Валерий Романовский - Белая кость
Только штурман с доктором пошли на второй заход в парную, как прохиндей-минер, сняв с веревки совсем еще мокрый носок, вывернул его наизнанку, и, как презерватив надел на руку. Затем открыл дымоход, не используемой летом маленькой печки, стоящей в предбаннике, и решительно поводил рукой с надетым на нее носком, по стенкам дымохода и, снова вывернув носок, повесил его на место. Затем, он повторил все манипуляции со вторым «карасем».
Через минуту, как ни в чем не бывало, минер молча присоединился к парящимся.
Носки высохли, и штурман засобирался. Его убытие «на дело», отметили очередным заходом в парную. Попив еще чаю и поглазев в плохо показывающий телевизор, офицеры отправились ночевать на лодку. Настроения не было. Магадан со своими «красотами» уже порядком всем надоел.
Ночью, на спящую лодку, неожиданно вернулся штурман, и началось такое!? Цирк-шапито, да и только. Клоуны Олег Попов и Юрий Никулин со всеми известными укротителями мелкого и крупного зверья, — могли просто отдыхать.
Первый «удар» приняла вахта вместе с мичманом-дежурным по кораблю. К моменту прибытия в центральный пост, вдоволь наоравшись на уже наказанного боцмана, командир БЧ-1, изматерив поднятую им по тревоге штурманскую команду, отправил ее в 2 часа ночи устранять замечания, обнаруженные на корпусе и мостике.
Разуваться, обезумевший штурман, начал в центральном посту, куда на шум, как мухи на дерьмо, уже сползлись замполит, врач и механик. Минутой позже, с лицом ребенка, источая святость, проявился минер.
Из чистых с виду носков штурмана окружающим вдруг явились ноги тропического кочегара.
Чистюля и аккуратист по жизни, штурман едва не плакал. В глазах стояло что-то напоминающее слезы. Замполит, обалдевший от увиденного, и вообще ничего не понимающий, насколько позволяло пространство центрального поста большой дизельной подводной лодки, «нарезал» круги вокруг кресла, в котором безвольно, как брошенная ветошь, раздвинув грязные ноги, сидел расстроенный навигатор. Зам. периодически наклонялся, откровенно шевелил ноздрями, фильтруя ими воздух отсека, пытаясь кустарно определить, пил штурман или нет. Затем тоном неоспоримого факта выдавил:
— Где ж вы так нажрались, Александр Борисович?
Окончательно сраженный, кристально трезвый штурман только и смог простонать в свою защиту:
— Да вы что, товарищ капитан 3 ранга?
Мудрый, как чукча доктор наклонился и потер пальцем черноту на ноге. Потом, внимательно посмотрев и понюхав, завершил мгновенный анализ, сделав обществу громогласное заключение:
— Это не болезнь. Это грязь, однако.
Вызвав вахтенного, он приказал принести «обрез» теплой воды.
Хохма заканчивалась благополучно. Ноги были вымыты. Теплое мытье нижних конечностей до колен успокоило штурмана окончательно. Зеваки разбрелись по своим каютам продолжать прерванный сон. Через час успокоенный Александр заглянул в каюту к меху. Он уже улыбался, и улыбка была конкретной не наигранной.
Штурман с механиком дружили с лейтенантов, и было видно, что Сашка имеет желание поделиться с ним результатами своего «романтического облома».
Сначала он рассказывал спокойно, без эмоций, но, дойдя до «постельной сцены» вдруг тихо рассмеялся. Очевидно, ярко представил всю картину своего позора в красках.
— Светлые чувства, старик, ярче всего проявляются в темноте, как специалист говорю, но, когда она включила свет, и я вдруг увидел свои ноги — ноги трубочиста — на идеально белых, крахмально чистых простынях, шок лишил меня «всего» сразу: и речи, и желания, — вспоминал он с форменным ужасом. — Как покидал «поле боя», четко не помню. Но то, что бежал всю дорогу от дома до лодки, это факт.
— Кто же так зло посмеялся? Ведь мы в бане были все вместе?
— Не расстраивайся, Саня, и не расспрашивай. Все, что ни делается,
к лучшему! Сейчас тебе этот случай надо хорошенько переспать. А завтра воскресенье, сходим в город. Ресторан за нами. Виновные будут проставляться.
На том, и порешили.
Утром об инциденте никто не вспоминал. После обеда решили пойти в город. В те времена ресторан в Магадане был один с гордым названием «Тайга». Невзрачное здание барачного типа с маленькими окнами, нехитрой вывеской и расписанием, поясняющим посетителям, когда заведение работает как столовая, а когда, как ресторан. Местная публика с любовью называла кабак по-своему — «Бурелом».
Сервис был незатейливый. Маленькие окошки с занавесками, столы под пластик с типовыми стульями, буфет со стойкой. Обслуживали все это три совершенно несимпатичные официантки. В чистом туалете «очкового типа» какой-то «золотоискатель» аккуратно вывел фломастером: «Ничего хорошего из вас здесь не выйдет!»,а другой гальюнный «философ» тревожно информировал, что «лучше семь раз здесь покрыться потом, чем один раз — инеем». Чувствовалось, что люди в этой тиши охотно делились и житейскими наблюдениями, и переживаниями.
Фляжку со спиртом, чем-то умело разбавленным по «широте», механик носил с собой постоянно. В этом вопросе он был признанный умелец. На закуску денег было постыдно мало. Спасительная тарелка с нарезанным хлебом стояла на столе и, вместе с солонкой, перечницей и горчицей представляла завершенный обеденный натюрморт. За окном, неизвестно что пощипывая, мирно паслась плохо ухоженный мерин. Его то и рассматривали с неподдельным интересом корабельные офицеры в томительном ожидании официантки. И она появилась, с сиськами, похожими на боксерские перчатки. При движении они мотались так профессионально, что грозили отправить в глубокий нокаут любого. Голосом продавщицы овощного магазина она спросила:
— Что заказывать будем молодые люди?
— А ничего, голубушка, — бархатным голосом ответил за всех штурман.
Взгляд продавщицы стал вопросительно-недоуменным.
Не давая ей расслабиться, Александр мгновенно озадачил ее очередным ласковым вопросом:
— А что, голубушка, можешь нам предложить из витаминов? Мы, понимаешь ли, подводники, только из автономки вернулись и так по витаминам соскучились, спасу нет!
«Кормилица» на минутку задумалась и изменившимся, почти извиняющимся тоном молвила:
— Ребята у нас транспорт ремонтируется, поэтому «Мерседес» сегодня пасется, и свежих овощей не завозили. «Витаминных» салатов сегодня не делали.
Немного подумав, она с улыбкой сообщила:
— Но у нас в буфете есть «клюква в сахаре». Сплошной витамин!!!
— А в какой цене? — живо поинтересовался штурман.
— Сорок копеек порция.
— Тогда, голубушка, нам, пожалуйста, четыре порции и столько же пустых стаканов, — хитро улыбаясь и многозначительно гипнотизируя ее взглядом, попросил Сашка.
— А стаканы-то зачем? — как бы не понимая, спросила она.
— А мы из нее сок давить будем! — широко улыбаясь, вставил молчавший до сих пор механик.
Ухмыльнувшись, грудастая «кормилица» удалилась.
— Ну, а что же жрет наш «Мерседес» с откидными копытами? — Весело поинтересовался у общества минер, распахнув маленькое, словно амбразура окошко.
Коняга мирно щипал что-то ведомое лишь ему одному. Кусок черного хлеба с солью, протянутый минером в окошко и призывное почмокивание губами, оказались для гнедого магическим. Не избалованное людским вниманием животное живо среагировало, потянувшись к угощению.
— Не портите нам коня! — недовольным тоном попросила вернувшаяся с заказом «кормилица».
— Да, жалко вот, гнедого! Вид у него больно «закормленный».
Оставив заказ, официантка, недовольно ворча, удалилась.
«Мерс» с удовольствием съел предложенный черный хлеб, чуть было, не отхватив минеру палец.
