «Фанди», перекатывая «шары» руками в карманах и доводя старпома до истерики. Когда же с «Фанди» однажды зазвучало «Боже, храни Королеву», старпому хватило всего пять секунд для построения воинов на правом шкафуте. Воины не просто стояли по стойке смирно, но и приветливо улыбались. Думаю, что канадцы приняли рев и мат старпома за отдание воинских команд.
Однажды на «Фанди» случился особый день — кленовая страна праздновала День Авиации. По этому случаю канадцы устроили конкурс, суть которого — каждому члену экипажа сделать своими руками модель самолета и запустить ее с кормы. Дальность полета определяла победителя. Соревнования проходили весело, но мало результативно: бумажные самолетики, сдуваемые ветром, падали под корму тральщика. Глядя на веселых канадцев, мы кидали косяка на замполита и вспоминали его маму.
Вечером, гоняя чаи в каюте, я и друг Викентьич решили строить самолет. Не просто планер, а с двигателем, и не для того, чтобы улететь подальше от замполита, а во исполнение мечты детства.
Планер лежал на мне, как на сыне летчика, двигатель создавал и доводил Викентьич, как корабельный механик.
Через два дня на корабле пропали все расчески и офицерские линейки из «пороховой» пластмассы. По вечерам на полуюте раздавались шипение и мини взрывы. Викентьич, вытирая закопченное лицо черными руками, осматривал развороченный корпус двигателя (тюбика от зубной пасты) и шел выпрашивать очередной тюбик у штурмана Кости. Еще через два дня двигатель был доведен, набит последними расческами, найденными на корабле, и прикреплен под брюхо склеенного мной планера длиной около метра с блестящими объемными крыльями, обклеенными штурманской калькой с ацетоновым покрытием. Обмыв свое создание, назначили день и время пуска, когда старпом будет на обходе в низах, а командир давить на массу в своей каюте.
За эти четыре дня корабль спустился значительно южнее и оказался в зоне ответственности американского 3 флота. Соответственно, на корме «Чарли» висел фрегат US Navy типа «Оливер X. Перри» — «Линд МакКормик».
Ближе к заходу солнца на надстройку за фальш-трубой выбрались братья Лэфт (левые). Так нас назвал штурман Костя по ассоциации с братьями Райт. Он же обеспечивал скрытность испытаний, находясь на ходовом.
Викентьич положил на кап наклонную доску, с которой должен был стартовать наш суперджет, установил изделие и поджег фитиль в сопле двигателя.
Раздалось шипение десяти удавов, повалил густой белый дым, «МакКормик» заерзал у нас в кильватере и увеличил ход. Действия русских были ему непонятны…
Суперджет не взлетал! Викентьич быстро определил причину (лишком шершавая доска — схватил самолет в руку и стал ждать достижения максимальной тяги двигателя.
— Валера, бросай!!! — крикнул я, жалея жену друга.
Брошенный им самолет, пролетел короткое расстояние в направлении американца и упал в воду. Мы отвернулись и потеряли к нему интерес.
Но, когда услышали крики со шкафута «Во-о-о! Мля, хорошо пошел!», обернулись и опупели — наш джет, отчаянно дымя, мчался по воде прямо на фрегат бледнолицых. «МакКормик» начал циркуляцию, уклоняясь от советской торпеды, отдавая какие-то команды по внешней трансляции, звеня корабельными колоколами громкого боя…
Я и Валера присели и заползли за фальш-трубу. Наш же джет оказался слабоват — не дотянул до американца метров 20.
Спасло нас то, что фрегат рассмотрел все еще плавающий самолет в бинокль и не стал заявлять протест, щелкнув два раза по тангенте на 16 канале, давая знать, что шутку понял.
Сейчас Викентьич — седой капраз, но вспоминает тот пуск со слезами на глазах (от смеха).
КАРТ-БЛАНШ
Карт-бланш для политиков, юристов и моряков — понятие разное. Даже для моряков это разное понятие. Для штурманов «бланковка», чистый лист морской карты — конец всех ограничений, чистая вода, дающая немного свободного времени: можно незаметно вздремнуть, уткнувшись головой в автопрокладчик, можно сыграть милую шутку с молодым вахтенным офицером, но тут нужна серьезность во взгляде! Самая серьезная из серьезнейших серьезностей серьезности! Не улыбаясь, поменять карту вахтенному офицеру с бланковой на почти бланковую. Пусть там, в центре листа, будет маленький такой остров. Еще, сильно нажимая на правый палец своей ноги, серьезно поговорить с лейтенантом о бдительности несения вахты, не предупреждая его о виртуальности надвигающейся земли. Отпустить правый палец, расслабиться и, выждав, насладиться паникой молодого, орущего о неотвратимой посадке корабля на мель. Значит, карт-бланш для штурманов — рекреационное антистрессовое средство.
Для всех остальных «бланковка» — расходный материал:
— для замполитов — средство наглядной агитации;
— для прочих (офицеров и мичманов) — оберточная бумага, в которую заворачивается кета, кижуч или чавыча перед отправкой на… опа, не поймаете… в Украину или на родину;
— для старых садистов (командиров боевых частей) карт-бланш — самогонный аппарат.
Вы мне не верите? Не верите…
Устройство этого аппарата — не знакомая до боли кастрюля со змеевиком. В нем применен принцип холодного самогоноварения. И брагу не надо разводить, так как разводят лейтенанта.
Я был лейтенантом. Из меня тоже гнали спирт. Самому понравилось.
Меня вызвал мой начальник, старый боевой конь… из сказки Ершова, и предложил ускоренно «свальсировать в темпе румбы» в Гидрографию Флота для получения карт на поход. В основном — бланковых.
Взявшего низкий старт меня схватил за шиворот и спросил участливо:
— Ты туда без шила пойдешь, глупый?
— А что, Сан Владимыч, так не дадут?
— Не дадут. Там женщины работают, у которых мужья флотские. А они все пьющие! Вот, возьми бутылку, но обратно без нее… хм… карт не возвращайся!
Я надел соответствующие весне шинель и шапку, засунул в рукав бутылку и, делая высокие выПАды ногами, попылил в горку, держа пеленг чуть правее ресторана «Океан» на улице Ленинская. Пеленг лежал точно на здание Владивостокского цирка, веселящего толпу через улицу от Управления гидрографической службы Тихоокеанского флота.
Открыв резные дореволюционные двери, помнящие растрелли… расстрелянных офицеров штаба царского флота, был очарован испоганенной красотой когда-то чудного фойе с обязательной широкой мраморной лестницей. Она не была прямолинейно марксистской, а витой, напоминающей кудрявую бороду адмирала Макарова.
Оглядываясь, поднялся на второй этаж, где, постучавшись в тюремное окошко выдачи готовых карт, услышал:
— Ваши карты еще не отредактированы. Лейтенантик, приходите с бутылкой завтра. Если не женаты, приходите с шампанским.
Вставив бутылку в правый рукав, я весело запрыгал по лестнице. Обратный путь лежал под горку!
Вот и фойе, и за резной дверью путь на свободу, который оказался перегорожен шикарным каким-то несоветским контрадмиралом! Он выглядел как контра: хлыщеват, узколиц, длиннопалец, хрустящеманжетен, «третий шар в центральную лузу», «Вестовой, пару вдов в каюту! Клико, пейзанин!». И, самое страшное, перченые ироничные глаза Колчака! Начальник Гидрографии Флота! Житие мое!
Правая рука пошла вверх, но честь отдать не успела, так как потянулась за бутылкой, летящей под ноги Колчака и угрожающей разбиться вдребезги о половую плитку. Описав дугу, она мягко упала под одной ей известным углом самосохранения и покатилась под ноги адмирала.
