Валерий Сенин - Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Я стою в очереди на маршрутку, чтобы ехать на завод. В этом году я даже отпуск не брал. После того, как зимой мы лишились алмазов, я забрал свое заявление об отпуске. Зачем он нужен, если нет денег и никуда не съездишь?
Получается, что треть жизни я вкалываю за кусок хлеба, треть жизни сплю, и последняя треть распределяется между женой, любовницей, детьми и телевизором. И это все?
Как говорит моя мама, бедность не порок, а вредная привычка.
Дождь усилился. Черт возьми! Опять приеду на работу мокрым, утром послушал по радио прогноз погоды и оставил зонтик дома, потому что обещали сутки без осадков. Но через десять минут после этого сообщения, когда я уже вышел, начался дождь, и он, похоже, не собирается останавливаться.
Вчера получил по почте заказное письмо от мамы. Хотя она живет на соседней улице и могла бы зайти и спокойно поговорить, но она пишет письмо. На шести страницах очень занудно описывает, как она осушала болота Ленинградской области. А в конце письма просит зайти к ней в ближайшее время и в обычном для себя стиле заканчивает: «Эйнштейн опирался на Ньютона и поэтому создал свою теорию, а ты, головастик, можешь опереться на меня и воплотить теорию в практику». Не понимаю, что она имела в виду.
На заводе все по-старому, только в нашей бригаде прибавилось народу: часть болевших вышли на работу, потому что дома жены не давали им пить спирт. Седой коротышка Власов бродит по цеху и ругает тех, кто производит много металлической стружки и пыли и не сметает их тут же со станка. Неделю назад он вывесил на стене список тех, кого расстреляли бы в сталинские времена за несоблюдение чистоты и порядка на рабочем месте. Я в этом списке числюсь вторым после Славы Ершова, так что меня расстреляли бы в числе первых. Прикольщик Ильич приписал в конце списка начальника цеха Каца, директора завода Удавченко и самого Власова – автора списка (а себя вычеркнул).
Весь день я простоял у станка, как робот, а перед самым окончанием смены сел на стул, вытащил из тумбочки книгу Чарльза Буковски (он один из моих любимых авторов), расслабил уставшие ноги, и тут же из-за станка вынырнула кладовщица Белова, некрасивая блондинка неопределенного возраста (иногда ей можно дать всего тридцать, а иногда все шестьдесят). В нашем цехе, кроме меня, ее все трахали – кто по собственному согласию, а кто и по принуждению, потому что иначе кладовщица могла выдать несколько раз подряд хреновый резец, а это, как понимает любой токарь, удар по зарплате. А меня Белова обычно обходит стороной, потому что я – самый некрасивый мужчина нашего цеха (с ее точки зрения, конечно, моим женщинам я все же нравлюсь). А сегодня Белова, судя по всему, решила заполнить и этот пробел. Неприятно обнажая в улыбке свои кривые зубы, она подошла ко мне, похлопала по плечу и сказала:
– Игорек, пойдем со мной, в кладовой надо переставить пару ящиков.
Эти же слова она говорила всем нашим мужчинам, а потом трахала их на ящиках в своей кладовке. Я положил книгу на тумбочку, встал и пошел вслед за Беловой, разглядывая ее фигуру, затянутую в белый халат. А что, задница у нее очень даже ничего, симпатичная задница, и если женщина встанет на колени, наклонится вперед, а я пристроюсь сзади, то будет очень даже возбудительно. Я шел за ней и постепенно возбуждался.
Своим Александрам я никогда еще не изменял, и, скорее всего, зря.
Итак, я шел сзади за кладовщицей, смотрел на ее виляющую из стороны в сторону задницу и предчувствовал, со сладким томлением ниже пояса, что это сейчас произойдет (и я не буду сопротивляться). Мы зашли в кладовую, Белова подвела меня к штабелю, в котором стояло не менее пятидесяти ящиков, и сказала:
– Вот эти пятьдесят шесть ящиков устаревшей продукции сегодня надо перевести на первый этаж, через час придет машина. Это распоряжение начальника цеха Каца, бери себе в помощь Славика Ершова и шустрите, ну, а от меня вам литр спирта.
Улыбающаяся Белова поставила на стол пузатую бутылку с прозрачной жидкостью и посоветовала:
– Только вначале сделайте работу, а потом пейте, впрочем, за вами проследит Иосиф Ромуальдович, он же всегда уходит из цеха последним.
После такого пролета с Беловой-любовницей мое настроение упало почти до нуля, уставшие после смены ноги яростно запротестовали, я схватил улыбающуюся кладовщицу за рукав халата и спросил:
– Ольга, а почему ты из всего нашего цеха не спала только со мной?
Некрасивая женщина перестала улыбаться, внимательно поглядела в мои глаза и ответила:
– Но для этого мне пришлось бы выпить алкоголя, а я не пью.
Белова вышла из кладовой, а я подумал, что изменять своим Александрам не буду. Возможно, это произойдет когда-нибудь в другой раз с более красивой женщиной...
Двери открылись, и в кладовую вошли начальник цеха Кац и токарь Славик Ершов, тридцатилетний крепыш. Кац подошел к столу, взял бутылку со спиртом, открыл, понюхал и сказал:
– Балует вас Ольга.
Потом он глотнул, сощурил глаза, почмокал полными губами и выдал заключение:
– Девяносто два градуса, чуть меньше нормы. А вы, ребятки, начинайте работать, машина внизу уже стоит.
Мы укладывали на тележку по десять ящиков, отвозили тележку к лифту, спускались на первый этаж и там погружали их на машину. Потом мы поднимались наверх, и процедура повторялась. Ящики были тяжеленными, килограммов под семьдесят, и громоздкими. Через пять минут работы наши спины уже взмокли от пота. А Иосиф Ромуальдович Кац сидел в это время на стуле, забросив ноги в красивых блестящих ботинках на стол, делал маленькие глотки из бутылки и при нашем появлении рассказывал:
– Друзья мои, самый лучший спирт я пил в госпитале, когда работал там хирургом, ведь я закончил Первый медицинский, так вот, хирург из меня получился отличный, но многие хирурги много пьют, и после этого у них, естественно, дрожат руки, а чтобы руки не дрожали, необходимо пить спирт. Я, к примеру, перед каждой операцией выпивал двести граммов, и потом блестяще работал, сам Амосов мне завидовал и приезжал посмотреть на мои операции. Так вот, в тот раз я превысил норму спирта в полтора раза...
Что случилось дальше, мы со Славиком уже не слышали, потому что выехали из кладовой. А когда через пятнадцать минут вернулись обратно с пустой тележкой, начальник цеха, успевший отпить из бутылки примерно треть, снова обратился к нам:
– Ответьте мне, мои юные друзья, каким образом за полчаса освободить переполненный народом южный пляж в разгар летнего сезона?
Мы пожали плечами, а улыбающийся Иосиф Ромуальдович глотнул из бутылки и сообщил:
– Да это же элементарно, Ватсон: нужно три килограмма дрожжей забросить в туалет, в центр дерьма. Мы с моим другом поступили так по совету его деда, и через полчаса из окон и дверей туалета поперло дерьмо в неимоверном количестве, как в сказке манная каша из горшочка, и через полчаса на этом пляже уже никто не загорал, можно было ложиться на любое место.
Славик спросил:
– И вы с другом сразу же заняли по три места?
Кац мотнул головой:
– Да нет, позагорать в тот день нам не удалось: крымские менты загнали нас в подвал строящегося дома, и пятнадцать суток мы бетонировали там полы. А когда нас выпустили, отпуск уже кончился, и пришлось ехать домой в бледном виде. Жена мне не поверила, что я был на юге, решила, что зависал у любовницы под Ленинградом...
Мы выехали с груженой телегой из кладовой, и Славик заметил:
– Игорек, с такими скоростями начальничек может все выпить в одиночку.
Я пил немного, поэтому это известие меня не огорчило. Славику же требовалось гораздо больше, поэтому он стал работать быстрее. Предпоследнюю тележку мы разгрузили за пять минут, влетели в кладовую и яростно принялись грузить последние ящики. Иосиф Ромуальдович допил уже до половины бутылки. Покуривая папиросу, он сидел расслабленно на стуле, закинув ноги на стол, и рассказывал очередную байку:
– ...И вот, друзья мои, на Маринку я залез утром первого июня, а слез вечером второго августа, потому что мой «Суворов» никогда не падал в таких ситуациях – раз попал на хорошую бабенку, значит, не остановится до последней капельки спермы, а во мне тогда спермы было на два Балтийских моря. Ну, конечно, после этого Маринка согласилась стать моей женой, хотя я уже был женат на Раисе. И два года мы жили втроем душа в душу, пока я не влюбился в рыжую Галю, которая оказалась очень ревнивой и разрушила наше райское гнездышко. Она написала заявление в суд, и меня осудили за двоеженство и посадили на два года, а когда я вышел, все три мои любимые уже были замужем за разными мужиками. И с тех пор я женщинам не доверяю, с тех пор я люблю только мужчин.
В этот момент мы догрузили на телегу последнюю партию ящиков и выкатились из кладовой. Славик усмехнулся:
– У начальничка, кажется, потекла крыша, у него всегда она течет после пол-литра. Ты общался с ним в такие моменты?
