Светлана Багдерина - Каждый Наследник желает знать…
– А разговаривать, часом, он не умеет? – глянул с надеждой сначала на голубя, потом на атлана менестрель.
– Н-не думаю… – без особого убеждения пробормотал окончательно растерявшийся медик.
– Хотя при его цене мог бы не только говорить, но и пирожки жарить, и на скрипке играть, и крестиком вышивать, – заметила Сенька.
Птичка, похоже, соображений царевны не разделяла, потому что коротко буркнула что-то себе под клюв и демонстративно повернулась к честной компании тылом.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что к лапке голубя был прикреплен небольшой цилиндрический футлярчик – увы, пустой.
– Значит, он письмо сюда принес, – глубокомысленно почесал подбородок отряг. – Которое старушка достала, прочитала…
– И убежала, – снова добавил Кириан. – Предварительно превратившись в ведьму.
– А может, ведьма уже была с ней? – Сенька кивнула на задвинутый к стене ассортимент тарелок. – Для одного человека – многовато.
– И они вместе убежали? – уточнил бард.
– Может, вместе. Может, по отдельности… – вздохнула царевна. – Главный вопрос теперь в том, вернется ли бабулька обратно…
– А если вернется, то когда, – резонно подытожил конунг. – Нам ждать недосуг.
– Хм-м-м… – хмуро скрестила руки на груди Серафима, обдумывая возможные варианты развития событий – один другого кислее.
Вдруг глаза Кириана зажглись.
– Слушай, Фикус!
– Да, музыкант? – настороженно покосился на него лекарь.
– А ты умеешь этими птичками пользоваться? – бард ткнул пальцем в голубя, апатично восседавшего на жердочке, словно происходящее вокруг его совсем не касалось.
– Нет, – покачал головой атлан. – Этим занимается исключительно королевский голубятник, волшебник, перенявший секреты ремесла у своего учителя лично. Да я и не думаю, чтобы почтовые голуби стали слушаться простого человека…
– Жалко, – поджав губы, хмыкнул менестрель. – Значит, отправить его с запиской к Вишне или Груше не удастся…
– И что теперь делать будем? – вопросительно пробасил отряг.
– Как всегда в таких случаях, – вздохнула Сенька, – поступим предельно тупо.
– Это как?
– Пойду, поговорю с соседями. Ждите меня… ну, скажем, на том же углу: в дом вернуться без наших переодеваний я все равно не смогу. Да и зачем?
– Осмелюсь предложить вашему величеству и вашему высочеству встретиться в трактире, – услужливо произнес знахарь. – Направо, в двух кварталах отсюда, на углу этой улицы и Большой Торговой. «Скелет в шкафу».
– Замечательное название! – хмыкнул Кириан, и глаза его впервые за весь день радостно заблестели.[41]
Оживился и Олаф:
– А пирогами там кормят?
– Что закажете, ваше величество, тем и кормят.
– Первая хорошая новость за сутки! – расцвел было конунг, но почти сразу же осекся смущенно. – Слушай, Сим, если хочешь, мы можем пойти говорить с соседями вместе с тобой!
– Если они окажутся не слишком разговорчивыми, я намекну им, что ты тоже хотел заскочить пообщаться, – дрогнули губы Серафимы в шкодной улыбке, но тут же снова поджались и напряглись.
– Что случилось? – заметил и забеспокоился рыжий воин.
Но ее ответ был обращен к придворному знахарю.
– Мастер Фикус… а Груша когда-нибудь вообще держала в доме птиц?
– Что? – встрепенулся, точно испуганный селезень, доктор, вырванный обращением откуда-то из глубин своих мыслей. – Птиц?.. А-а, нет, что вы, ваше высочество. Собака у ней была, большая, рыжая такая, одноглазая, злющая… а птиц не было. А отчего вы спросили?
Царевна окинула критическим взором ажурное сооружение из медной проволоки, прикидывая, не могла ли строгая бабка помещать туда в качестве наказания разбушевавшуюся псину, но отмела это предположение как вивисекторское изначально и вздохнула.
– А оттого, мастер Фикус, что если волшебные голуби, кроме писем, не носят с собой еще и клетки…
– Старушка могла ее купить на любой барахолке, – возразил бард.
– Вот именно, – поправила меч Сенька и шагнула к двери. – Могла – и купила. Но это означает, если я хоть что-то соображаю, что случайное письмо у нас на глазах превращается в регулярную переписку.
– С каждой минутой становится всё яснее и яснее… – пробормотал отряг, страдальчески морща лоб в попытке выжать из их ситуации хоть каплю смысла или логики. – И, кстати, собаку-то как раз я во дворе не заприметил.
– Погулять удрала? – пожал плечами Кириан, вспомнив собачьи сообщества, рыскающие по улицам в поисках еды и развлечений, представил одно из них, возглавляемое большой рыжей злобной псиной, увидевшей, как из дверей ее дома появляются непонятно кто…
– Когда будем выходить, ты, Олаф, первым иди, – хмуро проговорил миннезингер.
– Почему? – удивленно глянул конунг.
Голос менестреля дышал спокойным мужеством и верностью долгу боевого товарищества.
– Сейчас моя очередь прикрывать тылы.
Как бы ни ухмылялся конунг и ни хихикала царевна, было похоже, что Кириан отнесся к выбранной себе задаче чрезвычайно ответственно: Фикус и Олаф спустились во двор, обошли его в поисках собаки или хоть чего-нибудь, что могло бы подсказать, куда ушла ее хозяйка, ничего не обнаружив, вышли на улицу… А его все не было и не было. Но когда отряг и знахарь уже начинали волноваться, не приключилось ли чего с пиитом,[42] и рассчитывать, в каком сочетании им меняться одеждой и инструментами, чтобы снова вернуться в дом, дверь, наконец, распахнулась, выпуская на крыльцо странно задумчивого и притихшего менестреля.
И никто из его товарищей не видел, как в открытое окно дальней комнаты вылетел и пропал в синеющем подступающей ночью небе королевский голубь.
Прошел почти час, прежде чем Сенька, утомленная, но еще больше – угрюмая, ловко проманеврировав между занятыми до последнего угла столами, приземлилась рядом с товарищами.
На улице было тепло, и большой камин в дальней стене зиял холодным черным провалом за витой чугунной решеткой. Какофония из гари и кухонных ароматов наполняла общий зал, смешиваясь причудливым образом с запахом горячего железа и меди. Ровный гул голосов и стук оловянной посуды о медные столешницы вызывали мысли то ли о какой-то странной кузнице, то ли о большом загадочном механизме.
Так вот ты какой – атланский трактир…
Серафима пробежала по столу голодным взглядом. Конунг, перехватив его, заботливо придвинул ей кувшин с пивом.
– Мы тебе заказать чего-нибудь хотели, но побоялись, что остынет.
– Ну, фак, фё-нифуть фыиснивось? – Кириан, тоже поймавший взор царевны, торопливо затолкал в рот последний пирожок, еще остававшийся на блюде, и с нетерпением подался вперед.
– Матушка Груша не вернулась?.. – тревожно моргнул знахарь, и быстро добавил: – …ваше высочество.
– Давай пока без величеств и высочеств, ладно? – устало выдохнула Сенька, плеснула в свободную кружку пива, понюхала, сморщилась, но все равно пригубила – ровно настолько, чтобы убедиться, что обоняние ее не обмануло.
– Похоже, дело отравления клиентов поставлено здесь на поток… – скривилась она и брезгливо отодвинула оловянную тару.
Из-за спин посетителей, расположившихся за соседними столами, вынырнула пышнотелая низкорослая женщина в вышитом желтом чепце и в то ли застиранном, то ли по жизни бежевом фартуке поверх красного платья. Приняв заказ на свиное жаркое с картошкой и зеленью,[43] она коротко кивнула и снова пропала в гуще толпы, как охотник в лесу.
– Ну так что? – прожевав, повторил свой вопрос менестрель, обиженный отсутствием немедленного ответа.
– Ничего. В последний раз соседи видели Грушу с месяц назад. Вернее, так видели, что запомнили это.
– А еще можно видеть так, чтобы не запомнить? – отхлебнув из отвергнутой Сенькой кружки, ехидно сострил бард.
– Можно, – ко всеобщему удивлению не поддалась на провокацию их разведчица. – Например, никто из тех, кто гоготал над нашими нарядами, уже через полчаса не вспомнил, что мы заходили в дом.
– Это как так? – нервно оглянулся по сторонам Олаф. – Магия?
– Угу, – исчерпывающе отозвалась царевна.
– Но матушка Груша не ведьма! – возмущенно покраснел придворный врач.
– Быть ведьмой – не стыдно, – сурово проговорила Сенька, и Фикус завял.
– Да, ваше высоче… Да. Нет. Ничего стыдного. Совсем. Ведьма – профессия не хуже и не лучше плавильщика, скажем, или гончара, или лекаря. Но…
– Но при встрече с гончаром и даже с лекарем никто не старается на всякий случай перейти на другую сторону улицы, – усмехнулась царевна.
– Нет!.. То есть… да…
Менестрель поискал глазами, чего бы еще съесть, не нашел, и долил себе пива.
– Заклинания отвода глаз и склероза, – подняв указательный палец к закопченному медному потолку, провещал поучительно он, – мог бы накладывать на нее этот ваш колдун-коммерсант, как его там… Саксаул?
