Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Слух подтвердился. Вокруг кучи беспорядочно сваленного имущества толпились граждане, ошарашенные тем, сколь неожиданной стороной обернулось к нам любимое искусство. Тут же носился нервный визгливый мужчина, который кричал на собравшихся, как прима-режиссер на бестолковых статистов.
Единственное, что можно было уловить из его речи, так это то, что машины нет и не будет.
И понесли доверчивые владельцы на себе все свои старинные лавки и сундуки, столы и комоды. Впрочем, нет, не все. Кое какого имущества в куче не оказалось. Например, бесследно сгинул самовар Анны Калмыковой.
Самовар этот с узорными прорезями и накладными медалями был, возможно, не самой драгоценной и все же самой дорогой вещью в доме Калмыковой. Согласно семейным преданиям, его привез прадед-казак, участник русско-турецкой войны, и вот уже почти сто лет приветливое бормотанье самовара неизменно сопровождало каждое торжество.
И вот самовара нет. Но есть расписка, есть адрес Свердловской киностудии, у которой в свою очередь есть директор. А это значит, что брезжила еще надежда. Калмыкова пишет директору горькое письмо: очень, мол, жаль самовара, но не так его, как веры в великое искусство кино.
Песчинка, упавшая на зеркальную гладь, сильнее взволновало бы озеро, чем письмо Калмыковой директора киностудии. Он равнодушно переадресовал жалобу директору снимавшегося фильма, а тот упокоил ее в дальнем ящике стола. И лишь звонок из редакции не позволил этому письму проскользнуть в окаменевшие студийные архивы.
— Нет, о жалобе мы не забыли, — попытался оправдаться директор картины. — Мы готовим ответ.
— Полтора месяца? А пятнадцати минут разве не достаточно, чтобы черкануть несколько строк о том, когда и как вы намерены вернуть самовар?
— А мы его вернуть не можем. Дело в том, что помреж, ответственный за реквизит, оказался пьющим. Пришлось уволить в разгар съемок.
— Значит, вы, директор, взяли на ответственную работу безответственно пьющее лицо, а расхлебывать это должны люди, виновные лишь в том, что поверили великому искусству?
Ах, при чем тут искусство!
Возможно, с позиции завсегдатаев кинофестивалей в Мар-дель-Плато доверчивость сельских обитателей выглядит забавно. Но прибережем иронию для самих себя. Скажите, а разве мы с вами не составляем впечатление о работе железной дороги по чистоте того одного вагона, в котором едем? О нравах в гостиницах — не по приветливости ли одного администратора, нас встречающего? О стиле работы райисполкома — не по деловитости ли одного служащего, решающего наш вопрос?
Так не будем же удивляться разочарованию жителей малого села от такой встречи с большим искусством. Куда уместнее выразить недоумение по поводу безответственности руководителей киностудии. Ведь это их именем обещали сохранность всех взятых взаймы вещей — а теперь ищи ветра в поле…
Кстати, картина, которая вышла на экраны, так и называется — «Ищи ветра!». Ничего себе совпаденьице…
Под знаком водолея
У нас гороскопами не увлекаются. Нет потребности. Туманные намеки звездочетов меркнут перед строгой научностью перспективного планирования.
В самом деле, ну что мог посулить гороскоп гражданке Бушанской, жительнице Бобруйска, на май 1966 года? «Третья декада благоприятна для осуществления продуманных решений…» Или: «Остерегайтесь блондинов с разноцветными глазами…» Или: «Не спешите с выводами по вопросам, имеющим для вас жизненно важное значение…» Так ведь это все чепуха и банальность! Для продуманных решений хороша любая декада, спешка, по свидетельству народной мудрости, хороша только при ловле блох, а что касается блондинов с разноцветными глазами, то в Бобруйске был, говорят, один, да и тот перебрался давным-давно в Усть-Каменогорск.
И насколько же выгодно отличается от шарлатанской расплывчивости гороскопов четкость предвидения Бобруйского горисполкома. За ним гражданка Бушанская как за каменной стеной. Потому что исполком не гадает, а решает. И в решениях его никакой двусмысленности. Их можно истолковывать так, только так и никак иначе!
Кстати, о стене. Правая стена дома, принадлежавшего Бушанской на правах личной собственности, уже давно нуждалась в ремонте. Равно как и кровля. И отремонтировать все это владелица намеревалась аккурат в третьей декаде мая. И не по гороскопу, а согласно научным метеорологическим прогнозам, сулившим Бобруйску погоду, благоприятную для кровельно-кирпичных работ.
Метеорологи не подвели, однако планы на ремонт пришлось отставить. Потому что в первой декаде мая исполком сообщил Бушанской ее будущее. Предсказание носило форму официального извещения о том, что дом ее подлежит сносу, так как ровно через месяц на данном участке закипит сооружение фабрики по ремонту мебели и квартир.
Столь четкому прогнозу позавидовало бы любое созвездие — от Центавра до Скорпиона. Но товарищи, принимавшие решения, и тут не остановились, справедливо полагая, что лучшее — враг хорошего. Будущее Бушанской и ее соседей было расписано с точностью бывшего железнодорожного расписания: и день, когда явится оценочная комиссия, и порядок, которому она будет следовать, и адреса квартир, которые будут предоставлены владельцам сносимых строений. Владельцы же, в свою очередь, предупреждались, что «в дома, подлежащие сносу в связи с изъятием участков для государственных и общественных надобностей, прописка запрещена. Запрещено также продавать, обменивать, дарить дом (или часть дома) кому бы то ни было без согласия нового пользователя земельным участком».
В извещении, правда, ничего не было сказано относитель-но запрета капитально ремонтировать дома, подлежащие немедленному сносу. Но мудрые бобруйцы и без гороскопов знали, сколь это неразумно.
Оценочная комиссия явилась на место с астрономической точностью. Домовые книги были изъяты у владельцев с решительностью, приписываемой Марсу. И вообще первые две декады мая 1966 года были насыщены стремительнейшими событиями. Все вокруг так спешили, что казалось, будто секунда промедления выбьет из строительства фабрики по ремонту мебели и квартир какую-то важнейшую и невосполнимую деталь.
Но уже третья декада, столь благоприятная, казалось бы, для продуманных решений, дала сбой. Стремительность уступила место тишине и застою.
И длился этот застой не месяц, не квартал, не год.
Он длился целых пятнадцать лет!
Пятнадцать лет под окнами жителей, терпеливо ожидавших переезда, не вскипало индустриальное строительство, не ревели самосвалы. Никто не спешил также с предоставлением жилья и с ассигнациями для компенсации. Тут даже пожилой и вовсе не легковерной Бушанской стало ясно, что на исполкомовском не-босклоне какое-то светило заколдобилось.
К концу десятилетия она, не выдержав неизвестности, обратилась в исполком.
— Послушайте, — сказала она, — я одна, а дом большой. Разрешите продать.
— Не разрешаем.
— Тогда разрешите продать полдома и купить где-нибудь часть.
— Нельзя.
— Ну, хоть квартирантов пустить можно?
— Да как же можно, если в решении ясно написано: ничего подобного нельзя совершать без согласия нового пользователя домом!
— А кто он, этот новый пользователь?
— Фабрика по ремонту.
— Но адрес, адрес ее какой?
— Адреса у фабрики еще нет, потому что она не построена.
Куда только не обращалась пожилая женщина — ее неизменно отсылали к «новому пользователю». Поверьте: Бушанская была упорна и настойчива. Она отыскала бы этого пользователя буквально под землей. Но нельзя найти то, чего нет. Начало строительства переносилось из года в год, и в этих туманных условиях разбазаривать драгоценный фонд зарплаты для конторы несуществующей фабрики сочли излишним.
И правильно сочли! И фабрику решили строить — тоже правильно! И участок выбрали верный, и решение приняли безукоризненное. И хотя жаль пожилую женщину с соседями, которые мытарились в разрушающихся домах пятнадцать лет, да ведь ничьей злой воли тут нет! Так уж сложилось — ничего не попишешь. Не отменять же безукоризненное решение из за слез одной старушки…
А может, все-таки попишешь?..
15 конце минувшего года, не выдержав хождений по замкнутому кругу, Бушанская приехала в Москву, в «Известия». Ее горестная исповедь обрела чеканные формы жалобы и — уже из редакции — была направлена в Могилевский облисполком.
Надеялись ли мы здесь, в редакции, на успех предприятия? Скорее, уповали. Больно много звезд сошлось против нашей читательницы. Ведь «нового пользователя» еще не было, а без его согласия шагу не ступишь.
И тут — о чудо! Узел, намертво затянувшийся за полтора десятка лет, был разрублен единым взмахом пера. После вмешательства Могилевского облисполкома Бобруйский горисполком разрешил Бушанской продать дом. Или полдома. Или пустить квартирантов. Короче — разрешил все, что по закону дозволено делать владелице индивидуального домостроения. А как же фабрика?
