Артур Гафуров - Пока не проснулись сомнамбулы
Крик.
Громкий крик.
Вопль, чуть ли не визг, прямо за стеной.
Да, людей не видно, но в определенные моменты их можно услышать. Вот как сейчас. Только тогда понимаешь, что на самом деле ты не один. Судя по силе крика, в тот момент не одинокими себя почувствовала добрая половина жильцов дома. Но как отчетливо все слышно, как будто прямо за стенкой. Черт, уж не в квартире ли Светланы кричали? Уж не сама Светлана ли?
Не успел я даже подняться с дивана, как в дверь стали яростно барабанить, затрезвонил звонок. Агат подорвался с места, заворчал. Я, как был, в старых шортах и дырявой футболке кинулся к глазку. И вправду Света. Что случилось?
— Что случилось?
Едва я успел открыть дверь, как рыдающая и трясущаяся, как осенний лист, девушка повисла у меня на шее. Она не могла вымолвить ни слова, только что-то нечленораздельно мычала, не отрывая лица от моего плеча. Казалось, она смертельно напугана. Не порешили ли часом кого-нибудь в соседней квартире? Зная образ жизни моей соседки, а также ее неразборчивость в выборе ухажеров, такой вариант нельзя исключать.
Наконец Света выдала что-то более-менее внятное…
— Там… В комнате… Глаза… И еще…
— Что еще? Какие глаза, Светочка? Тебя кто-то напугал?
Она только коротко кивнула и вновь залилась слезами. Большего добиться не удалось. Ну, вроде бы, есть шанс, что все обойдется без трупов. Если, конечно, пресловутые «глаза» не отделены от чьей-либо головы.
Тем временем в «тамбуре» стали собираться остальные соседи. Посмотрев в глазок, я увидел прибывающий народ. Настроение у всех боевитое, как на митинге против сноса гаражей. Возглавлял процессию лысый усатый дедок с верхнего этажа, известный в узких кругах как ярый борец за моральное здоровье нации. По всему, уже и полицию вызвали… Надо разогнать их, пока не поздно.
Я отвел соседку на кухню.
— Так, Светик, ты пока посиди здесь, — Света вцепилась мне в руку, не желая отпускать, но я тактичным приемом вывернулся из ее объятий. — А я схожу побалакаю с соседями. Чтобы тебя больше никто не напугал, с тобой останется Агат. С ним не так страшно?
— Не та-ак… — всхлипнула она.
— Вот и славно, — девочка выглядела жалко, но сейчас не до сантиментов: если приедет полиция, кто-то по-любому обзаведется проблемами. Возможно, как раз Света. Как минимум, из-за криков после одиннадцати вечера.
За время моего кратковременного отсутствия возле дверного глазка народу возле дверей ощутимо прибавилось. Похоже, с каждого этажа человека по два-три, не меньше. И все очень возмущены и жаждут расправы.
— Ни стыда, ни совести нет! Так орать посреди ночи! Внуков мне перебудила! — вещала высокая пожилая женщина со следами хронического недосыпа на лице.
— Я битый час дочку укладывал! — вторил ей сутулый лысеющий очкарик, в котором я опознал своего соседа по парковке. — А эта ненормальная так визжала, что теперь ее до утра не успокоить.
— А мы вообще уже спать легли, — внесла свою лепту соседка тетя Оксана. — Я уж сколько ее терпела, из уважения к родителям… Хорошие люди… И Света хорошей девочкой была. Но теперь просто караул. Вы бы видели, кто к ней ходит.
— Да мы видели, — хором отозвались несколько голосов.
— Милицию уже вызвали? — громко осведомился дедок, тот самый, который борец за нравственность.
— Сейчас, сейчас… — низенькая щуплая бабуля, которая приходилась дедку женой, подслеповато щурясь, наугад тыкала в кнопки мобильного телефона. Причем, натыкала она уже столько, что цифр хватило бы на вызов всех экстренных служб столицы, а не одной лишь «02».
Я решил, что пора вмешаться.
— Господа, господа! Прошу меня простить, но дело в том, что вы зря здесь собрались.
Толпа тут же возмущенно загалдела.
— Как это зря?
— Мы тоже здесь живем!
— Ты вообще кто такой?
— Светкин хахаль очередной, вон кто!
— Может, он ее того?
— Да ну! Убил, что ли?!
«Да уж… Вот тебе и здоровайся с ними в лифте после этого. Уже три года здесь живу, все туда же — незнакомец, чужак. Вы бы так свои гражданские права отстаивали, когда вскрывается очередная миллионная афера очередного проворовавшегося чинуши. С девочками воевать много смелости не надо».
К счастью, за меня вступилась тетя Оксана.
— Да свой он. Из сто пятой. Верин муж.
— А что тогда защищает ее? — ощерился дедок, которого, как я к месту вспомнил, звали Семеном Ивановичем.
— Потому что живу ближе всех и знаю ее лучше. Да, к ней ходят разные… люди, но скажите честно, кому из вас они навредили? — тут я невольно покривил душой: не так уж давно жертвой царящих в соседней квартире страстей чуть не стал кузен моей жены. — Ну да, шумели, бывало. Но поднимите руки те, кому Света или ее друзья навредили лично?
— А как же, еще как вредили, — подхватил очкарик, впрочем, не очень уверенно. — Детей страшно выпускать одних.
— А что, кто-то жаловался?
— Да нет, пока не жаловались… Неприятно просто…
— Дверь тут недавно ломали, — вспомнил кто-то.
— Год назад Мягков из восемьдесят девятой тоже ломал посреди ночи, — парировал я. — Никто даже посмотреть не вышел, не говоря уже о полиции.
— Шумят еще… — добавил невысокий плотный мужчина в тельняшке.
— Дядя Мить, вы тоже шумите на день ВДВ, — возразил молодой парень, его сосед, и многие его поддержали.
— Эх…
Жильцы стушевались. Возможно, в другое время мне не удалось бы так просто их смутить (хотя, конечно, в большей степени они смутили сами себя), но на дворе уже ночь, все сонные, усталые… Кроме того, лестничная площадка просто не рассчитана на одновременное пребывание такого количества народа: теснота, жарко, душно. По одному, по двое, люди стали возвращаться в свои квартиры, даже не дожидаясь окончания дебатов. Бабка, так и не вызвав никого, засунула телефон в карман фартука. Ушли и тетя Оксана с мужем, и Женя Кондратенко из сто четвертой, который за все время разборок, кажется, не проронил ни слова.
— Еще раз услышу что такое — вызову милицию, — пригрозил лысый дед, последним покинув «майдан». — Тоже мне удумали… Орать посреди ночи… Свиньи.
Сам ты старый хрен, мысленно попрощался я с ним. Кто мне грозился колеса проколоть, когда я две минуты подогнал машину к самому подъезду, чтобы выгрузить новые табуретки? Ладно, можно возвращаться домой. Надеюсь, Света хоть немного пришла в себя.
Света, как оказалось, все еще была далека от спокойствия, но хотя бы больше не кричала и не билась в истерике. Я застал ее на кухне, она сидела на полу в обнимку с Агатом и просто плакала. Слезы двумя нескончаемыми потоками текли из глаз, щедро орошая ее белую футболку и темно-серую, с вкраплениями черного, собачью шкуру. Интересно, давно она так? Меня не было минут пятнадцать, за это время можно успеть наплакать чертову уйму слез. Я молча достал из шкафчика валерианку, капнул несколько капель в стакан, разбавил водой и протянул девушке.
— На, выпей. Должно помочь.
— Спа… Спасибо, — слабым голосом отозвалась она и, всхлипнув, приняла питье. Пила осторожно, маленькими глоточками, боясь расплескать: руки ее тряслись, да и все тело иногда подергивало легкой судорогой. Еще бы — разве можно столько плакать?
Допив, Света попыталась подняться, но ноги не слушались. Я помог.
— Тебе бы умыться… Выглядишь ужасно, если честно. Пойдем, провожу тебя в ванную.
— Хорошо…
Такое послушание мне было в новинку. Например, с Верой в моменты, когда она не в себе, вообще невозможно договориться. И не важно, напугана она, расстроена или зла. На нее нападает какое-то непробиваемое упрямство, и все, на что она становится способна — это просто мотать головой, отвергая любую просьбу или предложение. Раньше меня это доводило до белого каления, потом ничего, привык. А вот Света, казалось, вообще не могла заупрямится, в нее на генетическом уровне не было заложено слово «нет», особенно в отношении мужчин. И этим часто пользовались, в том числе не очень порядочные люди. Вот и сейчас, наблюдая, как покорно она исполняет все мои просьбы, я лишний раз убедился в чудном складе ее характера. Интересно, смог бы я встречаться с ней? Едва ли. Любые отношения — это диалог, а тут какой-то театр марионеток получается. Найти бы ей хорошего парня, который не знает о ее прошлом или примет ее такой, какая она есть. Но с хорошими парнями Свете скучно. Что ж, может, со временем что-нибудь изменится.
Но я отвлекся.
Приняв успокоительное, умывшись и выпив чашку горячего чая, Светлана, наконец, смогла говорить.
— Филипп, ты решишь, что я чокнулась или накурилась, но клянусь тебе, ничего такого я не принимала.
— Я тебе верю, — как можно более спокойным голосом ответил я.
— Я видела такое… Такое.
— О чем ты? — глядя на ее лицо, я испугался, что сейчас она снова заплачет. — Что ты видела?
