Метта Фуллер - Дневник проказника
Мы плыли четыре дня и четыре ночи, прежде чем прибыли в Буффало, но я неплохо проводил время с матросами, которые сделали меня своим любимцем, потому что ничего не знали о моей дурной славе. Я рассказал им про моих сестер, про нового бэби, про телеграфиста и еще про многое, что их очень интересовало, а они рассказали мне про морского змея и про другие морские чудовища, про то, как завязывают морские узлы, как влезают на мачту и прочее. Я старался причинять как можно меньше беспокойства, но все-таки два раза упал за борт в глубоком месте, и они должны были прыгать за мною, и я потерял в воде серебряные часы Бена, которые подарила ему его мать, но я обещал подарить ему еще лучшие, когда приеду домой. Матросы вытатуировали мне якорь и корабль на моей руке, чтобы родители узнали меня, когда я в следующий раз потеряюсь. Мне было очень грустно проститься с матросами, когда мы приехали в Буффало. Я обнимал и целовал их всех и пролил несколько слезинок, а они написали мне свои имена с красивым росчерком и дали мне на память.
Капитан отвез меня на железную дорогу и сказал кондуктору, что за меня заплатят, когда я приеду, точно я был посылка наложенным платежом. Я ехал целый день и было уже темно, когда я доехал до нашей станции. Я взял слово с капитана, что он не будет телеграфировать, что я еду, потому что мне хотелось сделать сюрприз нашим. Я вышел из вагона и пошел домой окольным переулком, чтобы посмотреть, что они скажут, когда я приду нежданно-негаданно.
О, как забилось мое сердце, когда я подошел ближе! Мне казалось, что я сто лет не был дома. Я тихо прошел на задний двор и заглянул в окно столовой. Какая куча вкусных вещей была у нас за ужином! Но все сидели за столом, как мумии, и почти не прикасались к еде. Мама держала перед глазами носовой платок. Бесс была бледна и ничего не говорила, Бетти рыдала, когда принесла хлеб, Лили и Монтэгю повесили носы — вот так общество!
Тогда я прыгнул прямо в открытое окно, как резиновый мячик, и сказал:
— Ну, господа, у вас был бы лучший аппетит, если бы вы поголодали, как я, на необитаемом острове. О, как я голоден, дайте мне чего-нибудь поесть!
Что за встреча! Я не могу этого описать, я опускаю завесу. Только одно меня особенно поразило — оказывается, семьи негодных мальчиков так рады возвращению потерянных сыновей, как будто те не такие уж чудовищные дети. Даже маленькое смешное красное бэби смеялось, когда увидело своего дядю Жоржи.
Хорошо, что капитан захватил с собою шар: воздухоплаватель предъявил моему отцу иск в семь тысяч долларов, а теперь папе придется уплатить только за заплаты в оплетке, которые надо нашить там, где я прорезал дырки. Мои сестры хотят послать капитану шелковый флаг, а каждому из моих друзей английских матросов — серебряные часы; они ужасно милые (мои сестры, а не часы).
Глава 26. На паровозе
Дяде Самсону так надоело жить у нас, что он взял да и уехал. Он уехал надутый и даже не подарил мне пони на память. Мне было очень неприятно расстаться с моим дорогим дядей, прежде чем он купил мне пони. Если бы пони был у меня, я не так горевал бы об отъезде дяди. Он собирался уехать не раньше осени, но неожиданные обстоятельства ускорили его отъезд.
Теперь вакации[49], и у нас, мальчиков, полно времени для игр; вот мы и устроили выставку в сарае отца Чарли, после обеда, плата за вход три цента, взрослые платят половину. Чарли изображал обезьяну, Гарри — медведя, а я — «потрясающий экспонат». У нас были еще другие звери и несколько отделений в программе.
Я пошел к парикмахеру и велел ему обрить мне голову, а потом Чарли выкрасил мне лицо и руки темно-коричневой краской. Ему пришлось взять настоящую, которая осталась после окраски решетки, потому что другой у нас не было. Я хорошо в ней выглядел, только теперь она не сойдет целое лето. Сам не узнаю себя, когда смотрю в зеркало. Бесс говорит, что ей страшно сидеть за одним столом с таким потрясающим экспонатом. Она говорит что мне лучше обедать с Бетти, но Бетти тоже не хочет сидеть за одним столом с идолищем; поэтому мама оставляет меня наверху, когда нет гостей. Но дядя был страшно зол только потому, что я взял напрокат его вставные челюсти, чтобы иметь более дикий вид, и уронил их в колодец около дома Чарли, когда мы из него пили.
Было очень жарко; я не хотел их уронить. Колодец имеет шестьдесят футов глубины, и человек, который полез в него, не мог найти в нем дядиных зубов. Зубы были золотые и стоили кучу денег, и дядя чуть было не умер с голода, пока получил новую вставную челюсть. Мне было очень жаль его, но он не хотел принимать извинений от такого скверного мальчика. Как только дядя получил новые зубы (из никеля или резины, я уж не знаю), так что мог показаться на улице, он заказал экипаж и велел отвезти свои вещи в гостиницу.
У Гарри был ослик, которого мы хотели превратить в слоненка, и я взял потихоньку у сестры кашемировую шаль, чтобы ею покрыть ослика. Но ему нужно было иметь хобот, иначе все представление было бы испорчено, и мы не нашли ничего более подходящего, чем дядину слуховую трубку. Мы легко ее приделали, и выглядела она отлично. Затем мы сделали ослику более толстые ноги, обернув их попонами с лошадей отца Чарли, и обвязали его красной шалью, и он выглядел совсем, как настоящий маленький слон.
Посмотреть его стоило три цента. Но дядя дня два не мог слышать: ослик забыл, что он слон, прыгал как бешеный, всюду втискивал свой хобот и превратил слуховую трубку в лепешку. Это, да и случай с зубами, было уже слишком, для моего дяди, терпение его лопнуло.
Не знаю, может быть, он не ушел бы от нас, но мы взяли его лучший шелковый костюм, который он раздобыл в Японии, и надели его на Чарли, чтобы он изображал турка. А из дядиного красного носового платка сделали феску; на костюм попала краска, когда мы в сарае случайно опрокинули горшок с ней, и костюм был испорчен; это было очень досадно, потому что материя была красивая — все шелковые цветочки. Чарли мог бы быть осторожнее.
Но представление вышло чудесное. Пришли тринадцать мальчиков и три девочки. Мы выручили пятьдесят центов, которые пожертвуем в пользу бедных детей.
Мне все равно, что дядя переехал в гостиницу. Бетти сообщила мне по секрету, что он ей уже опротивел. Дядя говорит, что я из-за своего дурного поведения потерял большое счастье, но я думаю, мне не нужно счастья; у меня полно забав и я всегда сыт. Я не хотел рассердить его, когда приклеил лучшую накладную косу моей сестры к плеши на его голове. Я только хотел посмотреть, не будет ли он похож на китайца. Некоторые люди совсем не понимают шуток. Бесс говорит, что я испортил ей косу, которая стоит десять долларов.
Сегодня вечером вдруг позвонили у ворот, а Бетти ушла за. провизией; сестра посмотрела в щелку и сказала:
— О, Жоржи, это те важные люди, у которых я на той неделе была в гостях. В их семействе есть страшно симпатичный молодой человек. Бетти ушла. Знаешь что? Пойди отвори им, как будто ты лакей-дикарь из заморских стран, введи их сюда, а сам исчезни. Они недолго пробудут.
Я отворил дверь, расшаркался на подобие лакеев в отеле, и попросил их в залу. Потом я вышел, как сказала мне Бесс. Но мне стало скучно, и я опять шмыгнул в залу и подошел к стереоскопу, чтобы посмотреть в него.
Стереоскоп
Стереокарточки
— Жоржи, — говорит мне сестра тихо-тихо, — уйди отсюда.
— Зачем? — сказал я. — Ах, да, я и забыл. Но не все ли равно, они же увидят, что это твой маленький брат, хотя бы я был даже чернокож. Ты не можешь выдавать меня за маленького лакея.
Гости удивленно смотрели на нас, и сестра моя должна была объяснить им, что я выкрасил себе лицо, и краска еще не сходит. Тогда они сказали:
— Ах, да, мы слышали про него; ведь это, видимо, тот самый молодой человек, который один поднялся на воздушном шаре?
Мне кажется, весь город говорит обо мне, потому что у меня было несколько злоключений. Где бы я ни находился, везде меня поднимают на смех. Мне противно выходить на улицу, люди издеваются надо мной. Они называют меня не иначе как «потрясающий экспонат». Мне хотелось бы, чтобы краска поскорее сошла.
Скажу Бетти, чтобы она терла меня песком.
Ничто не помогает. Как далеко зашла моя шутка! Меня так высмеивают, дурачат и дразнят, что просто сил моих нет. Я думаю убежать к тете Бетси и остаться там, пока сойдет вся краска. Совсем невыгодно неделю за неделей изображать чудовище.
В самом деле, моя тетка, пожалуй, не узнает меня. Я наймусь к ней на службу, предложу ей за пропитание и квартиру чистить малину. Надеюсь, что к сентябрю, когда начнется школа, я опять буду обычного цвета. В следующий раз, когда Чарли устроит представление, он сам может быть потрясающим экспонатом.
Краска сходит пятнами и теперь они зовут меня леопардом. Ужасно, какие последствия может иметь то, о чем совсем не думаешь. Я всегда думаю, что мне лучше всего быть инженером, если уж не матросом или охотником. Я очень охотно бываю на станции. Билл Биллоуз — машинист на товарном поезде, который всегда здесь останавливается, один из лучших моих друзей. Он давно обещал взять меня на поезд, пока будет ждать пассажирского, и объяснить все, о чем я буду спрашивать; вот я вчера и был с ним и спросил его, как приводят машину в движение, и он мне показал.
