Пэлем Вудхауз - Дева в беде
— А теперь ступай, — сказал человек. — Вали отседова. Я послежу. И ежели я тебя увижу в «Трех голубях»…
Пауза была еще выразительней, чем речь, а речь — почти столь же красноречива, как взгляд. Лорд Бэлфер заткнул листок за ворот свитера, сунул в карман шиллинг и вышел из дома. Почти целую милю пути по достопамятной дороге он ощущал за своей спиной могучее Присутствие, но ни разу не оглянулся.
А впереди ужасный путь,
Пустынный, страшный путь,
И он не смеет по пути
Хоть в сторону взглянуть,
Тогда ему не даст идти
Зияющая жуть.
Через поле Мод пробралась к коттеджу у Платта. Душа ее была легка, как ветерок, шуршавший зелеными кустами. Весело подбежала она к двери. Рука ее потянулась к звонку, и тут изнутри раздался звук знакомого голоса.
Она достигла цели, но ее опередил отец. Лорд Маршмортон выбрал для своего визита к Джорджу Бивену то же время, что и она.
Мод на цыпочках ретировалась и поспешила в замок. Как никогда прежде, она ощутила, каким гнетом может оказаться для девушки слишком навязчивая семья.
Глава XVI
Когда прибыл лорд Маршмортон, Джордж читал доставленное утренней почтой письмо от Билли Дор. Оно было в основном посвящено передрягам, переживаемым подругой мисс Дор, мисс Синклер, из-за Спенсера Грея. Судя по всему, Спенсер Грей вел себя довольно странно. Относясь к мисс Синклер на ранних стадиях их знакомства с почти нескромной пылкостью, он вдруг охладел к ней. За недавним обедом он держался с непонятной отчужденностью и вот теперь, к моменту написания письма, исчез совершенно, оставив одну лишь обрывочную записку о том, что вынужден срочно выехать за границу и, как это ни прискорбно, они вряд ли встретятся снова.
«Он, — писала мисс Дор со вполне обоснованным негодованием, — наговорил бедной девочке, что она — единственная на свете. Если он думает, что может смыться, бросив „До свидания, желаю удачи!“, то глубоко ошибается. Но и это не все. Ни за какую границу он не уехал. Я видела его сегодня днем на Пиккадилли. Он тоже меня заметил и как ты думаешь, что он сделал? Нырнул в переулок! Каков голубчик, а? Должно быть, несся, как заяц — когда я добежала до переулка, его уже и след простыл. Поверь мне, Джордж, тут что-то не так».
Побывав уже раз или два конфидентом в бурных романах Биллиных подруг, романах, которые где-то на полпути всегда шли наперекосяк и, не достигнув точки равновесия, умирали естественной смертью, Джордж заинтересовался ими разве что в одном смысле — письмо утешительно свидетельствовало, что не у него одного неприятности такого рода. Он просматривал остаток письма и был уже в самом конце, когда раздался резкий стук в дверь.
— Войдите, — крикнул Джордж.
Вошел невысокий плотный человек средних лет. С первого же взгляда Джордж силился и не мог вспомнить, где он его видел. А ведь точно видел! Наконец он вспомнил: это садовник, которому тогда, в замке, он передал записку для Мод. С толку сбили заметные перемены в его облачении. Когда они впервые встретились, на нем была неопрятная садовая одежда. Теперь же, надев, по-видимому, свой выходной костюм, он выглядел занятно франтоватым. Право же, встретив его в аллее, можно было принять его за добропорядочного соседа.
У Джорджа запрыгало сердце. Влюбленный — вечный оптимист, и он не мог придумать иной причины для прихода этого человека в коттедж, кроме одной — ему поручено передать записку от Мод. Урвав у счастья секунды, он поздравил себя с обретением такого великолепного посредника. Очевидно, садовник из старых, преданных слуг, о которых пишут в книгах — верный, доброжелательный, надежный, готовый на все ради «маленькой мисси (благослови, Господи, ее душу»). Может быть, он еще качал Мод на коленях и с собачьей привязанностью следил за ее детскими забавами. Джордж приласкал гостя взглядом и поискал в кармане надлежащее вознаграждение.
— Доброе утро, — сказал Джордж.
— Доброе утро, — ответил садовник.
Придира сказал бы, что говорил он грубовато и без радушия. Но в том и таится прелесть этих преданных слуг. Это их конек — намеренно скрыть золотое сердце, принимая строгую и отчужденную манеру, И, заметьте, «Доброе утро», не «Доброе утро, сэр». Нарочитая независимость, подобающая свободному человеку. Джордж старательно прикрыл дверь и заглянул на кухню. Миссис Платт ушла. Все в порядке.
— Вы принесли записку от леди Мод?
Несколько мрачноватое выражение лица сменилось выражением суровым.
— Если вы имеете в виду мою дочь, — сказал гость ледяным тоном, — то вы ошиблись.
В последние дни Джордж не был чужд потрясений и даже свыкся с ними, но это, последнее, совершенно потрясло его.
— Прошу прощения? — сказал он.
— И правильно делаете, — отвечал граф.
Джордж сглотнул раз и другой, стараясь ослабить странную сухость во рту.
— Вы — лорд Маршмортон?
— Да.
— Боже правый!
— Вы удивлены?
— Нет, ничего, — пробормотал Джордж. — Вы, по крайней мере… я хочу сказать… Просто вы очень похожи на одного садовника у вас в замке. Я… вы, конечно, сами замечали. — Садоводство — мое хобби.
— Значит, это были вы…
— Я.
Джордж сел.
— Тут надо подумать, — сказал он.
Лорд Маршмортон остался стоять. Он сурово покачал головой.
— Ничего не выйдет, мистер… Я не знаю вашей фамилии.
— Бивен, — сказал Джордж, радуясь, что в этой душевной буре он еще не забыл ее.
— Не выйдет, мистер Бивен. Это нужно прекратить. Я говорю о странной связи между вами и моей дочерью. Ее надо кончить немедленно.
По мнению Джорджа, эта связь вряд ли начиналась, но он промолчал.
Лорд Маршмортон продолжил речь. Леди Каролина велела ему быть предельно суровым, и его решимость придавала речи ту строго отмеренную суровость и тщательность, которые отмечали его нечастые выступления в Палате лордов.
— Я не хотел бы судить слишком строго. Молодость — романтический период, когда сердце преобладает над разумом. Я и сам был когда-то молод…
— Вы и теперь молоды, — сказал Джордж.
— А? — вздрогнул лорд Маршмортон, от приятной неожиданности теряя нить рассуждений.
— Вам не дашь больше сорока.
— Ну, что вы, что вы, мой мальчик… то есть, мистер Бивен.
— Честно, не дашь.
— Мне сорок восемь.
— Расцвет жизни.
— По-вашему, я не выгляжу на столько?
— Ни в коем случае.
— Ну, ну. Кстати, как у вас с табаком, мой мальчик? Я забыл дома кисет.
— Вот там, у вас под локтем. Недурен. Купил в деревне.
— Я курю такой же.
— Интересное совпадение.
— Необычайное.
— Спичку?
— Спасибо, у меня есть.
Джордж тоже набил трубку. Все это уже походило на встречу друзей.
— О чем я говорил? — сказал лорд Маршмортон, выпуская уютное облако. — Ах, да. — Он вынул трубку изо рта, чуть-чуть смущенно. — Да-да, именно так.
Наступило неловкое молчание.
— Вы и сами должны понимать, насколько это невозможно.
Джордж покачал головой.
— До меня, может быть, медленно доходит, но я не понимаю.
Лорд Маршмортон припомнил часть из того, что его сестра велела сказать.
— Во-первых, что нам о вас известно? Вы совершенно чужой человек.
— Ну, мы все как-то быстро знакомимся друг с другом, правда? Только что я встретил на Пиккадилли вашего сына, мы поговорили, и вот вы уже наносите мне добрососедский визит.
— Это не совсем визит…
— Но вышло-то именно так.
— И потом, понимаете… Мы — древний род. Маршмортоны были в Бэлфере еще до войны Алой и Белой розы.
— Бивены были в Бруклине еще до подземки.
— Прошу прощения?
— У меня тоже всякие предки. В Бруклине надо глубоко копать, если хочешь что-то найти.
— Никогда не слыхал о Бруклине.
— А о Нью-Йорке слыхали?
— Разумеется.
— Один из районов.
Лорд Маршмортон снова запалил трубку. Разговор уходил в сторону от основной темы.
— Это совершенно невозможно.
— А почему?
— Мод такая молодая.
— Естественно. Она — ваша дочь.
— Слишком молода, чтобы знать, чего она хочет, — настаивал лорд Маршмортон, усилием воли подавляя чувства, вызванные замечанием Джорджа. Он думал о том, что этот чрезвычайно приятный молодой человек сильно осложняет ему жизнь. Совершенно же обескураживало то, что они вдвоем составляли отменную компанию — лучшую, по сути дела, чем все, что граф мог припомнить в последние годы своей довольно одинокой жизни. — Сейчас она, конечно, воображает, что безумно влюблена в вас. Это абсурд.
— И не говорите, — сказал Джордж. Лишь благодаря тому, что все приходили в его коттедж, чтобы сообщить, как Мод его любит, ему удавалось избавиться от мысли, что случай его — совершенно безнадежный. — Это невероятно. Это — чудо.
— Вы — романтический молодой человек, и сейчас вам кажется, что вы влюблены в нее.
