Андрей Кивинов - Русская угроза (сборник)
— Вон, выбирайте, — кивнула она на висящие под потолком лукошки, — у меня, кстати, и удочка имеется. Если на рыбалку соберетесь.
— Да, Оля говорила, что у вас рыбные места. Непременно порыбачу.
Настроение Дмитрия Павловича улучшалось с каждой секундой.
— А работать, с вашего позволения, я, наверное, буду здесь, — он положил ладонь на небольшой столик, покрытый свежей скатертью и украшенный вазочкой с полевыми цветами.
— Да, я специально его сюда принесла. Оля сказала, вы пишете книгу.
— Да, пишу. Но скорее как любитель… До настоящего писателя мне еще далековато. Хотя уверен — такая обстановка придаст вдохновения.
Дмитрий Павлович поднял с пола принесенный чемоданчик, поставил на стол и откинул крышку. Пишущая машинка. Старенькая, с потертыми клавишами и подразбитым валиком.
— От отца осталась. Сейчас почти все на компьютерах работают, а я так, по старинке. Мне кажется, в ней есть какая-то теплота. Особая энергетика. Иногда я даже советуюсь с ней. И представьте, она мне подсказывает… И на работу настроиться помогает. В этом плане я консерватор.
— Я тоже старые вещи не люблю выбрасывать. В хозяйстве все может пригодиться.
— У нас с вами, наверное, родственные души, — гость посмотрел Тамаре Михайловне прямо в глаза, не прекращая улыбаться.
Взгляд его был каким-то уютным, именно такое сравнение пришло в голову хозяйке. Ей показалось, что Дмитрий Павлович ее старинный друг, вернувшийся после длительной разлуки. Она почувствовала себя с ним необычайно легко. Вероятно, гость обладал какими-то гипнотическими способностями.
— Пойдемте, я покажу вам свое хозяйство.
— С удовольствием.
Они вышли во двор, Тамара Михайловна провела его по участку, похвасталась цветами, парником и огородом. Дмитрий Павлович искренне восхищался и говорил хозяйке витиеватые комплименты.
— У вас и коза есть? — услышав блеяние, поинтересовался он.
— Есть. Зорька.
Они завернули за угол дома, к небольшой лужайке, на которой паслась пегая коза, привязанная к столбику. Дмитрий Павлович решительно направился к Зорьке.
— Осторожно, — предупредила Тамара Михайловна, — она бодливая.
— А мы с ней ласково.
Гость осторожно положил ладонь между рогов. Потом погладил травоядное животное по голове и потрепал по шее.
— Красавица, хорошая… Прелесть.
Зорька, обычно агрессивная на чужаков, на этот раз смирно стояла и не проявляла никакой агрессии. Дмитрий Павлович и правда обладал гипнотическими способностями. А может, просто был хорошим человеком. Говорят, животные сразу чувствуют это.
— Кроме меня, никто коз здесь не держит, — сказала Тамара Павловна, — а зря. Хлопот с ней немного, зато молоко свое. Вы любите козье молоко?
— Обожаю. Оно очень полезное.
— Я буду вам приносить по утрам. Хотите?
— Спасибо. — Еще немного потрепав козий загривок, гость вернулся на дорожку. — Тамара Михайловна, вы не стесняйтесь. Если что-то помочь по хозяйству, обращайтесь. Руки, как говорится, растут из того места.
— Да что вы… Отдыхайте. Я прекрасно справляюсь… А там у меня банька, — указала хозяйка на небольшой черный сруб, — старенькая, еще до войны построена, но очень жаркая.
— Люблю попариться. От души. Жаль, до речки далековато, а то б после парилки, да в холодную воду.
— Так у меня копанец есть. Вон, в кустах.
— Что, простите, есть?
— Копанец. Ну, пруд небольшой. Еще мать выкопала. Специально, чтоб после баньки макаться.
— Какое необычное слово. Копанец. Надо запомнить. Для книги. Я люблю такие народные слова. Если еще что-то знаете, буду рад.
— Да я сама-то городская, здесь только детство провела да вот после маминой смерти живу. Но можно с деревенскими поговорить. Наверняка что-нибудь знают.
— А деревня большая?
— Раньше большая была. Даже Суворов здесь имение держал. А сейчас дворов десять всего, да и то одни старики. Молодежь по городам разбежалась. Иногда дачники на лето приезжают.
— Печально, — наморщил лоб Дмитрий Павлович, — теряем традиции. Я читал, за один день в России исчезают две деревни.
— Куда исчезают?
— Совсем. Старики умирают, а молодежь в города бежит. Я, пока к вам ехал, столько домов заколоченных видел. Очень грустно.
— Ой! — спохватилась Тамара Михайловна. — Вы ж с дороги проголодались, наверное, а я вам тут экскурсии устраиваю!
— Ничего страшного, я бутербродов перехватил.
— У меня ж борщ свежий, специально сварила. Сейчас подогрею. Вы будете борщ?
— Не откажусь. Давайте так сделаем — я на речку прогуляюсь, а вы разогревайте.
— Хорошо. Минут через десять накрою. Если купаться захотите, лучше подальше пройти, там спуск к воде получше.
— Нет, я просто так пройдусь. Подышу.
Тамара Михайловна вернулась в избу, застелила на стол свежую скатерть, поставила на плиту борщ. Украдкой, словно стесняясь, посмотрела на себя в зеркало. Неодобрительно покачала головой, отыскала на трюмо завалявшуюся помаду. Подышав на нее, подкрасила губы. (Забыла, когда и пользовалась. А перед кем красоваться? Перед козой или Карабасом?) Быстро сняла платок, распустила волосы и, расчесав, заплела их в игривый хвостик. Поменяла платье на более веселое — белые ромашки на голубом фоне. Ну вот, совсем другое дело. Надо было сразу так сделать. По одежке встречают.
Вернувшись с прогулки, гость заметил перемены в облике хозяйки и еще раз уютно, по-домашнему, улыбнулся. Прежде чем сесть за стол, он достал из сумки две бутылки вина.
— Я, вообще-то, почти не пью, — похвастался Дмитрий Павлович, — это в подарок. Угощайтесь.
— Ой, да я тоже не любительница. Вот сливянки своей иногда выпью после баньки, и все. Может, хотите попробовать? Она не крепкая, градусов пятнадцать.
— Ну если не крепкая, то не откажусь. За знакомство.
Тамара Михайловна полезла за бутылью.
— Я по молодости, если честно, выпивал, — признался Дмитрий Павлович, — когда еще на «Скорой» работал. Иногда даже во время дежурства. Но после того, как больного по дороге в больницу потеряли, прекратил. И с тех пор держусь.
— Как это потеряли?
— Пьяного одного избитого ночью везли, а заднюю дверцу у машины плохо закрыли. На светофоре водитель резко газанул, носилки и выскочили. Они на колесиках. В больницу приехали, а больного нет. Представляете? Ни носилок, ни больного. Бросились назад. А он, как прикатил к обочине, так и лежит. Хорошо, пьяный, не понял ничего. А то б сколько шума было. С тех пор я на работе ни-ни, а потом и вовсе прекратил. Так, по большим праздникам, чисто символически.
Тамара Михайловна вспомнила своего отставника и вздохнула. У того каждый день — большой праздник.
Во время обеда гость немного рассказал о себе. Родом он из Мурманска, мать до сих пор живет там. Отец — в прошлом журналист, умер девять лет назад. После армии Дмитрий Павлович приехал в Ленинград, поступил в медицинский. Выучился на хирурга. Пару лет работал на «Скорой», женился, но неудачно, через год разошелся. Защитил кандидатскую, сменил несколько больниц, сейчас практикует в небольшой клинике, в центре Питера. Живет в однокомнатной квартире, в спальном районе. Смог получить жилплощадь благодаря влиятельным пациентам. До этого мыкался по общежитиям и съемным комнатушкам, но в Мурманск возвращаться не хотел. О том, что творится на личном фронте в настоящий момент, умолчал. А Тамара Михайловна сочла нужным не уточнять. По крайней мере пока.
— А книга?
— Книги, если так можно выразиться, мое хобби. Даже больше, чем хобби. Своеобразная смена обстановки, отдушина. Не у меня одного, кстати, такое увлечение. Булгаков, например, Чехов, если помните… Моэм, в конце концов. Психологи советуют периодически менять род деятельности. Например, с физического труда на творческий. И наоборот.
— А медицина настолько тяжелый физический труд?
— Еще какой. Порой приходится стоять у операционного стола по десять — двенадцать часов. В полном напряжении. Вы не представляете, что это такое. И если не разгружаться после этого, можно сойти с ума. Кто-то из моих коллег разгружается с помощью алкоголя, а я вот предпочитаю сочинительство. Небольшие эссе, рассказы, зарисовки. Все, что за день накопилось, выплескиваю на бумагу. Что не удалось сделать в жизни, удается в тексте. Это помогает лучше всяких антидепрессантов. Возможно, без этого я бы давно сломался, если можно так выразиться.
— А почему именно книги, а не музыка или еще что-нибудь?
— И рад бы музыку творить, но увы… Способностей нет. Ни слуха, ни голоса. А сочинительство — это мое. В принципе, говорят, любой человек при желании сумеет написать книгу.
— Как интересно. А ваши книжки выходили?
— К сожалению, нет, — с небольшим оттенком расстройства ответил Дмитрий Павлович, — во-первых, потребность в литературном творчестве возникла у меня не так давно, и написал я еще совсем немного, а во-вторых… Увы, рынок творческих услуг переполнен. Сейчас печатают, в основном, коммерческих авторов, а я себя к таковым не отношу. Да мне и не надо, чтобы меня печатали. Главное, самому получать удовлетворение. Вот вы, например, не для продажи делаете такую прекрасную сливянку?
