Александр Стефанович - Париж ночью
— Да, без всяких проблем.
— Какое счастье, какое счастье! Поймите, это дочь моих хороших знакомых. Чистая, легкоранимая, целомудренная девушка. Было бы ужасно, если бы кто-нибудь ее обидел или, не дай бог, на нее напал. Все гости вчера так за вас переживали.
— Это еще почему?
— Да вам просто повезло. Ведь минут через десять после того, как вы уехали, во дворе у нас кого-то зарезали. По-моему, какую-то женщину. Слышали бы вы, как она кричала!
Ночное радио
Как-то возвращаюсь я ночью домой в пятом часу утра из какой-то компании. Переезжаю через длинный мост, смотрю, молодая миловидная женщина ловит такси. Правда, на мою машину она смотрит с опаской. Но других нет. Останавливаюсь. Опускаю стекло.
— На Спиридоновку, — произносит эта дама.
— Это по пути, садитесь, — предлагаю я и распахиваю дверь.
Женщина садится, но не на переднее сиденье, а на заднее. Чем сразу демонстрирует дистанцию между нами. К тому же, расположившись за моей спиной, она называет сумму оплаты.
Чтобы лишний раз подчеркнуть, что я не ночной извозчик, произношу дежурную фразу:
— А я из бюро добрых услуг. Красивых девушек подвожу бесплатно.
Но пассажирка никак не реагирует на комплимент. Более того, в ответ на мой вопрос: «А как вас зовут?» — ледяным тоном отрезает:
— Это не имеет значения.
«Ну и черт с тобой», — думаю я, включая радио с ненавязчивой музыкой, и мы несемся к центру Москвы.
Вдруг слышу:
— Остановитесь здесь!
— Но ведь это не Спиридоновка.
— Мне нужно зайти в магазин, а вы меня подождите, — тоном, не терпящим возражений, заявляет она и удаляется в ночной супермаркет.
Я остаюсь на парковке, и меня начинает клонить в сон. Просыпаюсь от ударов по стеклу. Моя пассажирка, нагруженная четырьмя большими продуктовыми сумками, требует открыть ей багажник. Я выхожу из машины и демонстрирую, что он полностью забит. Место для сумок только в салоне.
Пришлось недовольной пассажирке уложить все свои пакеты на заднее сиденье, а самой сесть рядом со мной.
Чтобы как-то разговорить свою спутницу, я спросил:
— Как, по-вашему, есть разница между дневными продуктами и ночными? Какие вкуснее?
Пассажирка повернула голову и посмотрела на меня с недоумением. Шутка не прошла. Желания общаться со мной у нее не было. Даже на классический шоферский вопрос: «Как поедем, по кольцу или по бульварам?» — последовал короткий ответ:
— Все равно.
И никаких комментариев.
— Какая вы интересная собеседница, однако, — сделал я последнюю попытку.
Но попытка оказалась безуспешной. Чтобы не ехать в гнетущей тишине, я снова включил радио. Музыка немного поиграла и смолкла, а ведущий ночного эфира, сообщив свой телефон, предложил слушателям поговорить о любви и сексе. Но городу было не до того. Он еще крепко спал. Только после шестого или седьмого настойчивого предложения задавать вопросы в прямой эфир позвонила какая-то сексуально озабоченная дурочка и робко спросила:
— Воздержание — это хорошо или плохо?
Ведущий будто ждал этого вопроса. Видно, его самого заботила эта проблема.
— На эту тему не принято говорить серьезно: мол, что особенного, — вдохновенно начал он, — но именно из-за воздержания часто возникают неврозы, люди уходят в себя, у них снижается настроение, возникает вспыльчивость, они становятся раздражительными и ненавидят все вокруг. И вот что говорят специалисты: воздержание опасно. Возможна вообще утрата сексуальности, ведь от воздержания часто наблюдается угасание либидо. Известный сексолог Джон Грэй, проведя несколько лет в Тибете в монастыре, понял, что такое существование не для него. Он решил вернуться к обычной «человеческой жизни». И к своему ужасу, обнаружил, что уже не помнит, что к чему в интимном плане. От отчаяния ученый покончил с собой…
Ведущий замолк и запустил печальную музыку.
Я вздохнул:
— Какая страшная история. А ведь парень прав, воздержание действительно убивает.
Пассажирка повернула голову. Внимательно посмотрела на меня. После паузы неожиданно произнесла:
— Абсолютно согласна.
И я почувствовал ее руку на своем колене.
Что тебе еще сказать? Ночные продукты действительно оказались значительно вкуснее дневных. Мы их доели только к концу недели.
– Да, «воздержание убивает» — это мощный аргумент! — усмехнулся Пьер.
– Дело даже не в силе аргумента, а в той внезапности, с которой эта красоточка перешла из разряда «неприступных» в категорию «доступных». Знаешь, один мой приятель, художник, в ранней юности ухаживал за девушкой, соседкой по даче. Однажды, когда ее родители уехали в город и юная особа осталась без присмотра, он пригласил ее к себе. Они засиделись за полночь, и юноша принялся уговаривать красавицу остаться переночевать у него.
– Нет, никогда! — воскликнула она, — Тем более у тебя всего одна кровать.
– Не бойся! Клянусь, я тебя пальцем не трону… — обещал он.
– Хорошо, — согласилась девушка , — но с условием. Вот подушка. Я ставлю ее между нами. Это граница. Если ты сделаешь хоть одну попытку проникнуть на мою территорию, я тут же уйду и больше никогда не буду с тобой общаться.
Он поклялся держать себя в руках. Это ему далось с большим трудом. Всю ночь мой приятель надеялся получить свою порцию счастья, но любые попытки перейти границу сурово пресекались.
Утром он пошел ее провожать. Его молодая энергия бурлила и рвалась наружу. Влюбленный юноша стал рассказывать, на какие подвиги он способен ради той, в которую влюблен.
– Хочешь, я перепрыгну через этот забор?!!! — предложил он, когда они проходили мимо палисадника.
Красавица смерила его презрительным взглядом и произнесла:
– Куда тебе. Ты за целую ночь не смог через какую-то подушку перелезть…
Художник остановился как вкопанный. Он мне признался, что никогда в жизни, ни до, ни после этого случая, ему не было так стыдно.
Очки
В самом начале перестройки я работал на фильме, действие которого происходило «за бугром», а снимать на Западе было накладно. Снимали картину в Риге, тогда еще столице Латвийской ССР. Как ты догадываешься, не выезжая, к примеру, в Англию, снять фильм, действие которого происходит в Туманном Альбионе, практически невозможно. Тем не менее наши кинематографисты ухитрялись делать это вполне достоверно.
Другое дело — чего это стоило. Заставить зрителя поверить в происходящее помогала правда деталей. А в те времена у нас заграничных вещей практически не было. Поэтому были так важны на экране даже самые мелкие предметы — все эти авторучки, телефоны, чашки, стаканы, пепельницы, стулья, столы и люстры. Это была головная боль художников, реквизиторов, декораторов и костюмеров. За каждым «фирменным» предметом они вели настоящую охоту. К тому же режиссер-постановщик устраивал группе постоянные разносы за то, что вместо фирменных вещей в кадре оказывались «совковые».
Вечером, после завершения очередного съемочного дня, я возвращаюсь к себе в номер гостиницу и слышу робкий стук. Открываю дверь и вижу, что там стоит совершенно очаровательная девушка в больших красивых очках. Я подумал, что она ошиблась номером.
Спрашиваю:
— Вам кого?
— Мне нужен Илья.
А жили мы в номере с Ильюшкой-реквизитором. Но он в тот момент уехал в Москву на пару дней по семейным делам.
Я понимаю, что отпускать такую красотку нельзя, и заявляю:
— Я за него, проходите.
Она входит и говорит:
— Меня послал ваш второй режиссер.
Я говорю:
— Очень приятно. Располагайтесь, снимайте пальто, ой, какая вы милая девушка. Знаете, вы пришли как раз в тот момент, когда я хотел пойти поужинать. У меня к вам предложение: давайте мы с вами все дела обсудим в ресторане. Не возражаете?
Она, как воспитанная девушка, отвечает:
— Я не особенно голодна, но могу составить вам компанию.
Мы спускаемся на первый этаж гостиницы, заходим в ресторан. А там нас ждут деликатесы латышской кухни в широком диапазоне: от рольмопса и копченого угря до жареной миноги. Девушка решается их попробовать. Я объясняю, что лучше это сделать под бутылочку хорошего вина. В конце ужина мы танцуем под оркестр и целуемся. Потом поднимаемся ко мне в номер. Всю ночь мы проводим в объятиях, засыпаем под утро.
За завтраком я ей говорю:
— Дорогая, мне хотелось бы провести с тобой больше времени, но у меня, к сожалению, сегодня съемка. Ты оставь мне свой телефон. Очень хочу увидеть тебя еще, такая ты замечательная и прелестная. Ты не против?
Она отвечает:
— Буду ждать звонка, а сейчас я тоже должна идти.
Мы поцеловались, она уже пошла к лифту, и тут я ударил себя ладонью по лбу:
