Борис Кудрявцев - Сор из избы
— Бери его, ребята! — скомандовал старший. «Ребятам» было лет по семьдесят. Видимо, они бежали, чтобы взять Каблука на месте, с поличным, и теперь не могли отдышаться. Каблук ждал с трубой в руках, дескать, подходи, кому жить надоело. Старички поправляли пояса с пустыми кобурами. Но у начальника караула был револьвер. Он и решил дело. Каблук швырнул в бурьян трубу и кинул руки за спину.
Особенных улик против него не было, забор стоит, как стоял, трансформатор надо еще отыскать, да и кто знает, как он очутился в вагоне под шлаком… В дружках Каблук уверен, как в самом себе, не расколются.
Всякий выходящий с завода с пустыми руками казался Каблуку подозрительным, из тех, кто берет всего один раз, но на всю жизнь. Честных показывают в кино, полтинник за билет. Тревога охватила Каблука, когда он подумал о Галкине. «Не он ли сковырнул отвал, щенок?!» Но вспомнилось, как Галкин ползал за кошельком, чуть не на брюхе, и Каблук успокоился. Парень тоже ждет «кусок» и ради него на все готов…
Нарушителя тем временем вели по винтовой лестнице на второй этаж к начальнику охраны. Железные ступеньки пружинили под ногами, гудели на разные голоса, словно хор на спевке. Каблук поднимался медленно и неохотно, и в такт ему звуки получались неторопливые и скорбные. Начальник охраны, отставной майор, дремавший за столом в ожидании смены, поднял голову и ждал, глядя на дверь. Лестница ему все поведала. Вели нарушителя.
Майор вздохнул и надел очки, чтобы быть во всеоружии, пригладил виски, подкрашенные зеленью. Нарушителем могла быть женщина. Майор был в зрелых годах, не старый, но после беспокойного дежурства выглядел не лучше своих подчиненных.
Указ об усилении ответственности за мелкие хищения на производстве заставил по-новому взглянуть на несуна, с охраны усилили спрос.
При виде Каблука майор сморщился. Он стал болезненней, чем раньше, воспринимать всякие ЧП на вверенной ему территории завода, а в последние дни они отзывались в нем болями в пояснице, возвращался застарелый радикулит.
В прошлое дежурство, три дня назад, в отвале сгорела деревянная тара на пять тысяч рублей. Ящики лежали лет десять, всеми забытые, почернели от дождей и погнили. А когда сгорели, подняли документы, и оказалось: тара на балансе, списанию не подлежит. Возместить ее стоимость грозили за счет охраны.
— Покажи карманы! — потребовал начальник охраны, разглядывая Каблука. — Поджигатель? Где спички?
— Какие спички? — удивился Каблук. — Мне работать надо, отпусти, начальник!
Каблук шагнул к двери. Его принимали за какую-то шпану.
— Стоять! — приказал начальник, массируя поясницу. Тара могла загореться от шлака, но лучше было бы найти поджигателя и взыскать ее стоимость через суд.
— Ограду ломал, — пояснил вахтер, — на отвале. Чуть в щепу не разнес, хулиган!
— Рассказывай, герой, — приказал майор Каблуку и взял листок бумаги, чтобы составить протокол, — кто такой и откуда?
Рассказывать Каблуку было нечего, разве что про трансформатор.
— Пиши, начальник, — сказал Каблук, отводя глаза, — фамилия Галкин, Аркадий, разнорабочий из кузницы…
Майор строчил, поверя и не требуя документов, требовать удостоверения было бесполезно, начальник охраны знал по опыту, нарушители удостоверений при себе не держали, выходя на дело.
— Зачем забор ломал? Вынести хотел? Что именно…
Каблук в ответ пожал плечами: «Ничего!» Майор молчал. Он привык, что «несуны», схваченные с поличным, жалуются на нужду, дескать живут бедно, материально нуждаются, нет рубля, чтобы купить в магазине известки, белил, олифы, гвоздей. Приходится ловчить… Как без гвоздей-то? Жена на порог не пустит… А поглядишь, во дворе у «бедняка» «Жигули» стоят, дом в два этажа, теплицы с паровым отоплением… Каблук на нужду не напирал. Что-то тут было другое и надо угадать.
— Ославился ты, Галкин, через этот забор на весь завод! — начал майор, глядя на нарушителя и стараясь приметить его реакцию.
— Ославился? — Каблук вздрогнул от неожиданности и оглянулся на дверь, собираясь бежать. Слава ему ни к чему.
«Ишь, ты! Гордый!» — определил бывалый охранник. — «Это неплохо… Воспитаем!»
— Есть у нас для таких, как ты, черная доска! Не видел? Фотокарточку твою повесим, чтобы люди знали. Сейчас фотографа позову.
Каблук сделался пунцовым, глаза забегали. «Эк его разобрало! — определил майор и порадовался. — Небось, зазноба! Гусар…»
— На черта мне ваш фотограф! — обозлился Каблук. — Жаловаться буду! Ничего я не выносил и забор целый… Привязались к человеку! Люди воруют, и ничего. Чистые! А меня из-за доски — на доску!
Разговор становился принципиальным. У Каблука были одни примеры, у майора — другие. Побогаче. Он знал, к примеру, что парни отвинтили цветные стекла со светофоров на заводских путях и получилось крушение поезда, завод понес убытки. Или взять грузила для сетей: смешно сказать, но их и сейчас рыбаки отвинчивают на рельсах, как чеховский злоумышленник, и свято верят, что поезд устоит, не сковырнется…
— Отвал проклятый виноват! — жаловался майор. — Через него не то что грузила, станок можно вывезти, — он был недалек от истины, — погрузить в вагон с отходами, подцепить тепловозом… В каждый вагон с шлаком не заглянешь. Да и что в нем разглядишь?
Вахтеров не хватало даже для проходных, старики часто болели и пропускали дежурства, а грузопоток рос, люди шли лавиной, и на вооружении охраны не было даже подвесных зеркал, чтобы заглянуть в вагон или кузов грузовика. Вертушка на входе — вот и вся механизация…
— Отвала-то нет, — хмуро заметил Каблук. — Позаботились…
— Да-да, — оживился начальник охраны, — спасибо ребятам! Давно пора, давно… Руки не доходили!
Начальник подобрел и даже подмигнул Каблуку, намекая на что-то, известное только им двоим. Что он мог знать? Ничего. Но, кажется, готов был простить Каблука.
— Я вижу, ты раскаялся, Галкин, это хорошо… Пока что иди работай, но помни: второй раз попадешься, не отпустим! Под суд пойдешь…
За неимением улик Каблука пришлось отпустить. Но это мало радовало его. Трансформатор сплавить не удалось, скоро его найдут, поди, спохватились, рыщут электрики. А коли так, надо уходить… Каблук напряг воображение и содрогнулся: кому мешал отвал и что случилось с заводом?
Клава Шиш заявление об уходе не подала, как Каблук, она верила в свою везучесть. Вернулась в столовую, прошла к заведующей и добровольно вывалила фарш и вырезку ей на письменный стол. Сказала в сердцах:
— Нате, подавитесь! Костей вам жалко, да?!
И заревела в голос, оглушив. Костей директору было не жаль. Она дала воды в стакане и стала убеждать, что фарш — не кости, а вырезка идет первым сортом в ростбифы и бефстроганов, учет их ведется поштучно… Трофеи взвесили и написали протокол, но Клава, не дожидаясь следствия, пошвыряла вещественные доказательства в котел, а изголодавшаяся смена кузнецов их съела. Клава понесла невосполнимые моральные потери, жила скучно, возвращаясь домой налегке через центральную проходную, как интеллигент.
* * *Отвал считался важной частью заводского организма: в этом была убеждена не только Клава Шиш или Каблук, лично они в то утро будто остались без рук. Что-то вроде ампутации испытали литейщики. В тот самый момент, когда Клава пыталась вынести левое филе, из литейки в отвал катилась железнодорожная вертушка из пяти платформ со шлаком и формовочной землей, нашпигованной, как повелось, металлической крошкой. Клава поступила мудро, вернув вырезку в общественный котел и не требуя компенсации. Но от шлака с горелой землей, даже фаршированной металлом, отказались все. «Вертушка» увязла на стрелках, без всяких перспектив на разгрузку. Разыгрался ведомственный конфликт. Затор на путях, разрастаясь со временем, как раковая опухоль, мог задушить производство. Платформы с битым огнеупором, древесиной и металлической стружкой, деревянной и металлической тарой, макулатурой и просто мусором заполнят тупики и порушат графики оборота вагонов. В предчувствии надвигающегося, звенели телефоны в высоких инстанциях. Производство начало трясти. Сначала потихоньку, потом все ощутимей…
А снаружи, на месте бывшей свалки, давно ставшей общегородской, хотя и незаконной, потерянно кружили грузовики с хламом, не решаясь опорожнить кузова. На табличках, натыканных по всем углам, значилось: «Свалка мусора запрещена! Штраф 5000 руб.». Последние два ноля кто-то подрисовал озоруя, но и без них цифра внушала…
Звонили директору завода, прорываясь сквозь другие разговоры и мешая работать:
— Дмитрий Павлович, разрешите вывалить пять тонн жестяных банок из-под ядохимикатов? Вторчермет их не берет, хранить у себя на складе мы не можем, по санитарным нормам! — это из городского аптечного управления.
