Владимир Кунин - Кыся
— На чем зтот убивец должен за нами ехать? — спрашивал Водила и внимательно поглядывал по сторонам и в оба зеркала.
«Микроавтобус «Тойота» с мюнхенскими номерами — «М-СН»…»
— По ихнему, это «М-ЦеХа». А цифры запомнил?
«Нет. С цифрами у меня с детства заморочки…»
— Ну, ты даешь, Кыся… Цифры же — самое главное! Что еще говорил Бармен?
«Что это его последнее дело. Потом он уходит на покой».
— Покой я ему, суке, гарантирую. А кто из двоих должен меня на тот свет отправить?
«Или Лысый, или тот — из «Тойоты». Но тогда и Лысого с тобою вместе».
— Ага… А они ху-ху не хо-хо? Бляди!
«Как только они перегрузят кокаин — ты им больше не нужен…»
— Я им уже не нужен, Кыся. Перевез дурь через границу — и ладушки… Когда в деле корячатся такие бешеные бабки и торчат такие крупные фигура, как говорил Бармен, — кто же меня в живых оставит? Так что ты, Кыся, если что начнется — не высовывайся. Я и сам справлюсь…
«Дурак ты, Водила! Мы с Шурой никогда своих не закладывали! Учти, те оба с оружием…»
— Хер я положил на их оружие. Не боись, Кыся — прорвемся. И еще шороху наделаем. И на ночевку в Нюренберге пусть они не рассчитывают. Сейчас в Ганновере пообедаем с тобой, заправился под завязку и почешем мимо Нюренберга с песнями аж до Мюнхена. По дороге они с нами ни хрена не сделают. А там поглядим…
«Сколько мы уже от Киля проехали?» — спросил я.
— Километров двести пятьдесят. А что?
«А до Мюнхена еще далеко?»
— Примерно, шестьсот с небольшим. Тебе-то это зачем?
«Устанешь так, что они нас голыми руками возьмут».
— Не смеши меня, Кыся. Когда я работал на внутрисоюзных рейсах — я по полторы тыщи верст без сменщика и без отдыха шуровал по нашим советским колдоебинам и выебинам. И на чем?! На стошестидесятисильной «Шкоде» с рефрижиратором!.. А у нас с тобой почти четыре сотни лошадей вот под этим шведским капотом. И дорожка — лабораторная… Об чем ты, Кыся! Как говорят в Одессе — мне с вас смешно.
«Ты тогда был моложе…»
— Зато, сейчас я умнее. Гляди, Кыся, как эта лайба ходит!
И Водила пошел на обгон грузовика Лысого.
Я вообще-то ни хрена не понимаю в вождении автомобиля, но по-моему, Водила это делал мастерски!
Ах, как я в эту секунду пожалел, что с нами нет Шуры Плоткина! Во-первых, потому, что ВТРОЕМ мы наверняка бы нашли выход из создавшегося положения. А во-вторых, мне бы так хотелось, чтобы Шура увидел меня сейчас — мчащегося по роскошному германскому автобану в замечательном огромном шведском грузовике, запросто и на равных болтающего с Водилой этого грузовика, которьй вполне мог бы стать Шуриным приятелем.
Но еще больше я пожалел, что рядом с нами нет Шуры, когда мы остановились на обед и заправку под Ганновером!
Он же никогда не владел таких автозаправочных станций… Где, кроме бензина и дизельного топлива, Шура мог бы купить себе все, что взбрело бы ему в голову — от немецкой бутылки водки с милым названием «Ельцин» и американской шапочки с большим козырьком и надписью «Я люблю Нью-Йорк» до автомобильного аккумулятора и шин любого размера.
Здесь же Шура мог бы сходить в неправдоподобно чистенький туалет без запахов мочи и кала, принять горячий душ; пообедать в очень красивом ресторане или (как мы с Водилой и Лысым) в столовой самообслуживания с невероятно аппетитной жратвой; тут же Шура мог бы снять уютную комнатку с ванной в мотеле и переночевать под телевизор с двадцатью шестью программами из Германии, Австрии, Америки, Англии, Франции, Италии и даже Турции, как сказал мне Водила.
Вот что увидел я и чего никогда, к сожалению, не видел мой Шура Плоткин. Подозреваю, что и я все это увидел из-за экстремальности ситуации.
Как говорится — не было бы счастья, да несчастье помогло: приехав на эту «заправку», Водила не оставил меня в кабине, а посадил в сумку, ремень перекинул через плечо и потащил меня по всему этому сказочному придорожному раю, приговаривая тихо:
— А хер их знает, может, они захотят взорвать нашу машину?.. Сейчас это очень даже модно. Мало ли что им в башку встрянет… Так что давай-ка, Кыся, порознь не гулять. Куда я, туда и ты. О'кей? С этой минуты мы оба на военном положении — только вместе! Приказ понял?
Я чего-то муркнул ему в ответ, и Водила добавил:
— А кроме всего, это тебе и поглядеть полезно. Такого у нас в России, к сожалению, еще лет сто не увидишь. А в Германии на каждом шагу. Это их сильная сторона…
То, что такие автозаправочные станции не просто «сильная», а ОЧЕНЬ сильная сторона немцев, я убедился, когда при входе в столовую вдруг увидел две пластмассовые миски на низких подставках. В одной миске были навалены аккуратненькие кубики тушеного мяса с какой-то пахучей подливкой, а в другой — чистая, свежая вода.
Сверху, над мисками, было написано — «Хунде-Бар», что по-нашему, оказывается, — «Собачий Бар»! Так мне перевел Водила и объяснил, что проезжающие мимо Собаки могут тут бесплатно перекусить и утолить жажду.
— Лопай, Кыся. Халява, — сказал мне Водила и поставил сумку со мной прямо у мисок.
Не вылезая из сумки, я немного попил воды, а мясо есть не стал из-за подливы. Хека у них в этом «Хунде-Баре», конечно, не было. Их халява о нашем хеке даже представления не имела.
Но несмотря на подливу, несмотря на то, что само название «Хунде-Бар» для меня звучало несколько оскорбительно, — можно было вспомнить не только о Собаках, но и о Котах, разъезжающих по германским дорогам, сама идея создания такой кормушки показалась мне просто превосходной!
Лысый в Германии был всего во второй раз, языка не знал ни словечка, и поэтому не отставал от нас ни на шаг. А может быть, и не только поэтому. Может, ему хотелось найти наиболее подходящий момент, чтобы поговорить с Водилой насчет кокаина, предложить ему те пять тысяч долларов и договориться насчет возможности перегрузки той «фанеры» в «Тойоту». Которой, кстати, почему-то все не было и не было…
Я чувствовал, что Лысый в глубине души молится своему Господу Богу, чтобы мой Водила согласился на все его предложения и взял бы пять тысяч долларов. Чтобы Лысому не пришлось хвататься за пистолет с глушителем.
На голове у Лысого красовался зеленый военный берет десантника, снизу обшитый тоненькой полоской коричневой кожи. Полностью закрывал лысину. Джинсовая куртка распахнута — и всему миру была предъявлена бьющая по глазам ярко-красная рубашка с выпущенным на куртку воротником. Я уж грешным делом подумал, что Лысый специально надел такую рубаху, чтобы тот Тип из «Тойоты» с мюнхенскими номерами мог его сразу узнать.
К слову сказать, я обнюхал Лысого со всех сторон и оружейного запаха не обнаружил. Наверное, на время пересечения границы Лысый заныкал пистолет в одну из коробок с водкой в своем фургоне.
По логическому развитию событий случай напрямую поговорить с моим Водилой представился Лысому в столовой самообслуживания, где мы втроем обедали.
Я на секунду отвлекусь от всей этой сволочной криминальной истории, чтобы поведать о блюде, которого я никогда в своей жизни раньше не пробовал и узнал о его изумительном существовании только лишь на той автозаправочной станции под Ганновером.
Интересно, ел ли когда-нибудь мой Шура Плоткин «татарский бифштекс?!» Не знаю, не знаю…
А вот я — ел! Я его ел в центре самой богатой страны Европы, как сказал мне мой Водила. А еще он сказал, когда принес мне «татарский бифштекс»:
— Я, Кыся, поглядел у «Хунде-Бара» — ты тушонку с подливой не очень уважаешь. Может, тебе эта хреновина подойдет? Мне лично она жутко нравится.
И показывает мне тарелку, на которой лежит такой довольно крупной лепешкой одуряюще пахнущий сырой мясной фарш! А вокруг него — кучка мелко нарезанного лука, горка порубленных в крошево соленых огурчиков и штук десять моих любимых оливок без косточек!
— Етиттвоюмать! — удивился Лысый. — Ну, ты даешь, парень!.. Так ты обе эти тарелки с сырым мясом коту взял, что ли?!.
— Нет. Одну — себе, а что?
— Так они же по двенадцать марок!.. Я же видел…
— Ну, и что?
— Как «что»?!.. Это же почти по девять долларов!..
— А и хер с ним, — сказал Водила. — Лично мне — Кот дороже.
Мне это так понравилось, что я даже об его ногу потерся.
А Водила… Вот он иногда такой умный, такой сообразительный бывает, а иногда — мудак мудаком… Водила, видишь ли, подумал, что я так выражаю свое нетерпение скорей пожрать, и говорит:
— Не торопись, Кыся, не торопись. Я вот только эти приправки себе ссыплю, а то ты их вряд ли есть будешь.
И сгребает с моей тарелки в свою — лук, соленые огурчики и оливки.
Вот когда он дошел до оливок — тут уж извините! Я пулей вылетел из сумки к нему на колени, мгновенно подцепил когтями пару оливок и быстренько отправил их себе в рот!
За маслины и оливки я могу, по выражению Шуры Плоткина, «продать план родного завода». Шура считал, что такой гастрономический изыск — подтверждение моей яркой индивидуальности.
